— Ты не обижаешься на меня? — я шмыгнула носом.

— Обиды со временем забываются, оставляя едва заметные шрамы на наших сердцах. Вы стали такой взрослой за эти несколько месяцев, что вас и не узнать.

— А мне кажется, я только одних глупостей наделала.

— Ошибки — это тоже часть взросления, — поучительно заметил он. — Но раз вы их совершаете, значит, это результат вашего собственного выбора. Просто неверного. Но все же выбора. Так что будьте сильной, как ваш отец, и решение найдется.

Я еще раз всхлипнула.

— Не надо плакать, моя маленькая буря, — я вздрогнула от его слов. Так меня называл только Эстебан. Когда-то давно. В другой жизни. — Не стоит лить слез по былому, иначе не останется сил смотреть вперед. А впереди у нас долгое и нелегкое путешествие.

— Ты знаешь, что возможно мы не вернемся домой? — в полголоса спросила я.

Свет свечи подрагивал, мерцал желтыми отблесками на лице Первого клинка Дома Кустодес.

— Значит, пойдем по тому пути, что для вас приготовила жизнь. А я всегда буду рядом с вами. Ну а если что, София меня всегда подлечит, — весело подмигнул Ян. — Хотя я не очень доверяю всем этим ее «штукам».

— Ты… знаешь?

Мужчина кивнул.

— Я сначала не поверил. Подумал, крови много потерял, вот и мерещится… всякое. Но в моменты, когда я проваливался обратно в реальность, балансируя на грани забытия, она мне что-то поведала о том, что ты и твоя подруга Набелит носители… — он запнулся, словно бы слова не хотели срываться с губ. — Магического дара. И из-за этого за вами теперь охота.

Я кивнула, вновь чувствуя за собой вину.

— В общем, я до конца и не понял ничего, так что надеюсь, потом мне расскажешь все. Без утайки. Договорились?

— Договорились, — кивнула я.

Ян широко улыбнулся.

— А теперь, сможешь найти что-то перекусить? Кажется, я просто умираю с голоду.

— Конечно! — я суетливо подскочила с поскрипывающего стула. — Там у тавернщика должно было с вечера остаться копченое мясо, сейчас принесу.

— Спасибо, сеньорита.

Я, чувствуя легкость и даже небольшой душевный подъем, выскочила в коридор. Но перед тем, как закрыть дверь, в самый последний момент я увидела, как рука Яна тянется к лежащей на столике подле кровати, вместе с остальными его вещами, курительной трубке.

Следующие два дня прошли в томительном ожидании. Яну становилось лучше, однако раны, только-только затянувшиеся свежей корочкой, норовили снова открыться. А когда Хан попытался в тайне ото всех подняться с кровати, косой порез на груди начал сильно кровоточить, и старый воин с грохотом рухнул на пол, перепугав нас всех.

София запретила ему даже шевелиться и долго негодующе ворчала себе под нос, пока окутанные зеленым свечением пальцы пробегались по израненному телу. Раны нехотя затягивались прямо на глазах, будто бы по мановении швеи, ловко управляющейся с невидимой иглой, но даже такая мелочь расходовала у Софии все ее силы. Она, изнеможденная, оседала на стуле, вытирая пот со лба, и каждый раз казалось все более и более утомленной.

— Твои выходки доконают меня, Максимилиан, — ворчала она, тяжело дыша.

Каталина вернулась следующим же утром. Я не стала расспрашивать ее, где она провела ночь, потому что не хотела слышать ответ. Однако она заверила, что письмо передала тем же днем, на что получила отрешенный кивок, и тут же скрылась где-то на втором этаже, где располагались наши комнаты.

Итак, обратный отсчет пошел. Завтра днем, в назначенное время все решится — либо я заручусь помощью, либо придется полагаться на план Йаны и Кригера, каким бы он ни был. Безделие утомляло, отчего время патокой тянулось, превращая минуты часы, а часы в дни. Ни с кем не хотелось говорить, думать тоже было страшно, потому что мрачные мысли то и дело вплетались в рассудок, норовя утопить его в отчаянии и безысходности. Большую часть времени я сидела в одиночестве у очага на первом этаже, где обычно, кроме меня и хозяина заведения, никого не было.

