Давно не чувствовал себя таким неудовлетворённым.

— Эй! — кричу. — Ты слышишь меня?

Если она умеет появляться в любой случайный момент, будто заранее знает, где я нахожусь. Возможно, может и услышать.

— Немедленно покажись! Прямо сейчас!

Иначе я за себя не ручаюсь.

Конечно же никто мне не ответил и никто не появился из воздуха, чтобы ответить на все мои вопросы. Я стою один посреди хребта и понятия не имею, как всё это случилось. Как Аэлиция узнала, что я настигну двойника и буду стоять над ним, занеся руку для удара. И как она могла узнать, что её слова так прочно засядут в моём мозгу, что появятся в ненужный момент и позволят двойнику сбежать.

«Усилий человека бывает недостаточно…»

Их вполне может хватить, если никто не будет мешать.

— Пойдём, Хума, — говорю. — Пора возвращаться домой.

Иду к Дарграгу и постепенно прихожу в себя. Мысли уже не застилает ярость и со временем возвращается способность логически мыслить. Если подумать, я не хотел убивать двойника только ради убийства — я не кровожадный человек. Я лишь хотел устранить угрозу в его лице, поэтому убедил себя, что месть необходима. Если же он убежит на запад, и я никогда его не увижу, то данное решение конфликта тоже меня устраивает.

А выглядел изначальный Гарн именно так.

Испуганный, загнанный, пытающийся скрыться как можно дальше от родной деревни.

— Хума, — говорю. — Ты когда-нибудь видел таких быстрых сухопутных животных?

— Сука, — отвечает.

Похоже, она будет у меня подхватывать все плохие слова, которые я использую. Это не удивительно. В подобные грубости я вкладываю больше всего эмоций.

— Если двойник с серой жемчужиной умеет так быстро бегать, то за то время, пока я шёл из Гуменда к месту нашей схватки, он успел сходить в Дарграг, отобедать там, помыться, причесаться и двинуться в обратную дорогу…

Останавливаюсь как вкопанный. Какой же я идиот, если эта мысль только сейчас пришла мне в голову. Своими же глазами видел его скорость.

Если он настолько сильно от меня оторвался и успел побывать в Дарграге, то наверняка у него было время отплатить старухе Чеактайс. И это значит две вещи: двойник убил кого-то из моих близких, и он никогда больше не вернётся в Дарграг.

Надеюсь, что я ошибаюсь.

Возвращаюсь в родную деревню с нарастающим чувством беспокойства. Чем ближе я подхожу, тем меньше хочу оказаться внутри и услышать плохие новости. Кто это? Кого из близких людей убил двойник, чтобы спасти свою шкуру?

Хоба, что вечно смотрит на тебя так, будто ты что-то скрываешь?

Браса, добрейшего из людей несмотря на внушительный внешний вид.

Или одного из братьев?

Во всей деревне наберётся уйма людей, которых прежний Гарн мог считать счесть подходящим. Такое ощущение, что я играю в ужасающую рулетку, где на каждой клеточке стоит не номер, а имя. Чем ближе я подхожу к деревне, тем медленнее крутится шарик по барабану.

— Хума, — говорю. — Я переживаю.

— Тише, — отвечает летучая мышь.

Хребет заканчивается, выхожу на его край и вижу Дарграг, раскинувшийся внизу. Шарик прыгает по клеткам, перескакивая из одной в другую, ищет место, где же ему остановиться. Меня встречают двое дозорных с арбалетами, направленными мне в грудь. Похоже, уже все знают, что Гарнов теперь двое и только один из них нормальный.

— Это я, — говорю. — Успокойтесь.

— На нём другая одежда, — замечает Тхег.

— Он мог переодеться, — возражает Геффрой.

Эти двое всегда стоят в дозоре только парой. С тех пор, как оба стали вдовцами, превратились в лучших друзей.

— Если не верите мне, — говорю. — Можете связать.

Несколько секунд дозорные целятся в меня, после чего Тхег убирает арбалет.

— Это наш, — говорит.

Меня пропускают в деревню, и я иду по тропинке между дворами в сторону своего дома. Изначально мне казалось, что окружающие будут смотреть на меня с осуждением и подозрением, но вокруг лишь сочувствующие взгляды.

Внутри у меня всё сжалось.

Кто-то из наших умер. Убит жалким, испуганным человеком, в точности похожим на меня.

