Ну, мне, по крайней мере, очень хотелось думать именно так. Тот вариант, в котором на моё сообщение просто не обратили никакого внимания, или забили на него… был как-то совсем не вдохновляющим. Хоть и вполне вероятным.

На вопрос я ответил честно: лежу на песке, на берегу возле моста МКАДа через Москву реку, прихожу в себя, мерзну и звоню ему.

Как здесь оказался? Упал. С моста. Да — опять. И опять с моста, и опять в Москву реку. Да — она мне нравится. Нет — я не мазохист, я в Олимпийскую сборную по прыжкам в воду готовлюсь. Что? Там вышка двенадцать метров? Тогда — в параолимпийскую…

— Ну, если ещё способен шутить, значит, и правда, в порядке, — вздохнул Борис Аркадьевич. — А теперь толком рассказывай, что произошло, и с чего ты решил, что сын Маши — это Маверик?

— Толком… — заставил меня отставить шутливый тон и всерьёз задуматься над ситуацией этот прямой вопрос. И, пока я думал над ним, понял, что реально — замерзаю. Видимо, адреналиново-стрессовая анестезия отпускать начала. На дворе осень! Не май-месяц, блин! Конец сентября на дворе — купальный сезон уже дней пятьдесят, как закрыт. Вода — ледянющаяя! И то, что сегодня ясно, солнечно и относительно тепло, не значит, что лето вернулось. Ключевое слово тут «относительно». Семнадцать градусов — это тепло для осени. А я — лежу на мокром песке, мокрый до нитки, после хрен его знает, какого времени, проведённого в ледяной воде. Меня уже дрожь начинает бить так, что зуб на зуб не попадает. — Борис Аркадьевич, извините, но я сейчас встану и побегу, иначе совсем замёрзну, так что, речь моя будет несколько рваная и сбивчивая…

— Куда побежишь? — тут же последовал напряжённо-встревоженный вопрос. — Конкретно?

— Не знаю, куда-нибудь, где можно будет согреться. До ближайшего магазина, заправки или кафе.

— Как добежишь, оставайся там. Никуда не уходи. И скинь мне адрес.

— Понял, — не стал возражать я, уже поднимаясь на ноги и начиная свой путь в «куда-нибудь». И, поднявшись, невольно охнул — бок, в который пришёлся удар Семёновой, всё-таки болел. Не фатально, но достаточно ощутимо и неприятно. Хотя, не столько сам бок, сколько локоть левой руки, которым я, чисто рефлекторно, успел защититься в последний момент. Но, ныл и бок.

— Объясняй давай, — напомнил о своём предыдущем вопросе Мамонт.

— С начала? — уточнил я, уже начав бег. Тяжёлый, не быстрый, в гору, но бег, а не шаг.

— С начала.

— Вчера… — тяжело было произнести это слово применительно к событию, которое настолько далеко отстояло по моему личному восприятию времени, что я его практически уже и не помнил. — Вчера я ездил на Сходненскую ГЭС для разговора с её Начальником, по поводу возможности создания промышленного майнинг-центра криптовалюты на её мощностях. Мне Алексей Константинович Долгорукий посоветовал к нему обратиться.

— Знаю. Дальше, — подтвердил наличие слежки за моей персоной он.

— Там я увидел Маверика в рабочей одежде станции. Я узнал его. Пытаться следить за ним или как-то ещё взаимодействовать не стал.

— Почему сразу не позвонил мне? У тебя же есть мой номер.

— Был ваш номер, — чуть подумав, замаскировав это тяжёлым «беговым» дыханием, ответил я. — Тот номер, что в моём телефоне оказался вчера, не совпадал с тем, который я помнил. Это показалось мне странным.

— И что ты делал?

— Поехал в «5-ое управление при Министерстве Коммунального Хозяйства города Москвы», чтобы прояснить вопрос лично. У вас, — очень аккуратно подбирая слова, начал объяснять. Опять же, маскируя эту «аккуатность» и замедленность своим тяжёлым дыханием. Хотя, если подумать, то бежалось мне не так уж и тяжело. Хоть и было это вверх, по значительному подъёму, по извилистой, пересечённой древесными корнями и камнями тропке. «Не так я вас любил, как вы стонали» — очень подходило гениальное одностишие Вишневского к этой ситуации. Даже удивительно. Хотя, может быть, адреналин, стресс и ещё что-то подобное…

— Откуда ты узнал про «управление»? — последовал абсолютно закономерный и совершенно ожидаемый вопрос на это моё заявление. Ожидаемый и законный, но, при этом, тот, на который у меня простого и логичного ответа не было. Только сложные, фантастичные и неправдоподобные.

