Несколько тычков острой деревянной веткой и теперь я полностью лежу на песке, а она сидит на моей спине и не даёт подняться.
— Понравилось, как я тебя побила?
— Слезь, — кряхчу.
— Ты хотел знать, почему я прихожу к тебе, Гарн? — спрашивает. — Потому что я вижу собственное будущее. Я вижу его так же отчётливо, как и прошлое. Можно сказать, что у меня есть воспоминания о будущем и я в точности знаю, что произойдёт. И ты есть в этом будущем.
— Я? — спрашиваю.
Пожалуй, не стоит шевелиться и пытаться её скинуть. Если я получу хоть какие-то ответы, это будет стоить моего позорного поражения.
— Ты есть в моём будущем. Ты заявишься ко мне домой, во всей своей красоте и великолепии. Так что я решила не ждать этого момента, а познакомиться с тобой пораньше.
Девушка опускается на колени и подносит губы к моей голове, которой я лежу на песке.
— И мне невероятно приятно познакомиться.
С этими словами она исчезает и я остаюсь у подножия хребта вдвоём с Хумой. Летучая мышь выглядывает из травы и смотрит на происходящее широко раскрытыми глазами.
Меня только что уделала девушка, которая видит будущее. С таким умением у меня не было ни единого шанса её победить ни в сражении, ни в камень, ножницы, бумагу. Я не получил ответов на свои вопросы, но теперь хоть что-то понимаю. По крайней мере я знаю, зачем она приходит.
— Что, Хума, испугалась? — спрашиваю. — Трусиха же ты.
Поднимаюсь на ноги, отряхиваюсь, одеваюсь, а затем протягиваю руку, поднимаю в воздух несколько камней и возвращаюсь к Дарграгу, жонглируя ими собственной волей.
По какой-то причине у меня хорошее настроение.
Глава 23
Вардис улыбается, а я смотрю в дыру между его зубов.
— Мне очень, очень жаль, — говорю.
Мы стоим на стадионе, у нас середина урока по правописанию. Все буквы пройдены, теперь соплеменники составляют простейшие слова вроде “дом” или “баба”. Изначально их отношение было скептическим: некоторые не приходили на занятие, когда вместо обычных тренировок с оружием мы изучали алфавит.
В этом случае я ходил по домам и чуть ли не силой вытаскивал самых ленивых на уроки.
Но теперь, когда они поняли, для чего всё это затевалось, заставлять больше никого не нужно: они сами с энтузиазмом приходят на поле и вырисовывают на песке буквы. Когда у меня дома появился первый компьютер, я не был в таком восторге, как некоторые из них в этот момент.
Друзья настолько восторгались письмом, будто это что-то сродни телепатии. Умение передавать слова, не произнося их.
— Ты говоришь это уже в пятнадцатый раз.
— Потому что мне на самом деле жаль, — говорю. — Я не хотел, чтобы так получилось.
— Я знаю, — утешает Вардис. — Никто тебя не винит. Подумаешь, зуб выбил, у нас половина деревни без них ходит.
Брат сильно приукрашивает. Вполне ничего зубы у местных жителей.
— Ты точно на меня не обижаешься?
— В пятнадцатый раз тебе повторяю, не обижаюсь. И хватит мне задавать этот вопрос.
— Просто я боюсь, что ты внёс меня в список говнюков, — говорю. — А я не хочу быть в этом списке у близких людей.
Вардис мотает головой со вздохом. Кажется, он искренен и не таит на меня злобы, но я всё равно продолжаю переживать, когда вижу, как он ковыряется языком на том месте, где должен быть зуб.
— Кстати, ты букву “В” неправильно написал. Полукольца у неё в правую сторону, а не в левую.
Иду дальше и смотрю на получающиеся слова. Однажды в детском саду меня попросили сделать поздравительную открытку с новым годом для родителей. Написали на доске короткий текст, который мы должны были перерисовать. Буквы получились кривыми, косыми, “я” в “Поздравляю” смотрела вправо, наподобие английской буквы “R”. Эта открытка пролежала в шкафу много лет и я время от времени смотрел на неё и улыбался от того, каким я был безграмотным в детстве.
Сейчас у соплеменников получается примерно так же.
