Город назывался вычурно и длинно: «джасжарахо». Лишь через несколько дней Ароян понял, что это имя собственное, а для обозначения поселения вообще имеется слово «тирч». Так же назывались сами обитатели городка и их иерархическая структура. Тирч ближе всего соответствовал понятию «муравейник» или «рой».
Помимо Джасжарахо на острове было ещё сорок шесть городов и столица — ц’Аэр. Буквально так и говорилось: «города и столица», слово «тирч» к ц’Аэру никогда не применялось. В столице находился чце-ригхтоэ’ох, там обитали ртаари, поэтому можно было предположить, что это храмовый комплекс, местная святыня. Всё вместе: города-рои и столица, — объединялись в подобную государству структуру, носящую название Кхарит. Хотя подобие было условным, никакого проявления центральной власти, за исключением «бесед» с ртаари, Арояну заметить не удалось. На других больших островах имелись свои «государства», явно не враждебные Кхариту, хотя и не слишком-то дружественные. И наконец весь свой мир целиком кхиры называли Шакх.
Цивилизация кхиров застряла где-то на уровне бронзового века. Или не застряла, а, развиваясь, достигла этой ступени? Во всяком случае, аборигены умели выплавлять из руды металл и обрабатывать его, обжигать глину, шить одежду, строить кирпичные и деревянные дома. получалось это у них на удивление ловко, так что язык не поворачивался называть используемые технологии примитивными. Но больше кхирам нравилось заниматься украшательством. Лепка, резьба по дереву, чеканка, вышивание, и конечно же рисование на всём, что попадалось под руку.
Ароян понимал, что историк из него неважный, но сохранившихся со школьной скамьи знаний хватало, чтобы заметить несоответствия в развитии этого общества. Зачаточное состояние техники соседствовало с вполне научными познаниями в медицине и биологии, вплоть до представления о клеточной структуре организма. Родоплеменной строй и натуральное хозяйство без какого бы то ни было намёка на товарно-денежный обмен уживался с развитыми искусством и культурой. Этику туземцев Давид вообще не смог классифицировать. То ли она была примитивно-наивной, то ли поднялась до уровня, недоступного человеческому пониманию. Так, в языке кхиров он не нашёл ничего, соответствующего слову «преступление». А нет преступления, нет и наказания. Вместо понятий о законе, правилах поведения здесь использовался «тхе-шу» — Путь Жизни. Каждый индивид следует своим путём, каждый рой следует своим путём, каждое племя, каждый народ. И это не было слепой покорностью судьбе, этика кхиров признавала свободу выбора. Но после того, как поступок совершён, нет смысла сожалеть и раскаиваться — миг выбора для тебя никогда не повторится. Прими то, что получил, и готовься вновь выбирать.
Этике «пути жизни» следовало бы базироваться на довольно сильной религии. Ничуть не бывало! Почти всё происходящее вокруг туземцы объясняли без помощи потусторонних сил. Ветер и дождь, течение рек и времена года, приливы и землетрясения, движение небесных тел и круговорот жизни, — причину явлений кхиры понимали правильно, хоть и недостаточно полно. Или недостаточно полно Давид знал их язык? В любом случае, эта цивилизация успела накопить многовато научных знаний для бронзового века. Каким образом? Поддавшись искушению, Ароян однажды попытался спорить с Ишбит, доказывая, что земля — плоская. Спора не получилось, у со-ртох не было доказательства правильности своего мировоззрения. Значит, туземцы не были атеистами, ими руководила вера. Но вера, основанная на научных знаниях далеко не первобытной цивилизации. Нет, проводить параллели с историей человечества Давид не брался.