Хотя… если подумать… то, почему бы и нет? Ведь ложью это тоже не будет.

— Ну, я выследил всех «топтунов», которые за мной ходят. А они все — частые гости «управления». Логично было предположить, что это «управление» СБ, а не ЖКХ.

— Выследил? Всех? — послышался недоверчивый голос Бориса Аркадьевича.

— Ну да, — просто ответил я, а потом перечислил их имена и фамилии, которые успел узнать за все прошлые «итерации».

— Как? — только и смог спросить Мамонт после этого. Правда, не думаю, что на него подействовали именно сами имена. Ведь, по логике вещей, Большой Начальник всей Службы просто не может, да и не должен знать, а, тем более, держать в голове имена всех своих сотрудников. Да ещё и помнить, кто из них, на каком именно задании сейчас находится. Но вот мой тон и уверенность, с которой я эти имена перечислял, не могли не заставить Мамонта задуматься.

— Когда точно знаешь, что за тобой следят, вычислить конкретных исполнителей особой проблемы не представляет, — отмазался общей фразой или инсинуацией я. Может, это и не «железная» отмазка, но сейчас не то время, и не то место, чтобы докапываться. «То время»«то место» обязательно наступят, и отчитываться придётся, за каждый шаг и каждое слово, но… позже. «Но потом, не сейчас…» как поётся в одной весёлой песенке Нейромонаха Феофана.

— Дальше, — пришёл к таким же выводам Борис Аркадьевич.

— Там дежурный сказал, что вас и отца нет в городе. Я попросил встречи с единственной, кого ещё знал в вашей службе, с Семёновой Марией Дмитриевной. Но её, на рабочем месте тоже не было. Но мне дали её адрес и телефон… телефон совпал с тем, который вписан был под контактом с вашей фамилией. Вот я и заподозрил неладное. Решил лично съездить-разобраться.

— И?

— Съездил. Она сначала попыталась зять меня под контроль, но что-то у неё не получилось. Тогда она заперла меня в доме своими собаками, а сама куда-то уехала. Её не было полтора или два часа. За эти часы, я обыскал её дом. Нашёл оружие, деньги, наркотики и фотоальбом. В фотоальбоме эту фотографию. На ней опознал Маверика. Отправил вам, — четко и максимально кратко описал первую часть своих приключений я.

— Не получилось взять под контроль? — сильнее всего зацепился почему-то за эту фразу Мамонт. Причём, настолько сильно, что обеспокоенность в его голосе заставила начать беспокоиться и меня самого.

— Да, — ответил ему. — Она сама призналась мне в этом, — ведь так же и было на самом деле. Правда же? Блин, я уже сам начинаю сомневаться.

— Понял, — после паузы закрыл тему Борис Аркадьевич. — Что дальше?

— Она вернулась, заставила под конвоем собак, меня сесть в машину. Повезла на МКАД, где собиралась убить, устроив аварию, в которой она бы выжила, а я — нет.

— Что ей помешало? — мгновенно уловил суть безопасник.

— Я рассказал ей про фотографию и то, что уже отправил её вам. Она решила не тратить время на аварию и просто выкинула меня из машины на полном ходу. «Повезло», что мы проезжали по мосту. Удар был так силён, что я перелетел полосу и упал не под колёса машин, а в воду с моста. Дальше вы знаете.

— Понятно… — медленно проговорил Мамонт. П тому тону, которым это было сказано, трудно было разобрать, доволен он таким объяснением или действием, либо нет, но пока не намерен высказывать своего недовольства. — Куда, по-твоему, она направилась?

— На Сходненскую ГЭС, конечно, — ответил я, не задумываясь. — К сыну. Я ведь, насколько понял, телефоном они для связи, почему-то, не пользуются. А сообщить, что «явка провалена», необходимо. Так что, заедет сейчас к нему, заберёт, и они исчезнут…

Говорил я бодро, с немалой долей облегчения в голосе, так как мне-то такой вариант развития дальнейших событий был очень даже на руку. Я ведь, получается, при таком раскладе, ни Маверику, ни его безбашенной мамаше, становлюсь совершенно неинтересен. Я им больше не мешаю и не несу угрозы, так как больше не являюсь единственным «носителем тайны личности Маверика», единственным, кто его видел в лицо. Теперь фотография есть у Мамонта, а значит, и у всей его Службы. Моё убийство больше не несёт с собой никакой выгоды, только проблемы. А значит, меня-таки, наконец, оставят в покое…