Айвери еще раз положила руку мне на лоб и, во второй раз убедившись, что температуры нет, осмотрела рану.
— Не знаю, что именно происходит, но могу дать тебе знать только врачебное заключение, Келли. Из-за того, что твое тело проткнуло зачарованное оружие, заживить рану с помощью колдовства сложно. Она не кровоточит и почти затянулась, но еще какое-то время все равно будет болеть. Постарайся не перенапрягаться. Что касается Лэсли… Он почти все время тебя караулил, но не так давно мы с матерью его выгнали. Нельзя же не ходить домой несколько суток подряд.
— Погоди-ка… несколько суток⁈
— Ох, я забыла об этом сказать? Из-за ранения ты потеряла больше сил, чем мы думали. Ты не просыпалась пять дней.
Пять дней!
С каждым словом Айвери я все больше и больше удивлялась и теряла связь с миром. Да ведь и удивляться было чему. Убийство от рук призрака явно не входило в мои чертовы планы. А еще… провалялась в отключке пять дней⁈ Да даже когда меня напоили кровью трех поколений, я оклемалась за три дня, а какой-то охотничий нож вывел меня из игры на пять суток? И почему я опять пыталась убить себя своими руками? Неужели тогда в разгромленной лавке Бейлора женщина с рогами не просто угрожала, а действительно вынесла мне приговор? Она хочет убить меня? Но разве призрак не ищет подходящий сосуд, чтобы в него вселиться? Чего она добивается?
Я схватила Айвери за руку.
— В тот день, когда мы с вами впервые встретились, Тереза сказала, что мне нельзя брать в руки карты, но в тот же день я по ошибке схватила одну…
Айвери кивнула.
— Таро. Двенадцатая карта. «Повешенный», — продолжила за меня ведьма. — Лэсли уже рассказал нам. В тот день, когда принес тебя, он сразу начал расспрашивать, почему мы не остановили его и тебя, почему не сказали сразу, что в этот раз город имеет дело с духом, который привязан не к одной определенной вещи, а к чему-то, что разделено на части, как карточная колода… — Айвери покачала головой. — Мы ничего не сказали вам, потому что и сами понятия не имеем, что происходит. Пусть мама и может делать предсказания, но они просто похожи на приступ тревожности. Она чувствует, что с кем-то может произойти что-то плохое, но что именно… Она никогда не знает.
Как я поняла, знать о том, что произойдет что-то плохое — это как смотреть в озеро и понимать, что если свалишься в него, то погибнешь. Но от чего именно тебе предстоит умереть — неясно. Либо тебя утащит на дно подводная тварь, обитающая на дне этого озера, либо подхватит подводное течение, а может, ногу судорогой сведет или ты попросту захлебнешься, потому что внезапно разучишься плавать. Тереза чувствовала, когда человек «оказывался в центре озера» и рисковал утонуть, но она не знала, удастся человеку это пережить и выжить или же провернуть такое не выйдет.
— Так в вашем роду интуиция и предвидение не слишком развиты… — поняла я.
Выходит, большинство ведьм отличались друг от друга. Пусть Айвери и Тереза в отличие от проклятых сестер могли не стареть, но и их колдовство в разы уступало сестрам. В какой-то степени это можно считать равноценным обменом.
— Сейчас отдыхай, Лэсли вернется утром. Из-за зачарованного оружия, которым дух, как ты говоришь, сделал в тебе дыру, твой разум очистился от одержимости, поэтому можешь не переживать. В ближайшее время призрак не даст о себе знать… По крайней мере, пока он снова не проникнет в твое тело, — Айвери похлопала меня по плечу и вышла из комнаты.
Разумеется, от ее слов спокойнее мне не стало. Духовная сущность настолько ненавидела меня, что готова была распрощаться сама с собой. За что она так со мной? Пытается мстить кому-нибудь с помощью моих рук? А может, этот дух ненавидит мою мать и желает найти способ ей жизнь подпортить?
Я усмехнулась и улеглась поудобнее.
Если дух решил через меня добраться до моей дорогой матери, то придется его разочаровать: проклятые сестры настоящие ведьмы. Им наплевать на того, кто, как и я, ни рыба, ни мясо. Я и не ведьма, и не простой человек, таких обычно принято запирать в лабораториях и ставить на них опыты как на крысках.
