Мышь чувствует моё напряжение и ей самой от этого неуютно.

— Молчи, — говорю. — Нам нельзя выдать своего присутствия.

Входная дверь у нас открывается внутрь и днём мы обычно оставляем её раскрытой на распашку, а проход закрываем тонкой льняной занавеской, чтобы мошки не летели. В этом мире тоже существуют комары, или их аналоги. Жизнь везде действует по одному принципу: если есть еда, появится существо, которое будет её есть. Даже если еда — другой живой организм.

Стою за дверью и смотрю через щель за людьми, что ходят снаружи. Стоит моей цели войти в дом, как я тут же появлюсь за её спиной. Идеальное место для засады.

Только двойника пока не видно. Как-то уж слишком долго он набирает свои бурдюки.

— Ну и что это такое? — доносится голос матери.

Она стоит во дворе с девочкой рабом из Гуменда и смотрит на бадью с грязной водой. За спиной у неё появляется Буг с ведром.

— Кто это сделал? — спрашивает Илея. — Кто уже грязи сюда навалил?

— Вардис, наверное, — отвечает Буг.

С недовольным лицом мать выливает грязную воду на землю. Кажется, Бугу придётся снова идти к колодцу и наполнять бадью заново, однако брат не возмущается. С бесстрастным лицом он разворачивается и уходит.

— А теперь не двигайся, — продолжает Илея, подходя к девочке.

Та пятится от неё, точно дикий зверь. За годы жизни в Гуменде малявка разучилась доверять кому-либо, поэтому вид женщины, приближающейся к ней с ножом, сильно её ужасает.

— Не бойся, я всего лишь срежу твои волосы…

Девочка начинает бегать от неё по двору, пока Илея пытается её догнать. В другое время данная картина меня бы повеселила, но не сейчас. Я готовлюсь убить другого человека и физически не могу смеяться над чем-либо.

Пока Буг носит воду в бадью, мама срезает волосы с девочки и бросает их в сторону с брезгливостью. Они сейчас — источник биологической заразы. Девочка всё это время шипит и пытается вырваться, но мама не сдаётся. Если пытаться завоевать доверие малявки — могут уйти недели и за это время вши появятся не только у нас, но у всех жителей деревни. Иногда стоит проявить немного силы и поскупиться чужой свободой, чтобы сделать должное.

Постепенно голова у малявки превращается из спутанного птичьего гнезда в почти лысую, за исключением крохотных островков волос тут и там. Но матери и этого мало. Она уходит в дом, чтобы наточить нож и довести работу до конца.

Получив, наконец, свободу, девочка бежит прочь с нашего двора, но её под локоть приводит старик Филим, наш сосед напротив.

— Не бойся, — говорит. — Тебе ещё повезло, что ты досталась Илее. Попадись ты мне — по струнке бы ходила.

Следом мать начинает тщательно вымывать девочку, а я стою за дверью и всё жду, когда же покажется двойник. Почему тот до сих пор не появился? Несмотря на утреннюю прохладу в доме, я уже весь покрылся потом, а рука устала сжимать рукоять молотка.

Вскоре в дом входит Буг.

— Эй, Буг, — шепчу из-за двери.

Брат оборачивается и на его лице появляется мимолётная неприязнь. От этой короткой эмоции мне стало не по себе. Я всегда считал себя дружным с близнецами, но Буг по какой-то причине всё больше от меня отдаляется. Что я ему сделал?

— Ты разве не ушёл? — спрашивает брат.

— Куда ушёл?

— Ты же уходил к хребту, кажется.

Рука, сжимающая молоток, опускается ниже. Неужели двойник ушёл в горы вот так? Не взял с собой припасов, не подготовился как следует, никого не предупредил? И куда он направился?

— Куда я собирался идти? — спрашиваю.

— Вроде бы в Гуменд, — отвечает Буг.

Моё сердце замирает в ужасе. Этот подонок идёт за Майрой! Ему надо убить близкого человека и он решил, что возьмёт именно её жизнь. Всё это время, пока я стоял здесь с молотком, он уходил вверх к хребту и теперь у него огромная фора. Догнать его будет очень трудно. А если и догоню, то что? Мой единственный шанс победить в схватке — внезапный удар из-за угла.

