Все трое скрылись от глаз публики, но разговаривать беззвучно мог только Художник. Юми подумала, что их поведение стало еще более подозрительным, но она не знала, как принято вести себя среди нормальных людей, поэтому не ей было об этом судить.

– Художник! – прошипела Виньетка. – Как тебя угораздило помереть? Лапша не в то горло попала?

– Я вроде жив, – зачем-то шепотом ответил он. – Пару дней назад вдруг проснулся в мире вот этой девушки! Она, похоже, живет на звезде, и я, похоже, туда перемещаюсь. Потом опять засыпаю и возвращаюсь сюда вместе с ней, только я теперь вроде призрака.

Виньетка посмотрела на Юми и протянула руку.

– Привет! Хочешь обменяться пожатием мясных конечностей?

– Э… – Юми взяла руку и поклонилась.

Виньетка почему-то не стала кланяться в ответ, а лишь слегка потрясла рукой.

– Приятно познакомиться, – сказала Виньетка. – Ты не привидение.

– Мы пока не поняли, что с нами творится, – сказал Художник. – Почему в ее мире я попадаю в ее тело, а здесь она не перемещается в мое.

– Гм?.. – Виньетка кивнула на Юми. – Художник, вообще-то, это твое тело, самое что ни на есть.

– Но… ты же видишь ее, верно?

– Ага, – ответила Виньетка. – Но я вижу между ним и тобой линию Связи. У меня… это самое… сильно развит когнитивный аспект? Проще было бы цифрами объяснить, но у смертных обычно голова кругом идет, когда я так делаю. Я тебе как-то говорила, что на самом деле нахожусь не здесь и вижу когнитивные тени, даже когда они хотят оставаться незамеченными. Кстати, у тебя теперь девичье тело.

– Что?! – воскликнул Художник.

– Кто ты? – спросила Виньетка, игнорируя Художника и глядя на Юми. – У тебя, шквал побери, крайне мощный духовный аспект, невероятно сильно инвестированный. Иначе ты бы не смогла переписать его тело с помощью своего духа и подладить его под твое восприятие себя. Уменьшить и перестроить кости, растянуть и переместить мышцы… Занятненько.

Художник побледнел.

– Достопочтенная хозяйка, я… не собиралась ничего такого делать, – сохраняя хладнокровие, ответила Юми. – Это сделали духи в силу крайней нужды.

– Ну да, – бросила Виньетка. – Гм… кропотливую же работу ты провернула. И наверняка сильно проголодалась.

– Ужасно, – подтвердила Юми. – Но сегодня все не так плохо, как в первый раз.

– С каждым разом должно быть все легче, – сказала Виньетка. – Тело будет меньше сопротивляться и тратить меньше энергии в попытках вернуть прежний облик. Так или иначе, надо тебя покормить. Работа у меня такая. Представьте себе, я работаю!

Виньетка выглянула из-за стойки и отправила Юми обратно на табуретку, хотя вытереть они успели едва ли половину. Затем быстро и ловко убрала остатки лапши, пока Художник угрюмо смотрел.

– Не хочу быть девчонкой, – произнес он.

– Не бузи. – Виньетка взяла швабру с влажной тряпкой и протерла пол. – Я уже много лет прикидываюсь, так что поверь моему экспертному мнению: это весьма приятно. Разве что пренебрежение по половому признаку иногда раздражает. Но дураки везде есть, и женщины тут не виноваты. – Она взяла паузу и улыбнулась Художнику. – Не раскисай. Когда она отвяжется от твоего тела, оно с вероятностью придет в норму.

– С вероятностью? – переспросил он.

– Определенно, с вероятностью. – Она сунула ему швабру, и древко прошло сквозь бесплотные пальцы. Виньетка усмехнулась. – Что? – спросила она, заметив, что Художник обиделся. – Просто проверяю.

Она унесла швабру и ведро на кухню. Художник обогнул стойку и устало сел рядом с Юми. Та огляделась, но вроде бы на них не обращали внимания. Только Аканэ смотрела на Юми с беспокойством, и та ответила жестом, который, как она надеялась, будет понят как «все хорошо».

– Почему никого не тревожит все то, о чем говорит и что делает Виньетка? – прошептала Юми. – Привидения, упавшая швабра, разговоры с воздухом?

– Тут в основном завсегдатаи, – поникшим голосом объяснил Художник. – Они привыкли. Виньетка всегда так себя ведет.

