Я решительно повернулся к дому и двинулся прочь от машины, медленно тронувшейся с места и начавшей отъезжать.

Я успел сделать десять шагов через открытое пространство, отделявшее место остановки машины от забора территории моего дома, когда из темноты проулка вынырнула до боли знакомая машина ППС. Она понеслась прямо на меня. Я еле успел отпрыгнуть. Правда, отпрыгнуть к забору, лишившись возможности манёвра.

А дальше… А дальше, я бы сказал, что было всё, как во сне, если бы это и так не был «сон». И, если бы, не было это всё настолько чётко, рельефно, отчётливо, остро. Мир, как будто замедлился. И я вместе с ним попал в вязкий кисель вместо воздуха, который заставлял меня двигаться медленно-медленно…

«Бобик» остановился. До боли знакомо распахнулись три его двери, выпуская наружу вооружённых ППС-ников. Двоих в броне и шлемах с «сучками» в руках, водителя только в броне, пытающегося вытащить из кобуры табельный пистолет.

Только, в отличии, от прошлого раза, я не поднимал руки перед собой вверх. И ничего не говорил. Я молча и сосредоточенно тянул из своей кобуры скрытого ношения свой «Лебедев».

А ещё… нахлынуло то самое состояние, которое я не так давно впервые испытал на соревнованиях, выполняя свой комплекс перед судьями. Опять было тело. Опять была «голова» отдельно от тела. Опять была отданная на исполнение команда, которую тело старательно и полностью автоматически выполняло. Оно выполняло «Норматив №1» — изготовку к стрельбе со снятием с предохранителя, досылом патрона в патронник и последующей стрельбой. Тот самый норматив, который я часами отрабатывал в тире при районном отделении Полиции эти месяцы. Выполняло чётко, быстро, без задержек и лишних движений.

Задержка была только одна: задержка в отмене принятой на исполнение команды. Я осознал, что делаю, ещё в процессе, за секунду до первого выстрела, до того, как первая гильза вылетела вбок через специальный паз в рамке…

Четыре секунды. Те самые «нормативные» четыре секунды, в которые я раньше, на тренировках, никогда не укладывался. Четыре секунды… три мишени, почти в упор. Почти не целясь. Практически, наугад, по направлению, как и учил инструктор: «как пальцем на что-то показываешь, не задумываясь, так и стволом укажи». Четыре секунды, три мишени… пустая обойма быстро выщелкнута из рукоятки пистолета и заменена на новую, рамка отпущеная с задержки, встаёт на своё место, автоматически досылая свежий патрон в патронник…

И только тут накатывает полное понимание того, что я только что сделал: я только что убил трёх полицейских при исполнении, открыв огонь на поражение без предупреждения и предупредительного выстрела!! Причём, всадил по четыре пули каждому из них в голову — две только «в молоко» ушли. В голову!!! То есть, теперь ни одна экспертиза не покажет, что они действовали, будучи под контролем Разумника.

— Бля-я-я… — медленно и мучительно выдохнул я. Руки мои сами собой опустились плетьми вниз, плечи поникли.

А тут ещё и осознание догнало, что это были не просто полицейские, а ЛЮДИ! Чьи-то сыновья, чьи-то братья… чьи-то отцы, которых дома ждут маленькие дети. Такие же дети, как мои, которые ждали дома меня из командировок…

Захотелось взвыть раненным волком. Но я не успел.

Последнее, что я увидел, это моя кровь с каким-то беловато-серым осколком, попавшая на лицо подбежавшей Алины. Потом была боль и темнота.

Я резко открыл глаза и рывком сел на кровати, одновременно до хруста втягивая в грудь воздух. Две секунды таращился в темноту гостиничного номера. Потом закрыл глаза, медленно выдохнул и облегчённо упал обратно на подушку… Сон. Просто сон. Только сон… ЭТО, конкретно ЭТО — сон. Просто, очень плохой сон. Кошмар, просто… после которого трясутся руки, ещё помнящие тепло и рывки рукоятки пистолета…

'Утро начинается, начинается,

Город улыбается, улыбается…' — вновь звучали знакомые до боли уже строчки детской песенки, переделанной нами с Милютиной в местный попсовый хит. Мои глаза распахнулись, голова повернулась вбок, взгляд нашёл дисплей маленького противоударного будильника, упёрся в показанные там дату и время, а губы… медленно расплылись в довольной улыбке — это была не случайность! Не единичная вселенская «флуктуация», сместившая разово меня по оси времени на сутки назад, подарив единственный в своём роде, уникальный и совершенно неповторимый шанс прожить этот день заново. Нет!

