Он уже почти распеленал младенца, а она так и не удосужилась ответить. Что он хочет сделать? Она следила за тем, как он осматривал ребенка, ощупывая его руки, ноги, круглый животик с синим обрубком удивительно сочной пуповины посередине. Ее взгляд метнулся к Алфи, и она поняла, что он тоже внимательно наблюдает за происходящим. Она задавалась вопросом, что он чувствует, видя, с какой легкостью Оуэн обращается с его сыном, в то время как он сам слишком напуган, чтобы даже взять его на руки.

– Он кажется вполне здоровым. – Оуэн снова укутал новорожденного. Из-за его манипуляций холодный воздух коснулся кожи ребенка, отчего тот начал сердито хныкать. – Тебе повезло, что все прошло гладко. Рожать в одиночку может быть крайне опасно.

– Я не специально так сделала!

– По крайней мере, ты была в нужном месте, – продолжил Оуэн, как будто она ничего и не говорила. – Настоящая драма. Все внизу об этом говорят.

Он погладил малыша по щеке, а потом наконец обратил внимание на Би. Ее кровать стояла рядом с окном, уже начинало темнеть. Оуэн оказался погружен в мягкую тень. Би натянула простыню до подбородка, как щит против него. Она вдруг почувствовала себя очень уязвимой, болезненной и испуганной. Теоретически было понятно, что можно сказать врачу, если не хочешь, чтобы он прикасался к тебе, но на самом деле это оказалось гораздо сложнее. Она не хотела, чтобы Оуэн прикасался к ней, особенно на глазах у Алфи. Она не хотела оказываться по его вине в ситуации, когда ей придется его останавливать.

– Поздравляю, – сказал он. – У вас прекрасный маленький мальчик. Вы уже придумали ему имя?

– Саймон, – ответил Алфи. – В честь моего отца.

Би недоверчиво посмотрела на парня. Этого имени не было в их списке. Алфи и словом не обмолвился, что оно ему нравится. И вообще, разве это не должно быть ее решением, учитывая, что именно она проделала всю работу?

– Вы хотите, чтобы у него взяли пробу? – спросил Оуэн.

– Пробу на что? – уточнил Алфи, хотя Би была уверена, что вопрос был адресован именно ей.

– На М-ген. Это просто и совершенно безболезненно.

– Даже не знаю. – Алфи взглянул на Би, чтобы та ответила.

Она его проигнорировала.

– Но зачем? – спросила она Оуэна.

– Что значит «зачем»?

– Для чего мне его проверять?

– Нужно знать, с чем имеешь дело, – пояснил Оуэн.

– Я имею дело с ребенком! – отрезала Би, отвернув лицо к окну: от Оуэна, от Алфи, от своего сына. Она не делала никаких обследований, пока была беременна, и не была настроена на этот тест. Мысль о том, что можно классифицировать ребенка как правильного или неправильного, хорошего или плохого, совершенного или несовершенного, была для нее отвратительна. Она считала, что ты получил то, что получил, стараясь изо всех сил.

– Что это значит? – поинтересовался Алфи. – Ты хочешь сказать, что с ребенком что-то не так?

– Я ничего такого не имею в виду, – ответил ему Оуэн. – Я только лишь хочу, чтобы вы были осведомлены обо всех возможностях.

Би почувствовала паузу в его дыхании, ощутила на себе пристальный взгляд, посмотрела на отражение Оуэна в окне и поняла, что он действительно наблюдает за ней.

– К слову, Антония беременна. Срок небольшой, и мы пока никому не рассказывали. Риск выкидыша и все такое. Но я подумал, что вы должны знать.

– Поздравляю, – сказала она. И вдруг почувствовала, что хочет плакать – ей показалось странным, что слезы проступили именно сейчас, учитывая все, что произошло за последние несколько часов.

– Да, поздравляю, – вторил Алфи ее словам, когда ребенок начал плакать. Шума было достаточно, чтобы оба мужчины извинились и направились прочь. Только когда они ушли, Би наклонилась и выхватила сына из кроватки. Она держала малыша близко к своему телу, ее грудь пульсировала одновременно с его криками, слова Оуэна стояли эхом в ушах.

