На рабочей палубе царил разгром. Стена между коридором и химлабораторией была изувечена, облицовочные панели треснули, отвалились, оплавились и продолжали тлеть. Переборка из сталепласта вздулась огромными пузырями, будто жестянка под ударами великанов. Что творилось за ней, можно было догадаться. Но здесь она хотя бы выдержала!

Дальше по коридору, за лабораторией, находился стасис-отсек. Сейчас там зияла воронка, вытягивающая с палубы остатки воздуха. Понимая, что зря, что уже не помочь, Давид протиснулся сквозь разорванную переборку, сквозь раскалённую сталь, липнущий к рукавицам и башмакам пластик.

Освещения в отсеке не было, даже аварийного. Тусклый отсвет умирающих коридорных плафонов из-за спины, да красноватое свечение не успевшего остыть после взрыва металла. Давид включил фонарь. В густом дыму тот помогал слабо, но основное рассмотреть он смог. Левую колонну стасис-установки разметало в щепы, видимо, один из ударов пришёлся прямо по ней. Капсулы превратились в груду обугленного мусора. То, что в них находилось, — тоже. Правая пострадала чуть меньше. Её «всего лишь» вырвало из креплений, опрокинуло, ударом о переборку сплющило в блин. Во что превратились тела астронавтов, Давид понял, увидев сквозь лопнувшую, помутневшую крышку одной из капсул месиво, всего несколько минут назад по корабельному времени бывшее чьим-то лицом. Бортинженер не ошибся: в стасис-отсеке спасать некого. Ребятам повезло хотя бы в том, что умерли они во сне, быстро и безболезненно. Живым следовало позаботиться о живых.

Не мешкая, Давид выбрался назад в коридор. Внутренняя стена напротив отсека тоже была покорёжена. Отлетевшие пластиковые панели, прогнувшаяся плита переборки. Но хуже всего — в ней зияла рваная дыра размером с кулак, из которой валил густой жёлто-белый дым. Именно там, в самом сердце корабля, пряталась капсула с центральным мозгом компьютера. А прямо над ним располагалась вотчина Арояна — навигационная нейросеть. Там и дышать слишком громко не рекомендовалось, а тут — каменюкой со всей силы. Слабое утешение, что гипердвигатель не пострадал! Как его настроить для обратного прыжка? Да, вся информация сохранена в Звёздном Атласе. Но сколько же месяцев пройдёт, пока клеточная структура кибермозга восстановится? Если не лет.

За переборкой что-то потрескивало и достаточно громко хлюпало. Ароян скрипнул зубами: если квазиплоть выгорит, им никогда не выбраться из этой звёздной системы. Больше не разглядывая по сторонам, он рванул к киберотсеку.

Здесь, в противоположной части палубы, дыма почти не было. В тесной комнатушке кибернетика о катастрофе напоминали только ало пульсирующее табло над пультом и разноцветное крошево битого пластика под ногами. Слава богу, астероидам не хватило энергии прошить корабль насквозь. Хотя, кто знает, возможно, тогда разрушений было бы меньшее?

— Руся, Руся, ты меня слышишь? — Пелех стоял на коленях рядом с лежащей навзничь девушкой, осторожно тряс её за руку. Не останавливаясь, Ароян перепрыгнул через ноги кибернетика, подскочил к пульту, лихорадочно отыскивая нужные сенсоры.

— Ты что?! — взревел Пелех и тут же закашлялся. Наглотался дыма в коридоре, да и воздух на палубе становился разреженным.

— Там мозг горит! Понимаешь, чем это закончиться может? Для нас всех! — Давид повернулся, разглядывая приборные шкафы, тянущиеся вдоль обеих стен. — Тушить нужно. Не знаешь, где это?

— Понятия не имею!

Долбаная специализация! Ароян чертыхнулся в сердцах. Каждый знает исключительно свои обязанности. Размеры корабля ограничены активным радиусом сферы масс-информационного преобразования. Соответственно и количество людей в экипаже мизерное, тут уж не до взаимозаменяемости. Он снова беспомощно обвёл взглядом отсек, посмотрел на лежащую девушку. От губ по щеке её вилась тонкая струйка крови.

— Что с Русаной? — спросил. — Она жива?

— Жива! Должно быть, ударилась сильно — не могу в сознание привести. Нужно её выносить наверх, здесь дышать нечем.

— Угу. Только сначала мозг потушим. А то спасать друг друга будет бессмысленно.

