По крайней мере, такое оправдание она придумала. На самом деле хватило одного взгляда на это платье, одной мысли о том, что можно просто взять и надеть его, – и в Юми что-то всколыхнулось. Эти позывы не дремали в глубинах ее души, не прятались в уголках сознания. Они рыскали, даже когда она еще жила в своем мире. Лиюнь сочла бы их опасными.

Но Лиюнь здесь нет.

– Давай примерим, – прошептала Юми, наклонившись близко к Аканэ.

– Отлично! Какой у тебя размер?

– Не знаю… – Юми вновь залилась краской. – Я никогда сама не ходила по магазинам.

– Что?

– Носила, что мне давали.

– За сестрами донашивала? – уточнила Аканэ (низким стилем). – Ты, значит, самая младшая? В обносках нелегко ходить, на своем опыте знаю. Так ты первый раз в магазине?

Юми кивнула.

– Неудивительно, что ты как бабочка на фабрике лампочек, – произнесла Аканэ. – Тогда давай так: покажи на манекенах, что тебе нравится, а я подберу похожее и принесу в примерочную. Так не придется сто нарядов мерить, хватит и десятка.

– Звучит восхитительно, – ответила Юми (высоким стилем). – Спасибо тебе, Аканэ. Ты делаешь честь своей семье, своим предкам и самим духам.

– А ты, – сказала Аканэ, – просто золотце.

Аканэ проводила ее к прислужнице, и та сняла с Юми мерки весьма личного характера. Аканэ, видимо, решила, что Юми смутится, но на деле именно эта процедура оказалась для той знакомой и привычной – хотя, конечно, проводить ее на глазах у Художника было не слишком приятно.

– Полагаю, свой размер лифчика ты тоже не знаешь? – спросила Аканэ, когда с замерами было покончено.

– Э-э-э…

Не слишком ли странно прозвучит: «Я не знаю, что такое лифчик»? И уж тем более ни к чему, чтобы люди здесь догадались, что она в прямом смысле с другой планеты.

– Нет?

Поэтому пришлось прибегнуть к замерам еще более личного характера. Юми стойко выдержала их и вскоре очутилась в узком проходе с кабинками, где, очевидно, примеряли одежду. Когда она вошла в кабинку, Художник уселся ждать снаружи, хотя Юми еще нечего было примерять: Аканэ подбирала для нее гардероб.

– Что такое лифчик? – прошептала Юми Художнику через приоткрытую дверцу.

– Нижнее белье, – ответил тот. – Для женщин. – Помешкав, он указал на грудь.

– А-а… – ответила Юми. – Почему не нагрудная повязка?

– Это ты лучше у Аканэ спроси.

– Мне кажется, ты считаешь все это легкомысленным бездельем.

Художник пожал плечами и взглянул на прошедшую мимо Аканэ, которую теперь сопровождали аж две прислужницы.

– Тебе нужна новая одежда, – сказал он. – А лучше ее с выбором никто не поможет.

– Она очень красивая, – сказала Юми.

– Самая красивая в нашем классе, – согласился он.

– А что еще тебе в ней нравится, кроме красоты?

Художник задумался. Пауза вышла досадно долгой – для него.

– У нее отличный вкус в одежде.

– Это входит в понятие красоты, – заметила Юми.

– А тебе-то какое дело? – проворчал он.

– Ну, я вот заметила, что она чуткий и отзывчивый человек, – ответила Юми. – Мне просто любопытно, чем она так очаровала тебя.

– Ничем она меня не очаровывала, – серьезным, не оправдывающимся тоном ответил Художник. – Просто я много думаю. Наверное, слишком много. И мечтаю. – Он качнул головой, когда Аканэ проследовала обратно, нагрузив прислужниц одеждой.

И, похоже… за двумя уже спешила третья?

Разве Аканэ не сказала, что подберет для Юми лишь несколько нарядов?

– Она хорошо ко мне относилась, – сказал наконец Художник, – хотя я был той еще деревенщиной. Мы познакомились три года назад. Другие ученики надо мной посмеивались. А Аканэ было интересно, почему я пошел в художники…

Не дождавшись продолжения, Юми спросила:

– А у тебя был выбор?

Вопрос прозвучал глупо. Если подумать, было очевидно, что Художник стал художником по собственному желанию. В Торио мало кому удавалось заниматься тем, чем хотелось. Обычно люди просто наследовали ремесло своих родителей. Если только тебя не выбирали йоки-хидзё.