– Я игнорирую рамки общественной морали, – пояснила Виньетка, вынося миску супа для Юми. – Это так мило.

Она поставила миску на стойку и наклонилась. Жительницы этой планеты определенно любили одежду с глубокими вырезами.

– Поешь, – сказала Виньетка.

Юми принялась есть. Вкус был более ярким, чем она привыкла, и необычным. Незнакомые специи смешивались во рту, пробуждая вкусовые рецепторы от долгой спячки. Первая ложка зашла с трудом. Вторая понравилась Юми. Третья оказалась просто божественной.

– Обычно лапшу едят майпонскими палочками, – сказал Художник.

Юми посмотрела на палочки. Точно такими же ее кормили служанки, а вот сама она никогда не держала их в руках. Поэтому обошлась ложкой.

– Все равно не понимаю, почему ты меня видишь, – обратился Художник к Виньетке.

– Тут нечего понимать, – ответила та. – Просто я не человек, а бессмертная сущность из чистой инвеституры, временно пребывающая в оболочке, имитирующей человеческую плоть.

Юми застыла, не донеся ложку до рта. Попыталась разложить это предложение на части, но все равно пришла к очевидному заключению.

– Ты… дух? – спросила она.

– Это как посмотреть, – ответила Виньетка. – Юми, что, по-твоему, есть дух?

– Духи – основа моего мира, – объяснила Юми в промежутках между жеванием. – Они поднимаются из земли по моему зову, а я, проводник между божественным и смертным, услаждаю их взор, складывая камни. Взамен они выполняют мои просьбы, принимая облик полезных и могущественных предметов, временно благословляя мой народ.

– Камни, значит, складываешь? – переспросила Виньетка.

– Согласно определенной схеме, – ответила Юми. – По неизвестной нам, смертным, причине духи любят, когда из хаоса создается порядок. Есть и другие способы, но сложение камней привлекает духов больше всего.

– Это смесь искусства и математики, – сказала Виньетка. – Сдобренная чисто человеческими характеристиками: вниманием, удовлетворением, эмоциями. Здесь все буквально усыпано обломками Виртуозности. Так или иначе, я могу ответить на твой вопрос. Ура! Да, я, безусловно, дух. Практически такой же, как ваши.

Юми сразу это заподозрила, но никак не могла свыкнуться с мыслью. Она с благоговейным трепетом опустила ложку и, немного поразмыслив, начала молиться.

– Прекрати! – Виньетка щелкнула ее ложкой по лбу. – Я тебе не спрен чести. Что с тобой?

– Я… демонстрирую почтение, – ответила Юми (высоким стилем).

– Я не из ваших духов, – сказала Виньетка. – Да к тому же я в отпуске. Никакого поклонения божественным фрагментам, пока они в отпуске. Это правило я придумала только что.

Дело становилось все запутаннее, но долгом Юми было выполнять требования духов, и она неохотно продолжила есть, косясь на Художника.

– У тебя тут живет дух, а ты даже не обмолвился? – спросила она.

– Я не знал, что она дух, – ответил Художник.

– Я тебе говорила. – Виньетка оперлась локтями на стойку. – Всем говорила. Никому нет дела. Будь я более мстительным божественным фрагментом, оскорбилась бы. Но я просто эксцентрична. Это мило.

– Она постоянно болтает всякую чепуху, – сказал Художник Юми. – Откуда мне знать, что она говорит правду, а не просто спятила?

– По-моему, Никаро пропускал мои слова мимо ушей, – заговорщицки шепнула Виньетка, наклонившись к Юми. – В его защиту отмечу, что он все это время на мою задницу таращился.

– Ты это в мою защиту говоришь? – Лицо Художника сделалось пунцовым.

– Конечно, – повернулась к нему Виньетка. – Это честное оправдание. Задница-то у меня классная!

– Не думал, что ты заметишь, как я… смотрю. – Художник совсем поник.

– Парень, женщины всегда замечают. Мне пары лет хватило, чтобы понять.

– А я бы вряд ли заметила, – вставила Юми, продолжая поглощать еду, с каждой ложкой становившуюся все вкуснее.

Но теперь, утолив голод, она обнаружила, что ее клонит в сон. В эту вылазку в мир Художника она продержалась гораздо дольше, чем в прошлую, но теперь чувствовала, что недолго сумеет бодрствовать.