Пелех рыкнул, зло тряхнул головой. Затем посоветовал:

— Думаю, автоматика не действует. Попробуй вручную. Вон, пеногасы висят. Залей капсулу прямо сквозь дыру в переборке.

Давид недоверчиво покосился на кибернетика. Если бы это она сказала…

— А не опасно?

— С какой радости? Пена инертна. Всё рано хуже не сделаем. — Пелех осторожно приподнял девушку за плечи. — Ладно, ты гаси, а я Русю попробую вынести.

— В одиночку по лестнице не поднимешь…

Антон презрительно окинул взглядом фигуру навигатора.

— По себе не суди!

Давид почувствовал, что краснеет. Быстро отвернулся, хоть за щитком гермошлема вряд ли удалось бы разглядеть изменение цвета кожи на щеках. Он каждый раз тушевался в подобных обстоятельствах. Что ж, всё верно, в экипаже он самый маленький и хлипкий. От навигатора физическая сила и выносливость не требуется. Не ему высаживаться на открытых планетах, часами ползать в полной защите по горам, пустыням или джунглям. Его удел безвылазно сидеть в скорлупе гипер-разведчика от старта до возвращения в док. Его талант и предназначение в ином.

В общем-то, все это понимали. Но на время Манёвра Перехода именно навигатор оказывался главным на корабле. А трое его подчинённых были не просто друзьями, товарищами по экипажу. Они были семьёй. Молодые, уверенные, решительные. Настоящие герои. И каждый смотрел на него сверху вниз, был на голову-полторы выше. Даже Орелик могла запросто уложить на обе лопатки, о Торресе и Пелехе и говорить не приходилось. Нет, он не умел ими по-настоящему командовать несмотря на то, что был старше и по должности, и по возрасту.

Пилот поднял девушку на руки и попробовал открыть двери отсека. Сенсор-датчики не действовали, работала одна тупая механика, признающая лишь грубую силу.

— Давай открою, — Давид попытался протиснуться к двери.

— Не мешай! — тряхнул головой Пелех.

Силёнок ему было не занимать, но и ноша оказалась под стать. Поняв, что освободить одну руку не получится, пилот развернулся, уперся в сталепласт плечом, надавил. Дверь недовольно хрустнула, но с места сдвинулась, ушла в паз.

За несколько последних минут в коридоре кое-что изменилось. В первый миг Давид не понял, что именно. Затем сообразил: освещение. Плафоны больше не мигают. Он быстро взглянул на датчики. Падение давления прекратилось, а температура даже поднялась немного. Значит, корабль самовосстанавливается, мозг жив.

Пелех потащил кибернетика к ближайшему шлюзу, а Давид метнулся в глубь палубы, к тому месту, где зияла дыра во внутренней переборке. Здесь по-прежнему клубился дым, расползаясь по коридору. Сквозняка, вытягивающего его вместе с воздухом за борт, больше не было. Ещё слабо плавились на раскалённом металле пластиковые панели, но пожар угас. И края дыры больше не выглядели рванными, постепенно сглаживались, затягивались. Медленно, но отверстие уменьшалось. Давид подозрительно заглянул в темноту, прислушался. Там уже не трещало, зато хлюпало заметно громче и энергичнее. Квазиплоть боролась за жизнь. Вполне успешно, судя по всему.

Он нерешительно повертел в руках пеногас. Кажется, тот не потребовался? Или всё же воспользоваться? Потоптался вокруг дыры, следя за струйкой курящегося из неё дыма. Долго ждать нельзя, ещё чуть, и отверстие затянется окончательно. Так и не приняв решения, он попытался вызвать Торреса.

Бортинженер ответил не сразу:

— Да, слушаю.

— Серхио, что с кораблём?

— Автоматика не работает, системы диагностики молчат. Визуально проверил всё, что возможно: на машинной палубе повреждений нет. Но это до первого астероида. Висим слепые и беззащитные. Постараюсь прорезать шлюз, выбраться к вам, на рабочую. Что там происходит?

— Дыры во внешней переборке затянулись.

— Уже неплохо.

— Затягивается прореха в капсуле центрального мозга. Похоже, он сам себя потушил и начал восстанавливаться.

— Что?! Мозг горел?! Что ж ты сразу не сказал? Немедленно отключи регенерацию… Ах, дрянь, автоматика же не работает. Ладно, заливай его пеногасом. Пять баллонов минимум, может, заморозится на время.