Утро покажет, правильно мы поступили или нет.

Утром Орнас либо сдастся, либо падёт. Одно из двух.

Горн, разрывающий утреннюю тишину.

Небо едва начало светлеть, а мы уже построились в шеренги и стоим, с копьями и щитами в руках, готовые ринуться в бой в любой момент. Я не хочу сражаться, но если придётся, то буду действовать решительно и без сожалений.

Деревня перед нами встречает рассвет с унылой обречённостью.

Сначала дозорные ходили по улицам, не находя себе места, а после нашей вылазки и вовсе не смыкали глаз до конца ночи. Теперь они сидят на улицах, усталые и сонные.

— Ночью несколько человек удрали в лес, — произносит Дверон. — Мои люди видели их убегающими.

— Поэтому мы не стали их окружать. Пусть страх передастся тем, кто остался.

Пусть они решат, что обречены. Их и без того было намного меньше чем нас, а сейчас они не смогут дать даже малейший отпор.

— Баллисты! — кричу. — Стреляйте в стены домов! Старайтесь никого не задеть.

Несмотря на мощь деревянных стрел, больше похожих на копья, они не смогут пробить сухую древесину, десятилетия находящуюся под давлением верхних брёвен, а если и пробьют в местах стыков, то войдут совсем неглубоко.

Хочу, чтобы жители Орнаса увидели, какое дьявольское оружие на нашей стороне. Хочу сломить их боевой дух окончательно, чтобы даже самый большой оптимист перестал верить в победу.

Наша армия расступается в стороны, позволяя трём баллистам выйти вперёд. Несколько человек заряжают орудия, после чего по моей команде стрелы срываются со своих лож и мчатся к Орнасу. Две из них вгрызаются в деревянные дома, третья зарывается в землю, промахнувшись. Но так даже лучше: пусть видят, что может с ними стать, если такая штука встретит на пути человеческое тело.

— Ещё залп! — кричу.

— Так этих тварей, — кровожадно усмехается Хуберт. — Так их.

— Так их, — подтверждает Хума.

Новая партия стрел летит к деревне, пугая жителей и демонстрируя наше превосходство. Мы показали свою силу, теперь можно и поговорить.

— Орнас! — кричу. — Собирайте своих старейшин!

Последняя попытка договориться.

Если они откажутся нас принять — мгновенная атака и уничтожение всех, кто способен держать оружие.

Снова люди заметались по деревне, обсуждают что-то, ищут кто из них главнее, чтобы принимать решения. Наконец, мы видим совет, собирающийся в уже знакомом круглом доме. Двух стариков приносят на руках, один энергично топает по улице, словно невероятно счастлив проснуться так рано.

Двигаемся вперёд. Не представляю, что из этого выйдет.

Входим в здание для переговоров и видим на этот раз три кресла старейшин: Стауг забрался на своё место и весело машет нам рукой. Диддел бессмысленно смотрит в потолок. Тайлин спит. Три человека, управляющих деревней, но при этом позабывших собственные имена.

На этот раз обстановка ещё более мрачная, чем вчера.

Больше всего удовольствия получают люди из Дигора. Они выглядят так, будто позвали старшего брата разобраться со школьным задирой, что годами приставал к ним и не давал прохода.

— Чего вы такие хмурые? — спрашивает Хуберт с лёгкой улыбкой. — Мы всего лишь пришли поубивать немного ваших людей. Подумаешь, событие.

— Не надо злорадствовать, — говорю.

— Совет собран, — произносит Зитрус, злобно буравя меня взглядом. — Говорите, что хотели.

Мы совсем ему не нравимся, но поделать с этим он ничего не может. Мужчина лишь продолжает смотреть исподлобья и татуировка змеи на его лысой макушке очень недобро покачивается в такт его движениям.

— Мы пришли задать вам тот же вопрос, ради которого приходили вчера, — говорю. — Мы представляем собой армию трёх деревень, объединённую общей целью — прекращения насилия и создание в этой части мира безопасной обстановки для всех. Либо вы складываете оружие и добровольно принимаете наши условия, либо мы нападём и навяжем их силой.

Стою в своей части круглого здания, жду ответа.