– С тобой все в порядке, – прошептала она ему. – Я не позволю никому говорить иначе. Ты идеальный, слышишь? Идеальный. И мы не назовем тебя Саймоном!

Антония

Сейчас

Антония сидела за рулем своего прекрасного белого «Мерседеса», нетерпеливо постукивая по рулю руками с французским маникюром, ожидая, пока старик впереди наконец возьмется за дело и присоединится к потоку транспорта на кольцевой развязке. Она очень спешила. Она ненавидела опаздывать. Особенно к Джеку.

Подъехав к школе, она бросила машину на пустом месте для людей с ограниченными возможностями, которое находилось рядом со входом, и побежала внутрь, что было непросто делать на каблуках. Свою красную сумку «Гуччи» она держала под мышкой. В зрительный зал Антония влетела за две минуты до начала. Она прижала руку к груди, пытаясь отдышаться, когда Лили помахала ей с другого конца зала и указала на свободное место рядом.

Антония быстро подошла к ней. Лили поприветствовала ее воздушным поцелуем в каждую щеку.

– Я не была уверена в том, что ты сможешь прийти.

– И я. Моя обеденная встреча затянулась.

Антония открыла сумку, достала пудреницу и посмотрелась в зеркало. Ее нос блестел, и она провела по нему маленьким спонжем, вращая зеркальцем вокруг, чтобы следом проверить свои волосы. Она вернула локонам идеальный вид, всего лишь несколькими движениями пальцев оправдывая ту цену, которую платила в салоне, куда ходила раз в две недели.

– Что-то случилось? – спросила Лили. Ее волосы были длиннее и темнее, чем у Антонии, Лили подобрала их атласной резинкой. На ней было темно-зеленое платье с высоким воротником и подолом на уровне щиколоток. Антонии не очень-то нравился этот дешевый викторианский образ, но они были подругами в первую очередь потому, что вместе с мужьями были совладельцами клиники, в которой проходили лечение мальчики с положительным М-тестом, а не потому, что у них были одинаковые вкусы в одежде.

Оуэн и Пол оба были педиатрами и занимались медицинской стороной дела. Лили работала неполный рабочий день в качестве офис-менеджера, отвечая на телефонные звонки и электронные письма, рассылая сообщения, поддерживая веб-сайт и выполняя все общие административные функции, необходимые для поддержания работы компании.

Что касается Антонии, она имела дело с родителями. Она держала их за руки, когда те были слишком взволнованы в ожидании своих М-положительных сыновей, учила их проверенным стратегиям воспитания и помогала им в принятии того, что они были не в силах изменить.

– Ничего, с чем бы я не смогла справиться. – Она захлопнула пудреницу и положила ее обратно в сумку. – Всего лишь небольшое расхождение во взглядах, как ты выражаешься.

Лили засмеялась.

– Ты хочешь сказать, они не следовали должным образом программе, а потом удивлялись, почему она не работает?

– Если я правильно помню, дословно они сказали следующее: «Мы сокращаем прием препаратов до трех раз в неделю, потому что нас пугает медикаментозное лечение ребенка в таком раннем возрасте», – проговорила Антония в том момент, когда на середину сцены вышел завуч. Это был высокий худощавый мужчина в темно-синем костюме с тщательно причесанными волосами. Дети прозвали его Ларч, в честь дворецкого из «Семейки Аддамс».

Он несколько раз хлопнул в ладоши, привлекая внимание родителей, чтобы те перестали переговариваться и сосредоточились, а затем перешел к обычной учительской речи. Антония не слушала. Ее внимание привлек дверной проем сбоку, через который она могла наблюдать за ожидающим своего выхода Джеком. Ее прекрасным сыном. Материнское сердце встрепенулось при виде его. Как правило, половое созревание не проходит незаметно. Она ежедневно наблюдала за этим в клинике. Здесь, в школе, это тоже было очевидно, если присмотреться к другим мальчикам в очереди, хотя все они были М-отрицательными. Иначе их просто не было бы в этой школе.

Но ее сын, похоже, был исключением. Его кожа оставалась гладкой и красивой, его иссиня-черные волосы блестели, как вороново крыло, его ресницы оставались длинными, как в детстве. Вот только брюки снова выглядели немного короткими.