У дома меня встречает Вардис. Останавливаюсь напротив, смотрю на него, он смотрит на меня. Мне не нужно доказывать ему, что я — это я. Всё понятно без слов.

— Кто? — спрашиваю.

Какое бы имя ни произнёс брат, оно обязательно больно по мне ударит.

— Г…, — отвечает брат.

Сначала я не понимаю, что он сказал, а затем до меня доходит. Грисель, девушка, живущая по соседству. Именно она первой встретила меня в этом мире. Она была детской любовью изначального Гарна. Она всё это время смотрела на меня влюблёнными глазами, а я не отвечал ей взаимностью, поскольку считаю всех окружающих братьями и сёстрами.

А как она обрадовалась, когда в деревню вернулся прежний Гарн и решил возобновить с ней отношения…

Теперь она лежит, бледная и холодная, на кровати в собственном доме, пока десятки жителей скапливаются вокруг её родителей, чтобы поддержать и утешить.

— Твой двойник пришёл в деревню утром, — произносит Вардис. — К этому моменту уже половина деревни знала, что вас теперь двое и одному из вас нельзя доверять. Этот тип направился прямо к дому Грисель, позвал её на улицу, после чего воткнул ей нож в сердце. Мы даже отреагировать не успели.

— Потом он убежал? — спрашиваю.

— Превратился в волка и умчался прочь.

Подонок, выродок, я убью его на месте, если встречу. Но что-то мне подсказывает, что я никогда его больше не увижу. Двойник ушёл на запад искать новую жизнь. Туда, откуда пришла Эндарс. Где живёт Аэлиция. И вообще весь остальной мир.

Три сотни человек сидят на стадионе, но в этот раз ни у кого нет ни оружия, ни брони.

— Ребята, — говорю. — Вы, должно быть, гадаете, почему я сегодня вас здесь собрал и велел прийти без амуниции.

Три сотни пар глаз смотрят на меня с интересом. Утром я уведомил соплеменников, что сегодня у нас состоится необычное занятие и приносить с собой нужно только небольшие деревянные палочки, которыми удобно будет рисовать на земле.

— Я посчитал, что мы отменим сегодня военную подготовку, чтобы почтить память тех, кто больше не с нами. Сегодня мы не будем сражаться, оттачивать боевые приёмы, работать над защитой. Вместо этого мы будем укреплять наш ум.

Дарграговцы сидят на земле и понятия не имеют, к чему я веду.

— Сейчас вы задаёте себе вопрос, что же это за занятия, которые укрепляют ум? И зачем они вообще нужны? Я не буду расписывать всех достоинств, которые они могут принести, но прошу, чтобы вы полностью мне доверились и отдались новым упражнениям целиком.

— Хорош уже скорпиона за яйца тянуть, — выкрикивает Вардис. — Чего удумал?

— Ты, как всегда, сразу к делу, — вздыхаю. — Ладно, наши с вами занятия для ума начинаются с очень простого. Повторяйте за мной. А-а-а-а-а.

Толпа на поле сидит молча и пока не понимает, что от них требуют.

— Смелее, — говорю. — Тут нет никакого подвоха или скрытого смысла. Просто откройте рот и произнесите вслед за мной. А-а-а-а-а.

— А-а! — истерично взвизгивает Арназ, будто его кто-то ущипнул.

— Не так, — говорю. — Вдохните, а затем спокойно и размеренно выдохните, напрягая голосовые связки.

Неуверенно толпа произносит заданный мною звук. Чувствую себя руководителем оркестра, только дирижёрской палочки не хватает.

— А теперь повторите его, но коротко. А.

Десятки голосов на стадионе повторяют за мной. Они пока не знают, зачем это делают, а я не могу им объяснить — слишком рано.

— Что вы только что произнесли? — спрашиваю.

— Слово, — отвечает Хоб, задумавшись.

— Это не слово, — поправляет Лира. — Это всего лишь звук.

— Верно, — говорю. — Вы только что произнесли звук «а». Как думаете, можно ли нарисовать этот звук?

Люди впереди молчат. Этот вопрос для них не имеет смысла: как можно нарисовать что-то невидимое? Это легко можно сделать с человеком: две ноги, две руки, овальное тело, круглая голова. Нарисовать можно животное, камень, даже солнце. Но нарисовать звук — такая же бессмыслица, как произнести свет.