– Робби, мы не выживем, – говорит она.

Я вздрагиваю:

– Конечно, выживем! У меня получится! Я сверну вправо, на другую полосу.

– Нет, – тихо произносит она, и по ее щеке скатывается слеза. – Я видела такое много раз. Мы не успеем вырулить, – скорость и размеры грузовика слишком велики.

– Но, – начинаю я нерешительно, – неужели мы ничего не можем сделать? Как-то исправить это? Должен же быть какой-то способ.

Я тоже плачу, но продолжаю говорить, как будто не могу остановиться:

– Дженн, ты же умная, ты должна знать, как все это остановить.

Она качает головой, по лицу струятся слезы.

– Я не знаю, – шепчет она. – Я ничего не могу сделать.

Я сжимаю ее в объятиях – кажется, уже очень долго. Не хочу ее отпускать. И никогда не отпущу. Где-то в глубине души я понимаю, что это наше последнее воспоминание.

Очень скоро все закончится, – для нас обоих.

Наконец она отстраняется. Ее лицо покраснело от слез, но еще никогда я не видел ее такой красивой.

– Сколько нам осталось? – шепчет она.

Сердце у меня обливается кровью, я в ужасе от того, что сейчас произойдет. Но мне страшно не за себя, а за нее.

Не уверен, смогу ли я это сказать, но надо себя заставить.

– Может, пара минут. Или секунд…

Она кивает, дотрагивается до моего подбородка и проводит пальцем по шраму.

«Как будто ты всегда улыбаешься». Я помню эти слова. И ее любовь, которую я чувствовал каждый день, находясь рядом с ней. Она всегда верила в меня.

И любила – несмотря ни на что.

Какое-то шуршание в моей руке. Она замечает у меня письмо.

– Откуда оно у тебя?

Я качаю головой, протягиваю к ней руку. По ее лицу видно, что она боялась мне признаться. Ведь тот Робби, из прошлого, который сидит сейчас в машине, запросто мог бы сбежать и бросить ее.

– Тебе не нужно ничего объяснять, – говорю я. – Мне очень жаль твоего отца. И мне очень жаль, что я все испортил.

– Я хотела все тебе рассказать, просто…

– Просто я был таким идиотом, – заканчиваю я. – Ты дала мне шанс, много шансов, а я упустил их все. Но сейчас я здесь, с тобой. Я рядом. И я никуда не уйду.

Она снова начинает плакать, прижимаясь головой к моей груди. Я держу ее в объятиях, пытаясь зацепиться за этот момент навечно.

– Что мне сделать? – наконец спрашиваю я и нежно беру ее лицо в свои ладони.

Она все еще плачет, но теперь сквозь слезы проглядывает улыбка. Она берет меня за запястья, целует мою ладонь. Сжимает мои руки и пристально смотрит в глаза:

– Просто держи мои…

Ослепительный свет.

Машина.

Я выворачиваю руль.

Давлю на газ.

Сейчас.

Звон в ушах, темнота, вспышки света. Боль. Она медленно поворачивает голову. Шею защемило. Черт, как же больно. В голове туман, мысли путаются.

Где я?

Подушки безопасности. Запах жженой резины. Разбитое стекло, откуда-то льется свет. Он бьет прямо в глаза, и поэтому все вокруг расплывается.

Когда Дженн была маленькой, мама случайно разбила зеркало в прихожей, и оно разлетелось на тысячу осколков. Мама расстроилась, а Дженн не верилось, что испорченная вещь может быть такой удивительной, волшебной.

Она моргает.

Машина.

Грузовик.

Робби.

Она быстро поворачивается на сиденье, острая боль пронзает шею, голову, грудную клетку, но ей все равно. Он здесь, рядом с ней. Но его как будто вдавило в железо. Он покрыт осколками, как и всё вокруг. Машина с его стороны раздавлена, искорежена, вжата в его тело.

Последние безумные секунды перед катастрофой стремительно оживают в ее сознании. Она была уверена, что это конец. Жизнь в буквальном смысле пронеслась у нее перед глазами, а потом…

В последний миг машина затормозила.

Теперь ее взгляд падает на сломанные ноги Робби, на руль.

Из ее горла вырывается звериный крик.

