То ли напиток обладал аккумулирующим свойством и в конце концов пронял человеческий организм, то ли на этот раз в фужере было что-то иное. Зал медленно поплыл перед глазами. Орайре улыбалась и Тассит улыбалась, томно вытянув губы. Давид улыбнулся в ответ. Откуда-то выскочила шальная мысль: «Почему бы и нет?» Фонари почти погасли, шум в зале перешёл в тихую возню и шёпот. Сидящий левее Тассит рта медленно запрокинулся и сполз по стене, блаженно закатив глаза. Дальше двое рта о чем-то увлечённо спорили, то и дело прерываясь для «кайях», следить за соседями по столу им явно было не под силу. А ещё дальше едва различимая в полумраке арт опускалась на четвереньки, призывно помахивая обнажёнными бёдрами. В ночь Кхи-шош’э дозволено всё.

Давид вытер выступивший на лбу пот. При всех, наяву, а не в психофильме?! Нет, это уж слишком! Откуда взялась такая дурацкая мысль?

Но Тассит идея дурацкой не казалась. В самом деле, поцеловаться-то можно. Они будут просто целоваться, этого вполне достаточно. Терпкий вкус губ, ласковое прикосновение мягкой шерсти, упругая грудь под тонкой тканью. «Кайях!» — орайре по-прежнему рядом. Протягивает вновь наполненные фужеры. Тягучий напиток без вкуса. Зал кружится всё быстрее. Тассит, не в силах сидеть, расслабленно опадает в его объятиях. Улыбка орайре. Почему-то её присутствие не смущает. «Кайях». Ещё? Не довольно ли? Он уже плохо осознает, что делает. Ну, пусть так. Фонари погасли, звуки затихли. Праздник закончился? Пора расходиться по домам? Нет, вряд ли он сможет идти. Даже встать.

Снова терпкий вкус губ, ласковое прикосновение мягкой шерсти, упругая плоть под тонкой тканью топа. Почудилось, что грудь в его ладони стала больше и мягче, но удивиться Давид не успел. Умелые пальцы уже направляли его член в горячую влажную мякоть под кожаной складкой, заставляя сознание уступить место инстинктам.

* * *

Пробуждение приходило медленно, постепенно. Голова не болела, чувствовал Давид себя превосходно. Только… ориентацию во времени и пространстве потерял.

Он приподнялся на локте, разглядывая место, где очутился. Мягкий матрас на полу, стены, завешенные гобеленами, окно, сверкающее дневным светом. Комната показалась знакомой, однако потребовалось минуты три, пока понял, где находится. Спальня Тассит. И сама девушка лежит рядом, посапывает во сне.

Давид осторожно выбрался из-под одеяла, критически оглядел себя. Тому, что голый, решил не удивляться. Тем более, одежда аккуратно сложена у стены. Он подошёл к окну, выглянул. Солнце миновало зенит и клонилось к западу. Ночное пиршество длилось до самого утра? А почему он не помнит, как возвращался? Его несли бесчувственным? Вот тебе и «кайях».

На нижнюю площадку из-за угла дома вышел Шубси. Зевнул, почесал загривок. Нехотя начал разминать мускулы. Обернувшись, гаркнул на кого-то невидимого за домом. Дождался, пока остальные четверо рта приковыляли к нему. Кажется, у всех сегодняшнее утро началось весьма поздно.

Давид постарался вспомнить ночь. Ясными воспоминания были до первого «кайях» с орайре. Наверняка прохвостка подменила напиток! Для чего? Чтобы ввести его в то же состояние, в котором находились и остальные, поправка на особенности обмена веществ инопланетника? Если дело лишь в этом, то пол беды. Вроде бы ничего запредельного он не натворил. Хотя…

Да, поцелуем дело не ограничилось. Подробностей вспомнить не удавалось, но это был настоящий д’айри. Такой потрясающий, что он перестал воспринимать происходящее как реальность, весь превратился в осязание, обоняние и вкус. Исчез дворец, гости, исчез праздничный стол. Лишь время от времени выныривал фужер с «кайях» в руке темноглазой арт. Он видел её лицо рядом со своим… и помнит вкус её губ, чуть иной, чем у Тассит. И…

Давид застыл, не видя больше, что происходит за окном. Он занимался любовью не с Тассит, с орайре?!

— Дади, привет!