Единственное, о чем я думала, это о предстоящем разговоре. Я узнала у тавернщика, что неподалеку есть красная улица, «Кошачья аллея», которую было видно даже из окна второго этажа. От безысходности именно это место я и назначила для встречи. Было жутко неловко, но ничего другого в этом районе я не знала.

Трактирщик, старый подслеповатый арраканец, приходился и барменом, и официантом, и прислугой, и поваром. Говорил он на аквилантисе сносно, хотя больше удивляло, как за годы его проживания в Столице, он так не смог толком выучить язык.

— Мы жить здесь семья, — рассказывал он скрипучим голосом, протирая безнадежно пожелтевшее стекло давно треснутого стакана. — Сыны работать, дочи работать, жена и я дом следить, кормить их, помогать их. Они содержать.

— И где же ваши родные, — поинтересовалась я скорее из жалости к старику, чем из любопытства. Тот явно страдал от одиночества, и был горазд потрепать языком даже с такой собеседницей, как я.

— Дочери давно остаться на красный улица. Сыны погибать на стройка. Жена умереть много-много зим назад от болезнь, — мутные покрытые бельмом слезившиеся глаза блестели. — Старые Боги забрать у меня всех…

— Разве вам не заплатили компенсацию? За несчастный случай с работниками.

Он посмотрел по сторонам, будто бы рядом был кто-то кроме нас, кто мог подслушать.

— Мы сюда прибыть нелегальными, — громко прошептал он, делясь своей «страшной» тайной. — Нас сюда Чонджи-сяоше сослать за долги. И так и забыть про нас. А я выживать, делать ночлежка из наш дом, помогать за деньга доживать свои дни. Боги и меня забрать уже скоро…

Я невесело усмехнулась. Да, лучшего места, чтобы прятаться от Гвардии и придумать. Слепой старик вряд ли проболтается о том, что у него жили две девушки в розыске, громила, орк, эльфийка и маг-оборотень. А даже если и расскажет кому, то ему точно никто не поверит. И все же было хорошо, что мы были здесь одни. Я бы не вынесла ютиться в комнатах вместе с остальными, да и бесед было точно не избежать.

Следующим утром я проснулась поздно — солнце, робко выглядывающее из-за хмурых туч, уже начинало потихоньку клониться обратно к горизонту. Даже оранжевая Септимия казалась куда ярче своего небесного соседа, настойчиво пробиваясь сквозь облака. Быстро позавтракав тем, что осталось со вчерашнего ужина, а это был черствый хлеб с семечками и кусок не слишком свежей вареной рыбы, я поторопилась одеться. Об этом София позаботилась заранее, но, конечно, простое шерстяное платье было очень далеко от привычного мне гардероба. От него все тело чесалось, но хотя бы было не холодно.

Когда я накинула на плечи плащ, Кригер, сидевший за барной стойкой и поглощающий неизвестный мне крепкий напиток, от которого за милю разило бадягой, резко встал и оказался прямо передо мной. Человек его сложения никак не мог двигаться с такой скоростью, но в прочем, напомнила я себе, он человеком и не был.

— Куда собралась? — коротко спросил он. Несмотря на количество выпитого, он был совершенно трезв.

— На улицу, воздухом подышать, — солгала я.

Здоровяк прищурился, а кабанья челюсть предупреждающе заходила ходуном.

— Нам не нужно лишнее внимание зевак, — коротко бросил он, скрестив могучие мускулистые руки на гуди.

— Сомневаюсь, что кого-то заинтересует одна из замарашек в Симпеции. Таких на улицах сотни ходят, чем я-то вдруг их заинтересовать должна.

Кригер было хотел возразить, но Йана, греющаяся нагишом в кресле у камина, оборвала его.

— Lad hende gå, Kriger. Hun vil alligevel ikke kunne komme langt, — сказала она спокойно, не открывая глаз.

— Dum pige, — выругался здоровяк и отступил от двери. — Если вляпаешься, второй раз спасать не полезем.

— Больно надо, — огрызнулась я и исчезла в дверном проеме.

Свежий воздух непривычно ударил в голову, заставив пошатнуться. На улице расхаживали люди, но никого не интересовала одинокая девушка, прильнувшая к стене. Тут не было места милосердию, каждый выживал как мог.