На третье утро Русана проснуться не смогла. Смутно ощущала, как её трясут за плечи, как приподнимают голову, как губ касается шершавая твёрдость обожжённой глины. Только вкус лекарства на какое-то время вернул в реальность. Потом опять затягивающая воронка. Вновь глоток. И голос: «Не падай! Хватайся за скалы, не бойся боли. Боль — это жизнь». Это говорила Ишбит, когда поила её своим молоком? Или голос был частью горячечного бреда? Орелик понимала, что в этих словах правда. Но дно слишком близко, а скорость полёта просто бешеная. Она хотела бы зацепиться, удержаться, но не могла! Бритвенно-острые камни полосовали плоть, стирали её, словно огромный наждак. Кровавыми ошмётками на них остались пальцы, ладони, предплечья. Культи по локоть — всё, что уцелело от когда-то сильных, умелых рук. Как она могла удержаться?!

«Не бойся боли!» Она никогда ничего не боялась! Русана швырнула искалеченное тело на смертоносную стену. Раскинула руки, распласталась. Скальные зубья рванули плоть, вспарывая, выворачивая наизнанку, протыкая насквозь. Тьма тут же вспыхнула ослепительно-белым. Падение оборвалось.

В этот раз Русана проснулась сама. Именно проснулась, а не вынырнула из забытья, влекомая чужой рукой. Открыла глаза. Стоял тусклый зимний день. Она всё так же лежала посреди комнатушки на матрасе. Ишбит рядом не было. Значит, правда, сама проснулась.

Орелик осторожно приподнялась на локте, разглядывая себя. Сыпь пропала. И боль ушла из тела. Осталась лишь ужасная слабость, да ощущение влаги на коже. Вспотела во сне? Ещё как! Мокрая от пяток до корней волос.

— Дад! — тихо окликнула она лежащего лицом к окну мужчину.

Ароян тут же развернулся. Лицо измученное, глаза красные.

— Руся, ты очнулась? Слава Богу! Ты почти трое суток не могла прийти в сознание. Как себя чувствуешь?

Русана прислушалась к ощущениям. Пожала плечом.

— Есть очень хочется. Дад, спроси у Ишбит — теперь можно? Я бы целый котёл их дрянного орче слопала.

— Ага, я мигом!

Ароян поспешно вскочил и, не удержавшись, пошатнулся. Русана спросила обеспокоено:

— Ты плохо себя чувствуешь? Может, тебе нельзя ходить?

— Нет, мне уже лучше! Побегу, скажу Ишбит, что ты очнулась. Она будет рада.

* * *

Болезнь отступила, а через неделю и вовсе сошла на нет. Скорое выздоровление получилось неожиданным и непонятным, Давид должен был найти ему какое-то объяснение. Пусть нелогичное и неправильное по меркам человеческой науки, но внутренне непротиворечивое.

Итак, кхиры не нуждались в вакцинах и медикаментах. Эволюция снабдила их надёжным оружием против враждебной микроорганики, превратив, по сути, в живые фармакологические фабрики. Возможно ли такое? Теоретически, наверное, нет. Практически — да. Ничего похожего на гангрену и столбняк, этих бичей любой примитивной цивилизации, кхиры не знали. Они не боялись виталинских аналогов лепры и чумы, холеры и оспы, сифилиса и гриппа, сотен иных невидимых врагов, с которыми человечеству пришлось вести тысячелетние безжалостные войны. Не боялись не по собственному глупому неведению, не потому что жили в исключительно стерильной среде, а потому, что располагали мощнейшей защитой.

Но именно эпидемии и войны выкашивали человечество. Тем самым удерживали численность вида в разумных рамках, пока цивилизация не достигла уровня, позволяющего это делать целенаправленно. Триста-четыреста лет назад, всего-навсего! А кхиры не знали ни войн, ни эпидемий. Каждая взрослая арт способна откладывать яйцо или два ежегодно. Да они должны были расплодиться, сожрав всё на родной планете! Но ничего похожего на перенаселённость не заметно, скорее наоборот. Получается, либо существует неизвестный фактор, контролирующий рождаемость, либо цивилизация кхиров кое в чём обогнала человеческую. Второе предположение было абсолютно невероятным. А первое… Да, фактор существовал, известный, но фантастический. Те самые ртаари.