Чувствуя, как мгновенно вспыхнули щёки и уши, Ароян обернулся. Девушка проснулась и глядела на него. Стало ужасно стыдно. Что помнила она о прошедшей ночи?

— Привет.

— Кхи-шош’э был изумительным, правда?

— Угу. Вспомнить бы, как мы домой добрались, — Давид подошёл к подруге, присел.

— Этого никто никогда не помнит. Засыпают все во дворце, а просыпаются дома.

— Ууу! Бедняжки орайре! Это ж сколько им народа утром перетаскать пришлось?

— Орайре уснули вместе со всеми, — смеясь, возразила Тассит. — Ртаари сами отправили гостей по домам.

— Усилием воли!

— Да, — девушка не поняла, что это шутка. — В прошлом году я заснула одной из первых. Боялась, опять так будет, мы даже поцеловаться не успеем. Но получилось наоборот, все уже спали кроме нас и девушка-орайре. Мы пили с ней кайях. А потом…

Тассит замолчала, пытливо заглядывая в глаза друга. Давид невольно потупился. Выдавил из себя:

— Что потом?

— Я не помню. Когда мы начали д’айри, она ведь оставалась рядом?

«Я тоже не помню», — мелькнула спасительная фраза. Но Давид не поддался искушению, признался:

— Орайре не только была рядом. Она…

Он не знал, как лучше объяснить, не солгав, и в то же время смягчить жестокую правду. Подруга поспешила подсказать:

— У нас был д’айри втроём? Конечно! Я всегда ощущаю твоё семя внутри себя, а сейчас его во мне нет. Значит, ты вылил его в орайре.

— Я не хотел, — всё, что Давид сумел промямлить в своё оправдание.

— Дади, почему ты расстроен? — удивилась девушка. Выбралась из-под одеяла, села рядом, ласково провела рукой по его голове. — Ты думал, что я буду сердиться? Но ведь это Кхи-шош’э! В такую ночь всякое случается. Когда ты выпьешь свою долю кайях, ты не знаешь, что с тобой происходит. Раз у нас было д’айри втроём, значит, так нужно.

Тассит действительно не придала значения происшедшему, случайный секс с орайре никак не отразится на их отношениях. Если он случайный… Мысль была неожиданной и неприятной. Кто-то снова пытался ими манипулировать. Кому и для чего это понадобилось?

Вопрос Давид произнёс вслух. Добавил:

— Я думал, орайре любят лишь своих ртаари. Арше выше, чем айри.

— Так и есть. Но кайях заставляет служительниц ощутить себя обычными арт.

— Но ведь не я угощал её «кайяхом», а наоборот. Пока она не села рядом с нами, голова у меня была ясной.

Некоторое время они сидели молча, глядя друг на друга, размышляя.

— Какого цвета была её юбка? — спросила наконец Тассит.

Ароян удивлённо моргнул, но тут же понял смысл вопроса. Каждая ртаари имеет свой цвет, и орайре используют его в одежде. Наморщил лоб, добросовестно пытаясь вспомнить. Добросовестно и безрезультатно.

— Не помню.

— И я не не помню.

— Вдруг это не орайре была?

— Кто же? Не смотрительница же! Их я всех знаю.

— Не смотрительница, — согласно кивнул Давид.

Ночь Кхи-шош’э принесла новую тайну вдобавок к тем, что так и остались необъяснёнными. В последние месяцы Давид начал забывать о них, поглощённый совсем иным, и мир Шакха решил напомнить чужаку об этом. Если ртаари пытались свести его с Тассит, то цель их достигнута. Странное происшествие во дворце вполне могло оказаться началом новой стадии эксперимента, он ведь по-прежнему ничего не знает о целях ртаари. Да, они могли быть добрыми, заботливыми богами для кхиров. Но кто они для инопланетных пришельцев? И кто такие Давид и Русана в этом мире — на самом деле?

Кхи-шош’э — переломная точка года, как и Кхи-охроэс. С него начинается осень. Последний дождь, не дождь даже, а дождичек, прокапал через три дня после отъезда Шубси, и на смену харрару пришёл зюдар. В первые дни месяца жара стояла летняя, но затем подули северо-восточные ветры, принесли с собой долгожданную прохладу. Тассит стала чаще вспоминать о тирче, рассказывала, чем в это время занимаются в Джасжарахо. Зюдар — горячая пора. Ачи и рта с утра до вечера в поле, да и арт работы хватает. В доме скоро вылупятся малыши, смешные крохотные младенчики.