Он затормозил. Он развернул машину так, чтобы удар пришелся на него.

Чтобы спасти меня.

– Робби, – хрипит она.

Тишина.

– Робби! – Она уже кричит. Ей кажется, если она его встряхнет, он обязательно очнется. Но он не двигается.

Внезапно все годы медицинской практики берут верх над шоком и паникой.

Дыхательные пути, дыхание, кровообращение. Нужно его осмотреть.

Она тянется к нему и вскрикивает – боль пронзает плечо, когда в него впивается ремень безопасности. Она вслепую возится с кнопкой, пытаясь отстегнуться. Подушка безопасности прижата к ее лицу, все руки в крови – непонятно чьей и от чего. Она снова поворачивается к Робби и видит, что он тоже весь в крови – волосы, кожа. Он так близко, что кажется, будто они в обнимку сидят на диване.

Но он не шевелится. Его глаза закрыты.

О боже, он не мог умереть так быстро.

Она наклоняется к его рту.

Чувствует его слабое хриплое дыхание.

Он еще жив, но его грудная клетка, кажется, раздавлена. Все очень плохо.

– Робби, – произносит она неожиданно ровным и уверенным голосом. – Останься со мной.

Снаружи доносится шум. Кричат люди, воют сирены. Быстрее, быстрее!

Она щупает его запястье – пульса нет.

Кровяное давление падает слишком быстро.

Он весь липкий от холодного пота. Страшно бледный. Она права.

Проклятье.

Она щупает его шею – уязвимое местечко под подбородком, которое она гладила тысячу раз.

Пожалуйста.

Жизнь еще теплится в нем.

Стук сердца.

Возможно ли это?!

Неужели… он сможет?!

Ее рука медленно опускается.

Нет.

Она видела последствия таких катастроф – много-много раз.

Они оба уже должны быть мертвы.

Но он спас ее.

И теперь у него внутреннее кровотечение. Травмы, несовместимые с жизнью.

– О боже, Робби, – всхлипывает она. – Что же ты наделал?

Она на мгновение закрывает глаза, прижимается губами к его макушке, постепенно начиная осознавать то, что сейчас произойдет. Глубоко вдохнув, она улавливает его запах – тот самый землисто-теплый запах, который она так любила, и еще аромат шампуня, которым он, видимо, утром вымыл голову у нее дома, после того как они снова занялись любовью. Когда лучи зимнего солнца просочились в окно, они лежали в объятиях друг друга. И ей хотелось рассказать ему обо всем: о том, где была, что видела, – но она не стала этого делать, чтобы не разрушить очарование момента. Она думала, что у них будет еще много, очень много таких моментов. Что ж, тогда она расскажет все сейчас, пока еще в состоянии говорить. И она рассказывает ему об укромных пляжах и бескрайних океанах, о джунглях – таких густых, что в них не проникает свет. О горах с плоскими вершинами, откуда видно все небо, от края до края, и где на короткий миг она ощутила умиротворение. О людях, с которыми она разговаривала и веселилась, которые открыли новые, неведомые ей самой грани ее души, которые залечили ее глубокие раны и помогли стать достаточно сильной, чтобы двигаться вперед, навстречу будущему. Но ни эти люди, ни места, где она побывала, не могут сравниться с тем ощущением, которое она испытывает, просто находясь рядом с ним. И где бы она ни находилась, какое бы расстояние их ни разделяло – мысленно она всегда возвращалась к нему. Как будто все это время он был рядом, подбадривал и заставлял наслаждаться каждым мгновением радости. Потому что такая любовь бывает. Она проникает в твою душу и меняет тебя навсегда. И даже если ты больше никогда не увидишь любимого человека, даже если никогда больше не прикоснешься к нему, это чувство все равно делает мир прекрасным местом.

Снаружи доносятся приглушенные крики – отрывистые и деловитые фразы. Врачи неотложки. Они хотят повернуть Дженн к себе и поговорить с ней. Но она не может. Она не отвернется от него. Потому что инстинктивно она понимает: их время на исходе. Он не доедет до больницы. Вот и все. Здесь они попрощаются друг с другом навсегда. Она лишь надеется, что он не осознаёт происходящее. И что он думает о чем-то прекрасном. А она останется с ним до конца, крепко держа его за руку.