Да уж… Выходит, я живу в семье Роман на правах грызуна. Я считала себя принцессой, но вот она жестокая правда — я всего лишь хомяк, запертый в клетке.
22 — Ножик в бок, умри разок
На следующий день, как и предупреждала Айвери, Лэсли действительно вернулся, чтобы продолжать нести службу и надзирать за одиночной палатой, в которой я уже столько дней я лежала пластом. Вот только он пришел не один, а в чудной компании.
— Келли, как ты⁈ — ворвавшийся в палату Нил сразу схватил меня за руку и начал внимательно разглядывать меня с разных сторон. — Как так вышло? Почему ты поранилась⁈
Я бросила недоуменный взгляд на охотника, но он тут же отвернулся, упирая взгляд куда угодно, но не на меня. Может, хотел тем сказать, что не при делах и вообще не по его воле мой братец сюда пришел?
— Нил, успокойся, пожалуйста. Ты так кричишь, будто это не я, а ты поранился.
— Говоришь, мне нужно молчать в тряпочку, раз моя сестра по непонятным причинам прикована к больничной койке⁈
Ха, так Лэсли действительно ему ничего не сказал. Разве членам семьи не принято говорить правду и раскрывать врачебную тайну?
Я усмехнулась. Этот охотничек умело скрывал от других правду, но вот скрывать себя магией, чтобы Нил не пробрался вслед за ним в больницу, не додумался. Или же поленился.
— Я скоро буду в полном порядке, в отличие от других жертв серийника я хотя бы жива. Разве тебя это не радует? — из-за моей улыбочки и сказанных слов Нил еще сильней помрачнел и побледнел.
— И ты еще улыбаешься в такой ситуации? Да почему тебя вечно пытается кто-то убить⁈
Я пожала плечами и бросила взгляд на Лэсли, который все еще не сказал ни единого слова.
— Наверное, я просто очень красивая. Все мне завидуют и потому пытаются убить… Эх, красота губительная сила.
Нил цокнул.
— Дурочка, если бы мир ненавидел красивых людей, то я бы уже давно умер, — он указал рукой на Лэсли, — и вот он, между прочим, тоже. Но почему все так избирательно пытаются напасть именно на тебя?
— Я красивее вас? — предположила я.
— Просто ты слабачка, — выдал Лэсли.
Голос, которым он произнес эти слова, был абсолютно пустым и бесстрастным, будто это вовсе не он говорил, а бездушный автоответчик. Из-за этих слов Нил и я, что пытались до этого хоть немного развеять гнетущую обстановку, замолчали. Больше у нас не было желания шутить.
— Слабачка, значит. Не отрицаю, но разве это повод нападать на меня? Быть слабой — не грех, — сказала я, осторожно подбирая слова, но Лэсли был непреклонен.
— Для потомственной ведьмы — это грех, Келли. Милосердие к врагу и собственная слабость — это главные грехи ведьмы.
— Я же уже говорила тебе, что не желаю быть ведьмой, — начиная закипать от злости, напомнила я.
Кажется, я так крепко начала сжимать зубы, что они готовы были начать скрипеть. Зато у Лэсли на лице появилась зловредная отвратительная ухмылочка. Он наконец посмотрел на меня и сощурился.
— А твои желания вообще имеют значения? — спросил он. — Ты родилась ведьмой, ей и умрешь. Либо прими это как данность, либо спрячься и жди восемнадцатилетия, а после убирайся из города, который кишит мертвецами.
Теперь я поняла: он точно поставил целью меня разозлить.
— Ха, будь все так просто, давно бы уже спряталась! Я не могу убежать от проклятых сестер, они ведь меня и из-под земли достанут. Или думаешь, я к тебе все это время как прилипшая ходила, потому что мне твоя компания нравится? Ты чертов охотник, Лэсли! Да ты единственный, кто может меня защитить! — как только договорила это, снова почувствовала укол совести.
На кануне, прямо перед появлением черной женщины, мы точно так же ругались. Точнее сказать, Лэсли просто говорил жестокую правду, а я взрывалась и кричала в ответ несуразицы. Из-за чего я в тот раз повысила голос? Если не ошибаюсь, он говорил, что я должна ему доверять. А что теперь? Теперь он говорит, что я должна спрятаться и не отсвечивать. Что изменилось?