– У нас так устроено, – ответил Художник.

– И ты решил стать художником-кошмаристом? – спросила Юми. – Почему?

Не успел он ответить, как вернулась Аканэ, таща за собой четырех прислужниц, до головы нагруженных одеждой. Юми приняла первую стопку, выслушала инструкции Аканэ и лишь тогда сообразила, что Художник мог просто ответить ей. Никто бы его не услышал. Почему же он умолк, когда появились другие?

Юми заперлась в тесной кабинке. Выбор был огромный. Она начала с того, что стянула с себя многослойное одеяние и обнаружила, что вспотела. Она не замечала этого, но выбраться из чересчур теплой одежды оказалось приятно. Возможно, Юми уже начала привыкать к этой морозной стране.

Первые предметы нижнего белья не вызвали затруднений, а вот лифчик оказался мудреным устройством. Она понимала, как его нужно носить, но оказалось крайне непросто справиться с бретельками, застежкой и прочим. Юми дивилась эластичности ткани. Как здешним мастерам удалось изготовить такое?

Наконец удалось надеть лифчик, хотя и пришлось сдвинуть его чашками на спину, чтобы застегнуть, а потом вернуть в нужное положение. Он показался чуть тесноватым и подчеркивал формы, вместо того чтобы сглаживать их. Юми предположила, что именно благодаря этому эффекту Аканэ и другие девушки выглядят такими… фигуристыми. Зачем они так выставляют все напоказ?

Сочтя лифчик совершенно бессмысленным атрибутом, она уже хотела снять его. Но тут повернулась и с любопытством замерла. Затем попробовала подпрыгнуть. И…

Ей понравилось. Не то чтобы в лифчике было по-настоящему удобно, но определенный дискомфорт он точно устранял.

– Юми? – окликнула снаружи Аканэ. – Все хорошо?

– Этот лифчик, – девушка снова подпрыгнула, – просто восхитительный.

– Раньше все не по размеру были? – спросила Аканэ. – Теперь почувствуешь разницу.

Сначала Юми хотела оставить красивое платье напоследок, но любопытство взяло верх. Она надела его и посмотрелась в зеркало. Платье было прекрасным, как облака над темно-голубым небом, как ветер, обретший плотность лишь для того, чтобы обнять ее.

Помимо внешней красоты, в нем была и какая-то особая притягательность. Платье будто превращало Юми в другого человека. В человека, у которого есть выбор. Впервые в жизни она сама принимала решения.

Аканэ вручила ей небольшую косметичку, где была расческа. Юми несколько раз расчесала волосы, устранив колтуны, выпрямилась и уставилась на сказочное существо в зеркале, силясь поверить, что это она.

– Ну как? – окликнула Аканэ. – Открой! Дай посмотреть!

Юми мгновенно залилась краской, прикрыв ладонями голые плечи. В ее предыдущем наряде было чересчур жарко, а вот в платье – холодновато.

– Я стесняюсь, – ответила она. – У меня плечи голые!

– А! – ответила Аканэ. – Тебе повезло, я об этом позаботилась. На первом крючке справа жакет в тон.

Юми посмотрела и увидела короткий жакет на пуговицах. Его можно было бы назвать кардиганом, не будь он чуть моднее – грубее (из плотной хлопчатобумажной ткани) и короче, не доставая даже до пупка. Жакет напомнил Юми верхнюю часть ее тобока, только с укороченными рукавами.

Она сняла его с вешалки и нерешительно надела. Жакет прекрасно сочетался с платьем. Облегающий крой подчеркивал женственную фигуру Юми, и пришлось побороть стеснение, прежде чем открыть дверцу.

Аканэ расплылась в улыбке. Это придало Юми уверенности, она расцвела, как взмывающий в небо цветок. Одна из прислужниц осталась с ними; она задумчиво кивала, очевидно тоже выражая одобрение.

Позади Художник смотрел с отвисшей челюстью. Наверняка подумал, что Юми выглядит глупо. Он-то знал, какую одежду ей положено носить.

– Красота! – воскликнула Аканэ. – Это точно берем. Попробуй другие! Там есть одно розовое…

Аканэ вошла в кабинку и принялась откапывать из горы платьев упомянутое. Юми взглянула на Художника. Тот по-прежнему таращился, но теперь Юми не переживала, что одета неподобающим образом. Слишком уж многого требовали от нее духи в последние дни.