Или стала бы такой.
Я глотаю слезы. Дженн поднимает руку, и доктор кивает ей.
– Какая из травм самая тяжелая? – спрашивает она.
Доктор подзывает ее ближе, и я незаметно пристраиваюсь рядом. Тело женщины представляет собой какое-то месиво, нога в гипсе, ступня омерзительного пурпурного цвета. На шее нечто вроде бандажа, закрепленного с двух сторон.
Интересно, каково это, когда в тебя врезается грузовик. Думаю, все заканчивается в один миг.
Свет начинает меркнуть.
Я никогда всерьез не задумывался о том, насколько коротка наша жизнь. В одно мгновение ты есть, а в следующее тебя уже нет. Как-то так.
– Вот зона с наибольшей опасностью, – отвечает доктор Берден, указывая на торс женщины. Я рассеянно смотрю вниз. – Серьезные ушибы грудной клетки, требуется интенсивная вентиляция легких.
Так странно, что под кожей могут происходить разрушительные процессы, которых никто не видит.
– Последствия автокатастроф могут быть просто чудовищными, – продолжает доктор Берден.
Мое сердце замирает.
В голове начинается пульсация.
Последнее, что я могу рассмотреть, когда комната начинает расплываться, – это профессиональный взгляд Дженн, прикованный к женщине.
Двадцать два
2019
ДЖЕНН
– Arepa, empanada, a la orden[35].
Она проходит мимо женщины с угольно-черными волосами, которая стоит за одним из множества открытых прилавков на пляже. Здесь продают кукурузные лепешки, – Дженн видела их на каждом углу в Колумбии, а еще манго, ананасы, кокосы, бананы – все виды прекрасных разноцветных фруктов и стаканчики для сока. На мгновение она поддалась искушению: в хостеле она выпила только чашку кофе, и теперь желудок начал урчать, требуя еды.
Но, взглянув на часы, она понимает, что времени нет, и ускоряет шаг. Дженн проходит мимо ярко-зеленых пальм, возвышающихся справа; слева – море цвета индиго, пестрое от лодок.
Пройдя по пляжу еще немного, она видит лачугу, о которой ей говорил мужчина в хостеле. Вокруг лачуги толпятся люди, они болтают, покупают билеты, и на мгновение Дженн охватывает тревога. Но потом она вспоминает, что ее испанский уже не так плох. А в самом начале, в Куско, она и двух слов связать не могла – даже смешно. Ее словарного запаса едва хватало, чтобы заказать кофе. Но со временем ситуация улучшилась. Чем чаще она заставляла себя говорить, тем проще ей становилось. Это было похоже на новый вызов самой себе: трудно зацикливаться на проблемах, когда постоянно приходится размышлять, какое время глагола использовать: Pretérito, Pretérito Perfecto или Imperfecto.
Дженн подходит ближе и умудряется протиснуться к входу. Лохматый темноволосый мужчина бросает на нее быстрый взгляд.
– Una ida[36], – произносит Дженн.
Через пару секунд она передает деньги за билет, и мужчина машет в сторону дряхлой моторной лодки. Лодка почти у берега, но, чтобы в нее забраться, придется пройтись по мелководью. Дженн направляется к суденышку и ступает в теплую, как парное молоко, воду. Сейчас она готова убить ради того, чтобы искупаться. Она уже вся вспотела в своем белом сарафане, а ведь еще нет и десяти.
Парень у лодки берет ее билет, бросает на него беглый взгляд, а потом указывает на рюкзак. Она передает ему вещи, и он закидывает их в лодку.
– Vamos, señorita[37], – говорит он, оборачиваясь к ней и протягивая руку.
Дженн хватается за нее и поднимается на лодку.
– Gracias[38].
– A la orden[39], – улыбается он.