Вот, что значили его слова Вардису и Грисель. Он приказал брату собирать наше войско, пока он отлучится из Дарграга, чтобы убить Майру.

— Чёрт, — шепчу сквозь стиснутые зубы. — Как же, сука, неудобно.

Выхожу из-за двери и иду собирать припасы для перехода в Гуменд: еда, вода, стальной нож на всякий случай. Придётся идти очень быстро, если я хочу спасти Майру. Если этот выродок ей навредит, я не просто его убью, а привяжу к дереву и заставлю умереть самой мучительной смертью, на какую только у меня хватит воображения.

С этими мрачными мыслями я выхожу из Дарграга под удивлённые взгляды дозорных.

Долгий горный переход.

Во время пути к Гуменду я делаю лишь короткие остановки, чтобы скормить Хуме найденных жуков. Сам я не ел уже очень давно, однако в груди висит такая тяжесть, что не могу заставить себя проглотить хотя бы кусочек сушёного мяса.

Как я уже говорил — я романтик до глубины души.

Я люблю стихи, я люблю лежать под ночным небом, смотреть на звёзды, разглядывать цветы и наслаждаться их ароматом. И я всегда быстро влюблялся. Достаточно одного взгляда, чтобы я пропитался самыми нежными чувствами к человеку и сильно к нему привязался.

Так было было в моём мире и так осталось в этом. Я был с Эндарс и трудно воспринял расставание с ней, но с Майрой всё обстоит ещё тяжелее: постоянно о ней думаю, она глубоко засела в моей голове. Если с ней что-то случится, никогда себя не прощу.

— Гарн, это ты? — произносит Хума голосом Хоба.

Каждый раз, когда летучая мышь издаёт какие-то звуки, я на короткий миг теряюсь и начинаю осматриваться по сторонам в поисках человека, который это сказал. И только затем понимаю, что слова идут от летучей мыши.

Хума сидит у меня на плече и машет крыльями, задевая её концами моё ухо. Спрыгивает вниз и пролетает метра три, прежде чем забуриться в землю. Поднимаю, сажу её на плечо, она вновь расправляет крылья и пытается взлететь, но вновь получается лишь спланировать и удариться о песок.

К счастью, наше передвижение это нисколько не замедляет и она может повторять сколько захочет.

— Маши крыльями усерднее, — говорю.

Совет совсем глупый: Хума принадлежит к летающему виду млекопитающих и с рождения знает, как нужно летать. Единственное, чего ей не хватает — силы, поскольку она всё ещё птенец и её мышцы не набрали достаточной крепости.

Зато голоса уже повторяет превосходно.

— Блядь, — шепчет Хума моим голосом и слетает с плеча.

— О, нет-нет-нет, — говорю. — Ты никогда не будешь произносить это слово.

— Блядь, — повторяет летучая мышь.

— Это плохое слово. Не надо его использовать.

Чувствую себя родителем, который случайно ругнулся при ребёнке и теперь очень боится, как бы оно не вошло в его обиход. Хорошо хоть, летучая мышь не отправится в детский сад разносить мою секундную слабость среди других детей. И мне не будут звонить разгневанные мамаши с вопросом, откуда их дети набрались подобных грубостей.

— Хума, — говорю. — Ты видишь следы?

Сначала мы видели на песке отпечатки ног двойника, а затем потеряли. Можно было бы решить, что он идёт вовсе не к Гуменду, но скорее всего он просто выбрал другую дорогу. Надеюсь, что она будет гораздо длиннее, чем та, по которой двигаемся мы.

Иду дальше, погрузившись в размышления, когда замечаю впереди нечто странное.

Девушка с чёрными волосами, именно её я видел в доме старика, прежде чем она испарилась. Стоит на моём пути, облокотившись на камень. Картина выглядит настолько противоестественно, будто её вырезали с роскошного костюмированного бала и прифотошопили к окружающему пейзажу. Красивое, дорогое платье, изящные туфли, макияж. До сего момента я думал, что в этом мире вообще не существует макияжа. Она настолько плохо сочетается природой вокруг, что я несколько раз моргаю, чтобы прогнать мираж.

Завидев меня, она отходит от камня и ждёт, скрестив руки на груди. Я крепче сжимаю молоток в правой руке и рукоять ножа на поясе.