Но несмотря на это — эффект поразителен: понадобилось не так много занятий и они уже могут изложить мысль текстом. С трудом, но могут. И другой человек даже сможет это прочитать.
Я — хороший учитель, терпеливый. Я ни над кем не издеваюсь. У меня не идёт кровь из глаз, когда я вижу “шыло” вместо “шило”, или “нош” вместо “нож”. Каждого я хлопаю по плечу и говорю, какой он молодец. Пусть научатся писать хотя бы так, не нужно отбирать у них уверенность в своих силах.
— Смотрите! — кричит Науг, дозорный со стены.
Оборачиваюсь и слежу за его указательным пальцем. В стороне, куда он указывает, бежит человек.
Спускается с хребта и направляется в нашу сторону. В последнее время мы никого не посылали в разведку, поэтому приближающийся гость явно не из наших. В подобных случаях положено бить тревогу, но вся наша армия уже находится за пределами деревни, поэтому трубить в горн не имеет смысла.
— Это из Дигора! — кричит кто-то.
И правда.
Издали я замечаю рыжий цвет волос у человека. Приближается трусцой, словно весь многочасовой путь между деревнями проделал бегом.
Гость сначала направляется к деревне, но затем меняет курс в нашу сторону. Всматриваюсь, пытаюсь понять, кто это: я знаю в лицо каждого взрослого мужчину в Дигоре, пусть и не по именам. Однако к нам приближается мальчик, лет двенадцати.
Худой до невозможности, лохматый, грязный.
Останавливается напротив нас, взирает на нашу толпу и не знает, с чего начать.
— Я ищу старейшину, — наконец, произносит он.
— Староста занят, — говорю — Рассказывай, зачем пришёл.
— Там это, — начинает лепетать пацан. — Длехи меня послал, Орнасс рубит деревья, и ему это не нравится, хотя я не понимаю, как это связано, сказал, чтобы я бежал сюда, а они останутся там…
— Потише, — говорю. — Не надо лететь впереди телеги.
Оборачиваюсь к остальным и кричу:
— Принесите парнишке воды!
Вокруг меня собралась целая толпа: всем интересно, зачем послали гонца из соседней деревни. Мальчик стоит смущённый и удивлённый. Смотрит на пустыню и не может поверить, что где-то существует такое огромное количество песка. Целое песчаное море, а барханы вдали — застывшие на месте волны.
— Давай с самого начала, — говорю. — Медленно и по порядку, чтобы мы всё поняли.
— В Орнасе рубят деревья…
— Так.
— Много деревьев, чтобы сделать много стрел.
— Понимаю, — говорю. — Стрелы делают из дерева. Что дальше?
— Они собираются напасть на нас, — завершает гонец.
— Почему ты так решил?
Малец снова начинает нести нечленораздельную мешанину из слов, но я его останавливаю, поскольку разобрать что-то внятное невозможно.
— Успокойся, — говорю. — Тут все твои друзья, никто тебе не навредит. Просто отдышись, подумай о том, что ты хочешь сказать, и скажи.
— Хуберт говорит, что в прошлый раз, когда они заготавливали столько стрел, они собирались в поход. И сейчас происходит то же самое. Длехи переживает, что они могут пойти на нас.
— Понятно, — говорю. — Ещё что-нибудь?
— Длехи просил привести людей, сколько сможете, чтобы помочь защититься. Все наши воины сейчас стоят в дозоре, а меня отправили к вам потому, что я ещё не умею стрелять из лука.
Словно груз с плеч. Как только я увидел рыжую голову, бегущую к нам, опасался плохих новостей. Казалось, мальчик прибежит и скажет: Дигора больше нет, его спалили, уничтожили, разграбили, а жителей превратили в элегантные накидки из человеческой кожи. Но это всего лишь просьба о помощи.
Стою в центре толпы и понимаю, что все ждут моего ответа: друзья, соплеменники, пацан. Все ждут, как же поступит Дарграг в этой ситуации. И у меня уже готов ответ.
— К сожалению, мы не сможем вам помочь в защите Дигора, — говорю.
Мальчик сначала не понял смысла моих слов, а затем до него дошло и он весь поник. Уже представляет, как будет возвращаться в свою деревню с дурной вестью.
— Мы не направим людей к вам в деревню, это не имеет никакого смысла.