Вот и получается, что протестантская ветвь православия появилась, в отличие от католической, не после того, как утвердилась основа, а до нее. От простоты к усложнению обрядов, языка книг. Как бы то ни было, но раскольники нужны, так же как и никоновцы, ибо все они русские люди, и просто так смотреть на гибель достойных, пускай и немного отличающихся по своим вероубеждениям, по меньшей мере глупо и недальновидно. Ведь, насколько я знаю из истории, именно раскольники вели предпринимательскую деятельность лучше, чем их собратья по вере, да и чувство братства у них было выражено четче. Правда, надо заметить, что это могло случиться из-за гонений на них, но факт остается фактом.

– Мне надо, чтобы ты, епископ, через пару дней, крайний срок – три дня, подготовил список тех, кто за, а кто против облегчения участи раскольников.

– Я сделаю это.

– Кроме того, нужно, чтобы ты взял под свое крыло весь корпус Русских витязей, а потом, после назначения, передашь его отцу Варфоломею, – заверяю его.

– Вот, значит, как. Лихо, ваше величество, ничего не скажешь, одним выстрелом двух зайцев разом пристреливаете, – усмехнулся епископ, скидывая маску растерянности.

– О чем это ты, епископ?

– Уже ни о чем, просто мысли вслух. Что ж, клобук патриарха с посохом и крестом стоят этого. Если будет угодно Богу, то я передам корпус отцу Варфоломею, на его личное попечение, и не буду влезать в его дела. Вот только если действительно стану патриархом Московским и всея Руси, что, согласитесь, государь, весьма сложно…

– Не беспокойся, это уже не твоя забота, епископ, тем более что кое-какие наработки по витязям и некоторым вопросам подхода к обучению молодых воинов отец Варфоломей уже разобрал. И конечно же, он при встрече обязательно обсудит их с тобой… А потом передаст мне, для утверждения, – улыбаюсь епископу, на лбу которого выступили капельки пота: все же не выдержал святой отец, дал слабину.

Хотя это и немудрено: решения такие, что за минуту принять их просто нельзя. Нужно обдумать, посовещаться с некоторыми собратьями епископами, архиепископами, митрополитами, или, наоборот, держать их до конца в неведении – все зависит от связей Иерофана и выбранной им самим стратегии. Что ж, Бог ему судья, да и мешать ему не хочется, посмотрим, что из этого выйдет. Время терпит.

Уже через пять минут дверь моего кабинета закрылась за епископом.

Я сидел и листал документацию правительства, изучая законы и указы Петра, которые он успел ввести за это время, и старался вникнуть в суть проблем, которых пока еще можно было избежать.

Отложив потертые бумаги, взял в ладонь гусиное перо, обмакнул в чернильницу-непроливайку, медленно вывел на белом ватмане, лежащем передо мной:

Раздражение властью…

Так уж получилось, что при моем батюшке, пускай и ненастоящем, оппозиция была особо сильна. Хм, нет, не так, ее негодование было крайне сильным, зачастую сводя все усилия государя на нет. Влиятельнейшие роды – бояре, дворяне, – в мгновение ока становились классом отверженных, придерживаясь русских традиций, сохраняя свою честь и свои понятия о должном русском праве. Можно ли судить их за то, что они хотят видеть Россию самобытной, а не каким-то придатком англичан и прочих немчур?

Ни в коем случае! Да и, честно сказать, сам Петр этого не хотел, да вот только многого не понимал. Ведь есть такая поговорка: «По себе людей не судят», и смысл ее в том, что незачем думать за других! Да, несколько приземленно, зато доходчиво.

Что ж, можно порушить начинания отца, путем крови повернуть реку новаторства вспять, взять нужное от Запада и продолжать жить затворниками. Но надо ли это Руси – ей, почувствовавшей свой огромный потенциал, свою силу, предела которой просто-напросто нет? Нет, мое Отечество заслуживает большего, чем есть у него сейчас. Правда, все-таки нужно менять эту иностранную интервенцию кадров: оставить одаренных, а остальных выслать – нечего всякую шваль на просторах Русского царства держать, да еще кормить из казны.

