К половине шестого всё было готово. Точнее, курица была готова гораздо раньше, а вот свининка — только к половине шестого. Толстый кусок очень — пропекался долго.

Что ж, это был праздник живота! Точнее, это был праздник рта и языка, для живота — это было форменным изнасилованием, о чём он и не замедлил мне начать сообщать уже через полчаса после завершения приёма пищи.

Через час стало ещё хуже. Через полтора, я уже лежал на полу и корчился в муках. И встретил термобарическую гранату, влетающую в комнату через, как обычно, открытое окно, с облегчённой улыбкой на лице…

Я опять терзал струны гитары, сидя в своей комнате, привалившись к дальней от окна стене. Утро.

Пробежка не помогла развеять терзавшую меня хандру, а с гастрономическими экспериментами я более рисковать не решался. Нет, оно, конечно, вкусно было, просто, до безумия, но тех мучений, что за этим последовали, всё равно, не стоило. Настолько яркие были ощущения, что я, даже в мире писателя, с тех пор, больше не рисковал даже куриную грудку без кожи, на воде, без масла пропаренно-прожаренную трогать. А ведь раньше, раз в две-три недели, позволял себе такими вещами баловаться. Теперь — нет. Теперь — всё. Хотя, опять же, как говорят умные люди: «не зарекайся». Никто не знает, что именно там в будущем ждёт…

Никто, кроме меня. Я знаю. Сегодня, ровно в семь тридцать две, мою комнату накроет объёмный взрыв. Если я останусь дома, конечно. Если пойду заниматься музыкой, то грохнут меня где-то между восемью и десятью часами вечера. Точнее можно будет сказать по ходу движения: там достаточно много вариантов.

Можно ещё разок попытаться добраться до Разумника раньше, чем тот доберётся до меня… ещё раз. Какой по счёту? Сотый? Сто пятидесятый? Двухсотый? В мире писателя, уже четыре месяца пройти успело. Там уже весна во всю…

Вот только, после того, что Ратник с Даром Земли из Княжей дружины в моём дворе устроил…

Да, в какой-то момент, отчаявшись, я позвонил брату и попросил у него помощи. Сказал, что меня хотят убить. Сказал, где и когда произойдёт покушение.

Матвей рвался сам, лично прийти, но я напомнил ему про прямой запрет отца и попросил просто прислать кого-то из его дружины, если, конечно, Матвей имеет хоть какую-то возможность это сделать.

Он прислал. Того самого Алексея Сумерского, которому мы с ним, прошлый раз, жизнь спасли от нападения Огневика (ну, или которого, из-за нас чуть не угробили — тут, с какой стороны взглянуть).

Алексей пришёл. Точнее, приехал на своей машине — дорогой легковушке черного цвета с мощным мотором (я, к стыду своему, так и не освоил пока местных марок и моделей) и тонированными стёклами. Как настоящий киношный герой, прямо на площадь, рядом с «бобиком» моим с буксами, на дрифте развернулся, распахнул дверь, вышел. Тут же развернул над нами такой же каменно-асфальтово-земляной щит, какой я уже раньше у брата видел, только больше, быстрее, круче и красивее. Щит, в который стали впиваться крупнокалиберные снайперские пули. Впиваться, впрочем, не принося какого-либо заметного эффекта своими попаданиями. И вовсе не был он обезображен ожогами, как шептались девчонки в классе. Да, какие-то следы на лице у него ещё были, но шрамами, тем более, ужасными я бы это не назвал. Скорее, какие-то проплешины менее загорелой кожи на фоне более загорелой, не больше. И да — Сумерский был эффектен! Такие, как он, должны были нравиться девушкам.

А дальше… Дальше начался форменный ад.

Разумник показал, насколько он страшный противник… в густонаселённом городе.

Восемь вечера, девятый — время, когда работа закончена и школа закончена, и институтские занятия окончены. Большая часть населения находится в своих квартирах — ужинает, ко сну и завтрашнему дню готовится. Есть, конечно, и те, кто на дежурствах, в нарядах, ушёл на ночную смену или ещё не доехал до дома, но их — процентов десять. Ну, пятнадцать — максимум. А рядом с нами пять многоэтажек!