Объяснение вновь упиралось в миф, и Давид попробовал проследить другой аспект их чудесного исцеления. Грудное молоко арт содержало вакцину, защищающую от враждебных микроорганизмов. Отличный подарок эволюции (оставим в стороне его невероятность)! Но вакцина, созданная для кхиров, никак не могла помочь существам, чья эволюция проходила на планете, удалённой от Виталины-Шакха на сотни парсеков. Вернее, она бы сделала гибель чужаков неминуемой. Значит, либо Ишбит смогла выработать в своих железах лекарство, подходящее существам, о которых не знала ничего, либо организм людей радикальным образом изменился за месяц жизни в Джасжарахо. И первое, и второе было абсолютным нонсенсом.

Других версий Давид придумать не мог. Поэтому, отложив пока изыски в области биологии, он попробовал оценить событие по-иному, исходя не из результата, а из самого факта. Обычай добавлять в пищу всех членов племени грудное молоко можно объяснить профилактикой инфекционных заболеваний. Но, несомненно, была в этом и другая составляющая, религиозно-мистическая. Ритуал, родственный христианскому причастию, хорошо вписывался в общество матриархата и культа прародительниц. Все члены роя — молочные братья и сестры.

И в первый же день знакомства с людьми им предложили присоединиться к рою?! Тем самым защитить от вполне реальной опасности? Держали в клетке, голодом морили, вынуждая отведать материнской плоти. А как иначе убедить могли? Фактически, людей спасали от собственного упрямства. Пожалуй, ни одна человеческая цивилизация не была способна на такое за всю историю. И сейчас неспособна. Так что, кхиры — квинтэссенция альтруизма?

Однако «приглашение» погостить в Джасжарахо выглядело чрезмерно настойчивым. Могли бы связать руки и заставить идти — сила была на их стороне. К чему кляпы, унизительное нанизывание на шесты, — Русю даже мечом резанули? Нет, дружественной первая встреча не выглядела. Поведение кхиров было сверхстранным.

Но объяснение хотя бы этой загадки Давид надеялся получить. И немедленно.

Со-ртох Давид нашёл в мастерской, — небольшой квадратной комнате с покатой крышей-окном вместо одной из стен. Окно было распахнуто, заполняя помещение матовым светом зимнего дня. Ишбит рисовала. Прямоугольник плотной ткани, натянутый на деревянную раму, перегораживающую комнату почти пополам — вся мебель.

Давид нерешительно замер перед закрывающей вход полупрозрачной занавесью. Мешать творческому процессу было неэтично, его вопросы могли подождать… Они и ждали уже два месяца! Собрав всю свою решительность, он спросил:

— Ишбит! Дади может войти?

— Да. — Со-ртох на миг оторвала взгляд от холста, но чем вызван визит, спрашивать не стала.

С минуту Ароян наблюдал за её работой. Почти по-человечески склонив голову к плечу, Ишбит клала краску мазок за мазком. Поняв, что разговор предстоит начинать самому, Давид осторожно протиснулся между стеной и мольбертом.Картина была почти завершена: лазорево-голубое небо прочерчивали два болида. Один огромный, ярко-жёлтый словно солнце. Второй поменьше. Ишбит как раз пыталась подобрать его цвет.

Давид удивлённо взглянул на женщину. Картин космической тематики он во дворце не встречал, преобладали абстрактно-сюрреалистические пейзажи и орнаменты.

— Что это?

Ишбит сделала очередной мазок, добавляя хвосту болида розоватый оттенок. Ответила:

— Дади. — Указала кисточкой на второй хвостатый шар: — Русит. — Повела над лазоревым фоном:— Шакх.

Ароян растерянно уставился на женщину:

— Это… мы с Русаной? Ты считаешь, что мы упали в твой мир с неба?

Ассоциация была так неожиданно верна, что он задал вопрос по-русски. Опомнившись, повторил на языке кхиров. Это было какое-то невероятное созвучие с его собственным образом заблудившихся в межзвёздном пространстве астероидов. Но ведь никто из туземцев не расспрашивал, откуда появились их гости на южном островке! Давида всегда удивляло такое отсутствие любопытства… Получается, не спрашивали потому, что и так знали? Нет, невозможно!