Однако при всем при этом возвышение талантливых соратников, пусть и из низов, должно стать отличительной чертой новой политики, при этом не ущемляя старые роды. Как бы ни хорохорился Петр, понятия чести и истинного благородства сильны в большей степени именно в старых родах, в которых по паре десятков колен воинов. Правда, эти чувства можно взрастить, как это, к примеру, делается в корпусе, но это капля в море. Значит, необходима опора и среди старой аристократии, чувствующей свое обособленное положение в современной России. Что ж, первые наметки уже имеются, а это уже немало.

Так какие проблемы стоят острым клином между мной и боярством?

Ненужная практика обучения дворовых и боярских детей за границей – это раз. Накладно это и, конечно же, идет в ущемление интересам самой же Руси. Все из-за того, что отношение молодых недорослей на Западе к обыкновенным жителям такое же, как и здесь, то есть пренебрежительно-оскорбительное, да еще и излишнее своеволие проскальзывает в манерах бояр. Что ж, придется отменять это, оставив только как добровольное обучение.

Старый князь Ромодановский – это вторая проблема, которую я должен или решить радикально, или вовсе оставить все как есть. Хм, об этом стоит подумать, тем более что старик недавно просился на покой, сразу же после смерти отца. Отпустить его, что ли, со службы? Да вот беда, кадров для замены нет, а значит, Преображенский приказ останется без своего главы, а это мне не нужно. Следовательно, князь остается. А время пройдет, поглядим, как там будет дальше. Делаю пометку в своем дневнике: «Князь-кесарь оставлен в должности».

Ну и третье – это, конечно же, пренебрежение православием – взять даже известный Всешутейший пьяный собор. Что ж, с этими игрищами и распутством я тоже не согласен, можно найти более культурные развлечения, как-никак Русь всегда славилась светлыми головами.

День плавно перешел в вечер, а я даже не заметил этого. Спасибо моему бывшему камердинеру, ныне обер-камердинеру Никифору: по всей комнате в подставках и подсвечниках стояли толстые восковые свечи, отбрасывая свой желтый свет на ближайшие к ним предметы, выхватывая их из темноты. Глаза устали, хотелось закрыть их и уснуть, никуда не уходя. Но нельзя, нужно идти в опочивальню, к своей Юле, а завтра вновь заниматься государственными делами, решая ворох проблем, в надежде услышать хорошие вести – откуда-нибудь, хоть разок!

Одеревеневшие ноги нещадно кололо, словно сотни иголок пронзали их в самых разных местах. Кое-как добравшись до постели, скинул с себя камзол и рубаху, штаны, сапоги и прилег рядом с Юлей, тихо сопящей в подушку.

Февраль 1710 года от Р. Х.

Москва. Успенский собор

Снежные сугробы покрывали чуть ли не четверть всех дорог, ведущих в Москву, сани порой не могли пробраться через снежные нагромождения. Однако срочный созыв иерархов Русской православной церкви заставил многих почтенных архиепископов и митрополитов бросить свои дела и спешить в Первопрестольную. Ведь мечты многих властолюбивых церковных глав могли наконец сбыться, все же восстановление, то есть избрание патриарха давало многие преимущества, да и, чего скрывать, возвращала пошатнувшуюся было десять лет назад власть.

Я добился своего – начало Архиерейского собора неотвратимо приближалось. Труды, положенные на то, чтобы созвать церковных глав, были затрачены не зря. Так что удача все-таки соблаговолила повернуться ко мне лицом, а не задом. Вот только многие дела мирские и духовные требуют пристального внимания, невзирая ни на какие удачливые совпадения, к тому же сами иерархи все-таки люди, а значит, ключики к ним подбирать надо как можно скорее, и желательно начать это делать прямо сейчас…

Одним желанием людей не перекуешь под свои нужды. Именно поэтому необходимо предусмотреть любые случайности, связанные как с самими людьми, так и с временем проведения собора, о котором было объявлено аккурат за полтора месяца до Пасхи, дабы времени хватило добраться до Успенского собора даже из медвежьего уголка Русского царства, провести все положенные службы и только после этого начать Архиерейский собор.