Люди… Много людей. Очень много людей. Тысяча, может больше, людей… Мужчины, женщины, старики, дети… совсем маленькие дети… они все, разом, захотели убить нас с Алексеем. Не считаясь ни с чем. Не дорожа своей жизнью, используя любые подручные средства. Наплевав на свой внешний вид (некоторые прямо из ванной или душа оказались выдернуты и из туалетов).

Они выбегали из подъездов, лезли из окон первых этажей зданий… выпрыгивали из окон этажей верхних: с битами, торшерами, телевизорами, кухонными ножами на перевес… с одной задачей — упасть с высоты нам на головы, чтобы, хоть как-то, хоть случайно, но нанести хоть малейшие повреждения…

Это были мощь и могущество Одарённого с Даром Разума. А Алексей показал мощь Одарённого с Даром Земли… и отношение имеющих Дар к Бездарям.

Алексей начал крушить. Перемалывать бегущих людей в кровавый фарш. В брызги.

Он метал валуны. Он заставлял асфальт вздыбливаться и расступаться. Он прихлопывал бегущих целыми пластами почвы, камней и асфальта, как огромными ладонями. И он неостановимо двигался к тому дому, с тем окном, из которого прилетела первая пуля в его щит.

Дорога заняла меньше минуты. После чего, квартиры в домах начали взрываться.

Я, сперва, даже не понял, в чём дело. Потом лишь догадался, что это взрывы бытового газа, специально устроенные хозяевами этих квартир, в надежде… на что? На то, что осколками вылетающих окон случайно поцарапают Земляка? Или просто на создание большего и большего хаоса?

Наверное, второе. Ну, как минимум, это у них получилось великолепно. Начался пожар. А тут и Алексей подошёл. И дом начал рушиться. Складываться внутрь себя, подчиняясь властному движению руки Сумерского. Рушиться, погребая и давя под собой людей. Поднимая облока и тучи пыли.

И всё это в относительной тишине. В том смысле, что раненые и умирающие не издавали ни звука. Они вообще не проявляли эмоций, ни когда бежали, ни когда прыгали, ни когда лишались той или иной конечности, ни когда гибли… никогда. И звуков не издавали. А вот всё вокруг грохотало только в путь! Камни и здания бесшумно не рушатся…

Дальше, правда, мне уже не до наблюдений было. Меня продырявил картечью из охотничьего ружья в спину, подкравшийся сзади дедок, выползший из соседней многоэтажки. Круг поражения у его двустволки был не маленький — задело и меня, и Сумерского. Вот только, от шкуры Алексея весь рубленый свинец отскочил, как сухой горох отскакивает от бетонной стенки, а меня, те же картечины, превратили в «дуршлаг». Я умер от потери крови в следующие пять или шесть минут. И успел ещё посмотреть на ругающегося в трубку телефона Алексея, негодующего по тому поводу, что Разумник в устроенном ими двумя хаосе, преспокойно успел смыться, бросив своих марионеток отвлекать и прикрывать его отход.

Ещё, Алексей, почему-то, назвал Разумника Ратником, хотя, я же четко помнил, что Мамонт говорил о Маверике, как о Вое или даже Гридне — прокачался, что ли? За счет чего же? За счёт того инцидента на мосту? Или сейчас, во время боя, «превозмогая» неравного противника?

Спросить уже не успел — умер. Но, кажется, понял, почему прочие Одарённые так пренебрежительно отзывались о Разумниках. Сумерский — Ратник. И Маверик — Ратник. Но у Маверика и малейшего шанса в бою с Сумерским не было. И это даже здесь, в городе, где он особенно силён. В чистом поле, его бы размазал по этому полю и Одарённый «стихийник» на пару-тройку ступеней ниже… если бы, конечно, не был взят под контроль…

Не знаю. Трудно судить, не имея толком информации. Во Всесети каких только баек об Одарённых не бродило, а вот с достоверностью сведений были большие проблемы. Непонятно было, чему верить. Ведь, эти байки, зачастую, противоречили друг другу, а то и полностью взаимоисключали друг друга.

Одно я понял: звать Дружинников — не вариант. Весь район с землёй сравняют. А Маверика могут и не поймать… и толку, тогда от них?

Хотя, не понимаю: про Разумников ведь не десяток лет назад узнали. С ними бок о бок сотни лет живут. Должны же были придумать способы противодействия? Ну, хоть какие-то? Иначе, они каким-то уж «убер-оружием» начинают казаться. Всемогущие и неуловимые.