Но успех опубликованной в 1948 г. «Истории Рима» объясняется не только ее фундаментальными научными качествами, в немалой степени этому способствовала также и превосходная манера изложения. Мы уже говорили, что С. И. Ковалев был великолепным мастером устного выступления. Его лекции — ясные, точные, логичные, умело сочетавшие строгость научного изложения с яркостью образных зарисовок, — пользовались большим успехом у слушателей. Не подлежит никакому сомнению, что С. И. Ковалев тщательно готовился ко всем своим выступлениям. При нем всегда был конспект, записанный характерным крупным почерком на узких полосах бумаги, разрезанных в длину половинах тетрадных страниц. До выступления или в перерыве он мог сверяться с этими листками, но лекцию читал свободно, не прибегая к помощи текста. Обладая отличной, тренированной памятью, живостью воображения и хорошо разработанной литературной речью, он с видимой легкостью прослеживал развитие событий или мысли, рисовал четкие исторические картины, которые производили большое впечатление и надолго запоминались. Но что особенно важно и что встречается не так уж часто: он мог сохранить эти качества и в своих письменных произведениях. Его «История Рима» — это один из самых обширных и содержательных, но вместе с тем самых ярких, и интересных университетских курсов по древней истории, изданных в советское время.
«Историю Рима» С. И. Ковалева отличают: зрелая научная методология, практически свободная от социологизаторства и догматизма предыдущей поры; большая внутренняя добротность, проявляющаяся во внимании к историческим фактам и тем источникам, на основе которых только и возможно их воссоздание; глубокая, нередко весьма оригинальная трактовка отдельных явлений или событий (таких, например, как происхождение и борьба патрициев и плебеев, конституция римской республики и, особо, устройство Римско-италийской федерации, сицилийские и спартаковское восстания рабов, движение Гракхов и др.); далее, умение представить перед читателем — как ранее перед слушателем — не только события древней истории, но и их героев (великолепные характеристики Пирра, Ганнибала, Митридата, Суллы, Серторня, Цезаря и Др.); наконец, общая убедительная, вполне соответствующая духу марксизма, концепция римской истории. Книга была высоко оценена в нашей печати,[30] она вызвала большой интерес и за рубежом и дважды, между прочим, была переиздана в Италии (в 1953 и 1955 гг.).[31]
Разумеется, не все в книге С. И. Ковалева выдержало проверку временем. Наука непрерывно развивается, и за годы, прошедшие со времени опубликования труда С. И. Ковалева, многие важные моменты и явления римской истории подверглись пересмотру и уточнению. Вообще старение научного произведения — процесс естественный и неизбежный; важна, однако, степень этого старения: одни устаревают безнадежно, другие долго еще продолжают оставаться полезными и могут вызывать интерес. Книга С. И. Ковалева относится к числу таких долгожителей. Она и сейчас может служить ценным пособием для основательного знакомства с заключительным этапом древней истории — с историей Рима, и достаточно лишь некоторых указаний, чтобы ввести читателя в курс свершившихся перемен и обеспечить ему возможность ориентации в современном потоке мнений.