Она занимает местечко на деревянной скамье. Лодка быстро наполняется людьми: мужчины, женщины, дети и еще один турист, судя по всему. Людей так много, что Дженн оказывается прижатой к правому борту. Она немного нервничает. Наверняка тут уже случались инциденты со смертельным исходом: на всей скорости из лодки запросто можно выпасть. Но она быстро подавляет беспокойство. Лодки непрерывно причаливают и отправляются обратно в море, высаживают людей и принимают на борт, мужчины перекликаются друг с другом, гудят моторы. Теплый ветерок щекочет лицо, и Дженн оглядывается на пыльный город, куда она приехала вчера вечером.
Прошло уже два месяца, а у нее до сих пор нет конкретного плана действий. Но, как ни странно, ее это вполне устраивает. Впервые в жизни она доверяет себя хаосу неизвестности. Как приятно делать только то, что хочется и когда хочется! После Мачу-Пикчу Дженн решила, что сейчас ей хочется больше солнца и меньше туристов из Британии. Поэтому она отправилась на север, в Колумбию. В Медельин.
Дженн задержалась там дольше, чем предполагала. Она наслаждалась этим «городом вечной весны» (кажется, так его называли), живописно раскинувшимся в долине, с высокими офисными зданиями и жилыми кварталами, разбросанными по зубчатым зеленым холмам. Ничего подобного она в жизни не видела. Дженн ходила на танцы с двумя девушками из Германии, с которыми познакомилась в хостеле, каталась по канатной дороге и любовалась городом с высокой горы, когда заходило солнце и зажигались огни. Когда она увидела работы Ботеро[40], у нее промелькнула мысль о маме.
Дженн уже получила от нее несколько сообщений с просьбой позвонить. Она написала матери, что находится за границей и у нее все в порядке. Но она все еще не могла заставить себя поговорить с ней по телефону.
Ей требовалось больше времени, чтобы решить, как поступить после прочтения того письма, и пережить предательство Робби. Ей нужно было разобраться в том, что случилось с ее жизнью, которую, как ей казалось, она полностью контролирует, и придумать какой-то новый план. Но до тех пор лучше держаться подальше от всего и от всех.
Это относилось и к Хилари.
Конечно, Дженн чувствовала себя ужасно из-за того, что не позвонила подруге, но она написала ей электронное письмо и рассказала, чем занимается и где находится. Дженн убеждала себя, будто ни с кем не хочет ничего обсуждать. Но правда была в том, что это просто невыносимо – говорить о своей разбитой жизни с человеком, у которого сбываются все мечты.
После Медельина она ненадолго задержалась в Боготе – в основном из-за того, что этот город непопулярен среди туристов. Никто не рекомендует его посетить, о нем нет ни слова в рекламных проспектах. Однако она обнаружила там великолепный стрит-арт и приятные кафе. А потом услышала о каком-то труднодоступном хостеле, расположенном в красивой бухте на берегу Карибского моря…
Звук заведенного мотора звенит в ушах, и она понимает, что лодка наконец готова к отплытию. Немного накренившись, судно отчаливает от берега.
Поначалу они спокойно двигаются вперед, пока попутчики болтают на испанском, но потом вдруг в ушах свистит ветер: набирая скорость, лодка несется в синеву. Суденышко стало подпрыгивать на волнах, на мгновение застывая в воздухе, а потом обрушиваясь вниз. Вода брызжет через борта – прямо в лицо Дженн и сидящей рядом женщины, и они, абсолютно незнакомые люди, начинают истерически хохотать. Потом все повторяется: прыг, плюх, брызги и струи морской воды. И Дженн улыбается про себя, – она больше не чувствует ничего, кроме ветра на лице и солнца на коже. Она смотрит на поверхность воды, и у нее вдруг возникает отчетливое ощущение: она находится там, где должна быть в этот момент своей жизни.
Через полчаса или около того количество пассажиров в лодке стало уменьшаться. Они объехали уже где-то шесть бухт, и каждый раз Дженн напряженно вслушивалась в их названия, боясь пропустить свою остановку. Женщина, сидевшая рядом с ней, вышла на предыдущей. Перед тем как уйти, она с лукавой улыбкой сунула в руки Дженн апельсин, задержавшись на какое-то мгновение, будто говоря: «Наслаждайся».