Зитрус и остальные находятся с другой и тоже ждут непонятно чего.

Лишь три старика покоятся в креслах, не в силах понять суть происходящего. Они и в нашем мире были бы очень, очень глубоко пожилыми, а здесь они стары до неприличия. Удивительно, как они вообще дожили до своей возраста, когда случайный вирус может выкосить половину населения. Должно быть, у каждого из них по-настоящему бычье здоровье.

— Передай это вашим старейшинам, — говорю.

Зитрус осматривается, явно не понимая, к кому из них обращаться. Наконец, он опускается возле Стауга, который покачивается на своём кресле с широчайшей улыбкой.

— Стауг, — произносит Зитрус. — Эти люди пришли спросить, готовы ли мы сдаться или будем сражаться с ними.

Старик поворачивается к нему и смотрит с воодушевлением: наверняка думает, что ему предлагают завтрак. Аж просиял весь. Поверить не могу, что судьба целой деревни зависит от этого человека. Очень милого в этой своей неуёмной энергичности, но полностью лишённого искры разума. Ему бы бегать по округе и восторгаться жизнью, а не сидеть здесь и принимать важные решения.

— Стауг, — настойчиво повторяет Зитрус. — Эти люди… они пришли из других деревень.

Старик переводит взгляд на нас, очень задорно подмигивает.

— И они очень агрессивно к нам настроены.

Зитрус старается сделать голос как можно мягче, будто говорит с ребёнком. Даже жесты подключает, стараясь достучаться до угасающего самосознания.

— Теперь совет старейшин должен обдумать эту ситуацию и решить, как нам поступить.

— Да он же присвиснутый! — замечает Хуберт. — Чего ты его спрашиваешь?

— Потому что вы вчера убили Сазголона! — рявкает Зитрус. — Теперь это совет и мы будем слушать его.

Некоторое время двое мужчин смотрят друг на друга, после чего Зитрус снова наклоняется к Стаугу и очень отчётливо, выговаривая каждую букву, произносит:

— Стауг, соберись, пожалуйста. Нам очень нужно решение совета.

Не знаю, чего он пытался добиться. Неужели надеялся, что давно выживший из ума старик соберёт остатки рассудка в кучу и выдаст осмысленный ответ? Скорее на горизонте взойдёт второе солнце, чем присутствующий здесь совет сможет понять, чего от него хотят.

— Диддел, — говорит Зитрус второму старику. — Как нам поступить, что нам им ответить?

Стою в стороне и жду, чем это всё закончится.

Я никуда не спешу.

Пусть хоть всю деревню обойдёт, спрашивает мнение у новорожденных, у домашних животных, у могил умерших. Пусть делает что захочет, если это в конечном итоге приведёт к нужному мне результату. На моей стороне всё мировое терпение.

— Тайлин, — Зитрус подходит к спящему старику, но даже не задаёт вопроса.

— Кто у вас самый старший помимо этих? — спрашивает Дверон.

Мужчины по ту сторону круглого помещения переглядываются, вспоминая. Спорят о том, кто кого старше.

— Колгин, — говорит кто-то.

— Он не сможет прийти, — отвечает другой. — Он уже год из дома не выходит.

— А Терг?

— Он скорее сожжёт нас вместе с этим домом, чем станет сидеть в совете.

Никто из людей, кажется, даже мысли допустить не может, чтобы взять на себя ответственность. С самого детства им вдалбливали в головы слушать старших и теперь они пытаются найти в деревне старика, который решит все их проблемы какой-то своей стариковской мудростью. Хотя я, как бывший старик, лучше всех понимаю — нет у нас никаких ответов. Старики — такие же люди, как остальные, только чуть старше. Как бы банально это ни звучало.

Есть мудрые люди и есть глупые. И с возрастом это никак не связано.

— Да сколько можно? — возмущается Хуберт. — Сядьте уже и сами обдумайте наши требования.

— Тихо, — говорю. — Пусть обсуждают.

Наконец, Зитрус выходит вперёд и неохотно произносит:

— Совет хочет знать, чего вы хотите.

— Всё очень просто, — говорю. — Орнас принимает над собой власть Дарграга. Каждый житель становится нашим рабом и мы вправе будем решать судьбу любого из них.