– Мой адвокат предположил, что было бы полезно, если бы меня проверили, – мрачно продолжил Пол. – Лучше всего сделать это сейчас, пока Заре не пришла в голову эта идея. Ты видела тот случай с разводом в новостях? Если вы чего-то хотите от мужчины, заставьте его пройти М-тест. Если он откажется, вы выиграете. Если его тест окажется положительным, вы выиграете. А мужчине остается только скрестить пальцы и надеяться, что он отрицательный, даже если этот человек никогда не совершал ничего плохого.

К Антонии вернулся дар речи:

– Я возьму из шкафа набор для тестирования.

Они хранили запасы в клинике, потому что многие родители просили, чтобы их сыновья прошли повторное тестирование, в тщетной надежде, что первый тест был неправильным, хотя вероятность этого была крайне низкой. Иногда тест показывал ложноотрицательный результат, поэтому каждый набор включал два мазка, исследуемых отдельно. Но ложноположительных результатов быть не могло.

Она вымыла руки, надела латексные перчатки и разложила все детали комплекта. Пол открыл рот, и она осторожно провела ватной палочкой по внутренности его щеки, собирая клетки для отправки на генетическое тестирование.

Затем Антония сделала все необходимые пометки и запаковала коробку. Она одарила Пола натянутой улыбкой и вышла из комнаты, забрав с собой комплект с анализом. После того как она позвонила курьеру, чтобы тот забрал его, ей пришлось изо всех сил стараться успокоить родителей, которым пришлось ждать.

До конца того дня дела шли еще хуже.

Когда она поехала в школу за Джеком, у нее было отвратительное настроение. Но встреча с сыном немного улучшила его. Мальчик выбежал из школы, как всегда счастливый при встрече с матерью, и она заключила его в свои объятия. Лили тоже ждала у ворот вместе со своей младшей дочерью.

Антония перекинулась парой слов с Лили, помахав рукой Джинни, когда та вышла из школы, шаркая ногами, одетая в юбку, которая развевалась на ее пухлых коленях. Она решила не сообщать Лили, что Пол сдал анализ. На самом деле это ее не касалось. Пол сам должен был принять решение, стоит ли Лили знать о тесте. Но с Оуэном Антония все же захотела поделиться.

– А что, если он положительный? – спросила она. – Он не сможет продолжать здесь работать, если окажется, что это так.

Пол получил результат теста два дня спустя. Он был отрицательным. Зара не получила желаемых денег.

Би

Сейчас

Полиция вернулась тем же утром. Оуэн и Антония уехали в клинику, а Джек был в школе, поэтому Би и Саймон остались дома одни. Саймон был в кинозале и играл в видеоигры, когда в дверь постучали, поэтому им открыла Би. И это, казалось, было к лучшему.

Но при этом единственной поддержкой Би на тот момент можно было считать собаку. Что не сильно помогало.

Она с ужасом уставилась на двух офицеров в форме на пороге, оба мужчины были намного выше нее. Они точно были «М-», теперь все полицейские имели такой статус, но это не мешало ей чувствовать страх. Однако она выпрямила спину и сказала себе, что имела дело с мужчинами и пострашнее, чем эти двое.

– Я могу вам помочь? – спросила она, когда наконец смогла говорить.

– Би Митчелл?

– Да, – подтвердила она. Хотя ей хотелось солгать и сказать, что она уборщица.

– Мы можем войти?

– Не совсем. Это не мой дом.

Они посмотрели друг на друга, как бы обмениваясь мысленными сообщениями.

– Нам нужно поговорить с вами об инциденте, который произошел на ферме по переработке мусора в Хилсфорде четыре дня назад…

Ее сердце упало. Она провела рукой по лицу, думая о своей ужасной одежде и своих ужасно уложенных волосах, которые, по правде говоря, могли только свидетельствовать против Саймона, но отказаться от диалога она тоже не могла.

– Хорошо, – согласилась Би.

Признаться или нет. Признаться или нет.

– Вы были в Хилсфорде? – спросил полицейский повыше.

– Да, я была там.

– А ваш сын?

– Он тоже был там.

– Почему вы были там?

– Мне нужно было зарабатывать на жизнь. – Би скрестила руки. – Это не противозаконно, не так ли?