Очень быстро развеялось и представление о «травоядности» кхиров. При необходимости они могли употреблять в пищу практически всё живущее и растущее на Шакхе. В любом виде, лишь бы не жаренное. Пища не должна соприкасаться с огнём — первая заповедь местной кулинарии. На практике основным и любимым кушаньем кхиров был орче. Для его приготовления использовали клубни «фур», зерна «схи» и «тчаи», побеги «хефы» и ещё десятка два культивируемых туземцами растений в зависимости от времени года и других факторов, с которыми Ароян пока не разобрался. Подготовленные плоды перемалывали в кашицу, сливали в медные чаны. Когда появлялась пенка брожения, массу подогревали, заправляли фруктовыми соками, густым молоком «оссе» и подавали к столу. В том, что оссе — это именно молоко, Давид не был уверен, так как животноводство у кхиров отсутствовало. Иногда в орче добавляли разваренное на пару и перемолотое филе рыбы и мясо. Впрочем, «мясную» кашу людям Ишбит есть не позволяла.
Рецептура блюда с точки зрения европейца была мало приемлемая. Но, поэкспериментировав с горькими соками, Давид и Русана научились забивать затхлый привкус и постепенно приучили себя преодолевать брезгливость. Тем более что каша была достаточно калорийной, неприятностей с пищеварением не вызывала, а КПД усвоения её организмом был сопоставим с косморационом.
То, что пища туземцев годилась для существ, прошедших иной путь эволюции, было замечательно. Но совпадение казалось странным. Ещё одна тайна здешней цивилизации. Давид сбился считать эти тайны. Почти каждый прожитый в Джасжарахо день приносил новую, порождал очередной ряд вопросов.
Ароян всё увереннее объяснялся на языке туземцев, постепенно врастал, вклинивался в их сообщество. У Русаны так не получалось, и это её бесило. Для того чтобы запомнить пару сотен странных слов и научиться связывать их во что-то осмысленное, способностей у неё хватало, но проблема была не только в языке. С каждым днём становилось всё очевиднее, что туземцы не одинаково относились к паре пришельцев. Арояна они начинали воспринимать равным себе. Человеческое лицо мало походило на лица кхиров, но его тщедушная фигура, тёмная курчавая шерсть по всему телу, рост как у большинства рта, скрадывали отличия. А Русана выделялась среди туземцев слишком явно: и ростом, на голову выше любого из кхиров, и откровенно не женским по их меркам телосложением, и гладкой белой кожей. Обитатели дворца её сторонились. Не игнорировали, с готовностью старались ответить на любой вопрос, но по собственной инициативе к ней не обращались, разве что требовалось передать что-то, сказанное Ишбит. Да и со-ртох чувствовала себя неловко в обществе чужеземки.
Изоляция раздражала, Русана не привыкла к одиночеству. А здесь было именно одиночество, даже Ароян не разделял его. Бывший навигатор целыми днями вертелся вокруг Ишбит, одолевал расспросами, пытался изучить цивилизацию кхиров изнутри. Орелик не оставалось ничего иного, как изучать её извне. Если не удаётся получить ответы расспросами, она найдёт их сама, наблюдая, сопоставляя, делая выводы. Благо, запретных уголков в городе не было.
Для начала, Русана исследовала все закоулки дворца. Планировка сооружения вначале казалась странной. Но обходя комнату за комнатой, она убедилась в его логической непротиворечивости и неплохо продуманной функциональности. Их с Давидом поселили в маленькой комнатушке на втором ярусе. Размерами та была ничуть не просторнее клетки, где пришлось обитать перед этим. Никакой мебели, лишь мягкий травяной матрас на полу. Напротив входа — окно, застеклённое бледно-розовыми и голубыми квадратиками. Солнечный свет, проходя сквозь них, окрашивал помещение в пастельные тона. Остальная поверхность стен была задрапирована матерчатыми полотнищами, разрисованными причудливым орнаментом. Комната идеально годилась для одного занятия — спать. Или заниматься любовью, если вас не смущает отсутствие такого атрибута, как запор на двери. Его не было по банальнейшей причине — саму дверь тоже не предусмотрели, проём в стене закрывался лёгкой полупрозрачной занавесью. И так по всему ярусу. Это был доведённый до абсурда аналог новоевропейских домов-коммун. Полное отсутствие отчуждённости в соединении с уважением к личной жизни. Шторка отдёрнута — ты открыт для общения, задёрнута — желаешь уединиться. И в то же время знаешь, что любое постыдное деяние утаить невозможно.