Как звучит растиражированная до полной потери авторства фраза: «Один раз — случайность, два — совпадение, три — закономерность, четыре — система!». И я сейчас открыл глаза уже во втором пункте данной последовательности. В том, который «совпадение».

А, если посчитать по-другому, по количеству раз, которые я уже проживаю этот день, то и в третьем! Этого вполне достаточно, чтобы начать выстраивать в голове какие-то схемы. Пусть, ещё, с точки зрения статистики, не научные: ибо два повторения — это ещё не статистика. На что-то рассчитывать.

Как минимум, менять своё поведение с расчётом на то, что ситуация может повториться снова. Я опять оживу!

Между потуханием мира там, на улице, под окнами дома, и открытием их здесь, сейчас, под пение Алины Милютиной, в другом мире, том, который-таки, всё ещё, мир писателя, прошёл целый день.

День размышлений, метаний, построения теорий, отметания этих теорий, надежд, сомнений и колебаний. День, когда я не знал, но надеялся… Очень надеялся на это вот открытие глаз.

Прошёл целый день. Именно поэтому, реакция не была такой бурной, какой она могла бы быть: острота чувств и накал эмоций успели слегка спасть за это время. Но, всё равно — я был… счастлив?

Пожалуй, что да. Счастлив тому, что надежда оправдалась, глаза открылись, а будильник играл знакомую песню. Притом, делал это не в пустой комнате с большим чёрным шаром в ней…

Ладно-ладно, шутка не смешная, понимаю.

В прошедший день, проведённый на море, в мире писателя, я много думал. Много думал о конкретных вещах. Сознательно старался поменьше затрагивать метафизическую часть происходящего, так как по ней у меня, всё равно, нет никаких хоть сколько-нибудь достоверных данных для анализа. Отталкиваться не от чего, теории базировать не на чем. А вот попытаться понять, что же произошло, почему покушение повторилось — очень даже стоило и было полезным. И я, повторюсь, много думал об этом.

Я ведь позвонил Мамонту и прямо сообщил ему, что Маверик в городе. И что было сделано им? Ровным счётом, ничего! Засада, как поджидала меня возле дома, так и продолжала поджидать. И никого из людей его службы я, до самого последнего момента, там так и не заметил. А это означало одно: нельзя надеяться на Мамонта. Теперь уже окончательно — он не поможет.

Не знаю, почему, и какие у него могут быть резоны в моей скоропостижной смерти, но она ему, как минимум, безразлична, а, как максимум — выгодна! И надеяться можно только на себя. Себя и свои собственные силы.

Второе: что же меня убило? А то, что это была именно смерть, а не что-нибудь иное, я был совершенно уверен: такие ощущения ни с чем не спутаешь. То чувство, которое испытываешь в момент «отделения души от тела», настолько острое и яркое, что перепутать его с чем-либо, совершенно нереально. Яркое, неприятное, противное, до полной невыносимости отвратное. Такое, какого, единожды испытав, повторять не захочешь точно! Ощущение, что жизнь тебя покидает… брр!!!

Так вот, что же меня убило? Об этом я тоже достаточно долго думал. И пришёл к выводу, что это был… снайпер. Хороший снайпер с винтовкой достаточно большого калибра. Такой, что энергии пули хватило, чтобы расколоть мою голову, словно спелый арбуз. Только это бы объяснило настолько резкое и, по началу, безболезненное «погасание» мира.

Вообще, если сравнивать прошлую смерть с этой, то нынешняя была — милосердной. Чисто физически, я почти ничего не успел почувствовать. Физиологической боли не было. Этому можно подобрать такое объяснение: нервные импульсы, идущие от клеток тела, от болевых и иных рецепторов, обрабатываются в мозге. Само по себе явление — боль, появляется, именно, как результат обработки мозгом этих импульсов. Иными словами, боль существует в мозге. А, если мозг разрушен полностью одним единомоментным попаданием тяжёлой снайперской пули, то этим импульсам негде обрабатываться. Они уходят впустую. Боль не успевает появиться. Тело теряет управление и чувствительность.