– Конечно нет.

Полицейские снова посмотрели друг на друга. Снова молча обменялись мыслями.

– Проблема вот в чем, – сказал ей полицейский пониже. – Би, могу я называть вас Би?

– Нет, не можете.

Между его бровями образовалась складка. Ему это не понравилось.

– В ночь с десятого на одиннадцатое был бой, – проговорил он. – Незаконный бой. Насколько мне известно, ваш сын участвовал в нем.

Она пожала плечами.

– Какое это имеет отношение ко мне?

– Где он? – спросил ее другой полицейский.

– Понятия не имею, – солгала Би. – Ему восемнадцать. Вы правда думаете, что я могу контролировать, куда он идет и что делает?

Она произнесла эти слова достаточно легко, пытаясь скрыть, как злилась, как была напугана, как отчаянно хотела закрыть дверь до того, как Саймон придет посмотреть, что происходит.

– Парень, с которым дрался Саймон, находится в больнице с повреждением головного мозга, – продолжил тот, что повыше. – У него тяжелое состояние. Если он умрет…

Би почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Она схватилась за край двери.

– Саймон ничего не сделал, – произнесла она тихим голосом, потому что отрицание вины – это все, к чему она могла прибегнуть.

– Если снова увидите своего сына, – продолжил полицейский, – необходимо, чтобы вы немедленно связались с нами.

Затем они вдвоем развернулись и пошли прочь, а Би дрожащей рукой закрыла дверь. Она добралась до нижней части лестницы и только тогда смогла сесть. Она закрыла лицо руками и сильно зажала уголки глаз, не позволяя слезам течь.

На протяжении всей жизни Саймона она пыталась защитить его. Она стремилась держать его рядом с собой, поскольку мир для мальчиков становился все более жестоким и давящим, в любой момент их можно было обвинить в чем угодно. Она знала, что с самого начала его жизнь не была идеальной, ведь он появился на свет на полу больничного туалета, да и Алфи не был примерным отцом, плюс ко всему у них никогда не было достаточно денег, детский сад оказался дрянным, школа такой же паршивой, и прочее-прочее.

Когда Саймон родился, она не дала ему пройти обследование отчасти потому, что не поддерживала само тестирование, а отчасти потому, что именно Оуэн предложил эту идею. Позже она отказывалась, потому что не могла позволить себе лечение, если сын получит положительный результат, и поэтому решила, что незнание статуса – лучший вариант. А еще позже она отказывалась, потому что ее страх, что его результат окажется положительным, был непреодолимым. В конечном счете ее воспитание было настолько ужасным, что она сделала Саймона плохим, несмотря на присущую ему доброту, и смириться с этим было невыносимо трудно.

Никогда еще она не чувствовала себя такой одинокой, как в тот момент, сидя внизу лестницы в большом модном доме своей сестры.

– Мам?

Она подняла глаза и увидела стоящего выше на лестнице Саймона.

– Что происходит? – спросил он.

– Снова заявилась полиция, – проговорила она. – Похоже, наша попытка отвлечь их, бросив машину, не сработала. Они знают, что мы здесь. По крайней мере, они знают, что я здесь, потому что я совершила глупость, открыв им дверь.

– Чего они хотели?

– Этот бой… У другого мальчика поврежден головной мозг. Они не знают, выживет ли он.

– Ну и дерьмо, – выдохнул Саймон, что в точности соответствовало мнению Би. – Ты серьезно?

– Да, серьезно.

Когда он сел на ступеньку рядом с ней, она обняла его за плечи и крепко прижала к себе. Он был горячим, костлявым и пах мылом.

– Я не хотел этого делать, – произнес он.

– Я знаю.

Но все же он это сделал.

– Все будет хорошо. – Он пытался убедить в этом себя и Би.

– Как, Саймон? Каким образом? Ты прошел тестирование. Ты сделал то, чего я говорила тебе никогда не делать. Если результат окажется положительным, это сыграет против тебя. Они посадят тебя в тюрьму. Не будет ни смягчения наказания, ни общественных работ. Ты не сможешь обеспечить себе защиту. Так скажи мне, как все может «быть хорошо»?