Здесь необходимо прежде всего указать на некоторые общие положения С. И. Ковалева, впрочем, не влиявшие существенным образом на ход изложения, которые с точки зрения современной науки являются несколько схематичными и прямолинейными. Это, во-первых, встречающееся в разделе о гражданских войнах II—I вв. до н. э. определение «массы пауперов и пролетариев, начиная с крестьян, умирающих с голоду на своих карликовых наделах, и кончая городскими люмпен-пролетариями», как «части рабовладельческого коллектива», как «фракции рабовладельческого класса» (с. 322—323), что выдает упрощенное представление о структуре античного рабовладельческого общества. Современные советские ученые различают в массе свободного населения, противостоявшего в античном обществе рабам, два класса: класс крупных собственников — рабовладельцев; и класс мелких свободных производителей — крестьян и ремесленников. На долю последних, коль скоро они были гражданами, перепадали некоторые блага от рабовладельческого государства, но от этого они все-таки не становились частью рабовладельческого класса.[32]
Далее, упрощенной выглядит трактовка понятий «оптиматы» и «популяры» как обозначений четких политических групп — соответственно нобилитета и народной партии (см., в частности, с. 357, примеч. 1). И здесь современная наука придерживается более осторожного и дифференцированного подхода: оптиматы и популяры — скорее обозначения известных политических линий, находивших воплощение в отдельных ярких политиках, в какой-то степени в формировавшихся вокруг них группировках, но не определения правильных политических партий, сама возможность существования которых в античности весьма проблематична.[33]
Другое уточнение касается сюжета, тоже относящегося к эпохе гражданских войн, но более частного свойства — деятельности народного трибуна Клодия. С. И. Ковалев видит в нем орудие, или агента. Цезаря в Риме в годы, когда сам триумвир находился в Галлии (с. 427). Однако не исключено, что действия Клодия в Риме отличались большей самостоятельностью, что он опирался на широкие слои городского плебса и что его выступление было одним из последних всплесков римского демократического движения.[34]
Наконец, еще один сюжет — тоже из времен гражданских войн в Риме, но не из римской жизни. Мы имеем в виду выступление Савмака на Боспоре, которое С. И. Ковалев, вслед за С. А. Жебелевым, толкует как «восстание рабов-скифов» (с. 369). Работа С. А. Жебелева вышла еще в 30-е годы.[35] Развернувшаяся в послевоенное время дискуссия сильно поколебала главные положения С. А. Жебелева: были высказаны сомнения и в рабском статусе самого Савмака, и в общей трактовке его выступления как «восстания рабов-скифов».[36]
Другая группа вопросов, требующих известных оговорок и уточнений, связана с историей христианства. Подход С. И. Ковалева к античной традиции о христианстве отличался гиперкритицизмом: придерживаясь теории интерполяций, он отвергал, в частности, свидетельства Тацита и Светония о гонениях на христиан при Нероне (с. 519, 678), вопреки преданию, отстаивал мнение о возникновении первых христианских общин за пределами Палестины, в Малой Азии (с. 676). Надо, однако, заметить, что позднее С. И. Ковалев сам пересмотрел свои крайние взгляды, признав подлинность свидетельств Тацита и Светония и согласившись отнести возникновение первых общин иудеохристиан к Палестине.[37]
Наконец, еще одна проблема, которая заслуживала бы сейчас специального разбора, если бы мы, по существу, не сделали этого ранее, — проблема социальной революции в античном обществе. Укажем лишь, что тема эта продолжает оставаться дискуссионной и что лучшим пособием для ознакомления с ведущимися здесь спорами являются работы С. Л. Утченко.[38] В одной из последних книг С. Л. Утченко — «Цицерон и его время» — читатель может найти содержательный обзор главных тенденций римской истории, рассмотренных с современной точки зрения, что могло бы служить превосходным общим коррективом к курсу С. И. Ковалева (по крайней мере к первой его части).
Могут спросить: а почему, собственно, все эти необходимые поправки нельзя было внести в текст книги при подготовке ее к новому изданию? На это надо ответить прежде всего, что высказанные выше замечания не носят безусловного характера, т. е. что обсуждавшиеся только что положения не являются просчетами в собственном смысле, а служат выражением определенных научных установок, пусть ныне и оспариваемых. С другой стороны, и именно поэтому, труд С. И. Ковалева должен рассматриваться как произведение, отразившее усилия и достижения, идеи и даже манеру изложения, характерные для целого, весьма важного этапа в истории советской науки об античности; в этом смысле он ценен для нас как памятник своей эпохи. Так или иначе, переиздаваемая нынче «История Рима» — книга полезная и интересная. Она по-прежнему может служить источником добротной информации об античном мире, и ей, несомненно, суждено еще долго оставаться эталоном высокой исторической культуры.
