Этого хватило, чтобы все увидеть. И теперь эта картина отпечаталась в сознании, как вырезанный в камне барельеф.
Быстрый промелькнувший удар. Голова, покатившаяся по глянцевой поверхности. Фонтан крови, обливший стоящих рядом людей. Затуманенный взгляд упивающихся своим триумфом синих глаз…
Меня мутило. Все то немногое, что я успела сегодня съесть и выпить, хотело немедля исторгнуться из ослабевшего тела. Вибер подхватил меня, когда у меня подкосились ноги, все продолжая удерживать за запястья.
— Идем, — он лихорадочно тянул меня к ближайшему выходу, бесцеремонно расталкивая людей, оставляя позади нас крики, вопли и топот ног. Все крутилось, смешивалось, но тут же мозг начинал прокручивать произошедшее.
И снова отлетевшая голова, с застывшей на ней посмертной маской недоумения.
И снова бьющая фонтаном кровь из идеально ровного среза шеи.
И снова бьющееся в конвульсиях тело.
И возвышающийся над телом человек, который должен был быть моим братом.
Рот наполнился мерзким месивом, и я, склонившись, рухнула на колени, опустошая желудок. Содрогаясь под каждым новым приступом тошноты, единственная ясная мысль, пронесшаяся в потоке сознания, вопрошала, когда же я успела столько съесть.
Когда в желудке ничего не осталось, в ход пошла едкая желчь, а потом и простая слюна, но воспоминания, которое на самом деле тело пыталось отторгнуть, все еще были там, внутри меня, лишь сильнее заседая в памяти. Казалось, это будет длиться вечно, пока я не истощусь и не исчезну, и только тогда залитое чужой кровью переполненное удовлетворением застывшее лицо Лео развеется, как дым.
По щекам текли слезы. От страха. От беспомощности. От ужаса. И от выжигающего чувства унижения — Вибер все это время молча стоял рядом. И от его понимающего взгляда становилось только противнее. От кого я не рассчитывала получить и каплю сочувствия, так это от него. И почему именно с ним оказался рядом в миг моей слабости? Словно бы это была чья-то злая насмешка.
— Будешь теперь измываться надо мной? — прохрипела я, вытирая рот тыльной стороной ладони. — Над глупенькой аристократкой, которую вывернуло на изнанку, впервые увидев смерть?
— В смерти нет ничего достойного и торжественного, — негромко сказал он. Голос его изменился — не был не насмешливым, не зловещим, ни высокомерным. Он был… другим. — Она всегда… такая. Выворачивающая на изнанку, потрошащая изнутри, режущая на кусочки. Просто в какой-то момент привыкаешь не замечать это, чтобы не сойти с ума.
Выходит, Лео безумен? Он не выглядел тем, кто сожалеет об убийстве, о том, что может одним движением забрать чью-то жизнь по мановению своей руки. Он наслаждался моментом. Упивался силой. И этот затуманенный взгляд, полный уверенности в том, что поступает правильно, что сделал правое дело… Живот крутило, и тело снова охватила судорога, но я подавила очередной порыв.
— Возьми, — негромко сказал Александер.
Он протягивал мне белый платок. И опять я попыталась увидеть тень снисходительности и пренебрежения. Ожидала, что он опять начнет давить и запугивать, продолжит ломать то, что уже надломилось, втаптывать меня в грязь своими словами, которые, как ни прискорбно, всегда оказывались правдой. Но он просто стоял со спокойным, твердым взглядом, лишенного всякой неприязни.
Я выхватила платок и, отвернувшись, протерла лицо. Моя карнавальная маска осталась где-то на пути из бального зала, а прекрасное платье теперь было помятым, с мокрыми пятнами от снега и желудочного сока, растеряв весь свой лоск и величественность. Прямо как я сама.
Свежий ночной воздух, сдобренный покалывающим морозцем, остужал голову, приводил мысли в порядок. Только сейчас я поняла, что Вибер вытащил меня в небольшой открытый дворик, в котором были высажены зимостойкие растения и неизвестные мне северные цветы, продолжающие цвести даже под покрывающей их паутиной снегом. Так странно было видеть зелень и алые с белой окантовкой бутоны, так сильно напоминающие кровь…
— Я предупреждал, что ваш брат — не тот человек, которого вы знали, — нарушил молчание Вибер, и слова эти стали последней каплей моего терпения.
— Да ну?! По-твоему, мне сейчас от этого легче станет? От того, что я увидела, что мой брат — кровожадное чудовище? От того, что ты в очередной раз оказался прав? Тебе что, становится легче, когда ты видишь мои страдания? Ты этого добиваешься?
Александер вздрогнул, оторопело уставился на меня, явно не ожидавший такой реакции. Снежинки медленно падали, уже успев укрыть его плечи, выбелив серую ткань мундира.
— Нет, не этого, — он виновато потупил взгляд. — И я не хотел, чтобы вы увидели его таким. Но все же это та действительность, на которую вам рано или поздно придется взглянуть широко открытыми глазами.
— Ну а ты чем лучше? — прошипела я, совершенно забыв о страхе перед этим человеком. — Скажешь, что за все время службу никого не убивал? Что с точно таким же наслаждением не смотришь на тех, чьей жизнью распоряжаешься? Как ты там говорил? Росчерк пера или взмах клинка, да?
Он выслушивал брошенные в его адрес обвинения со спокойным смирением, что распаляло меня лишь сильнее. Почему? Почему он такой? Где та ненависть и презрение, его неизменные спутники. Все было проще, когда он был причиной животного страха, которое долгое время вызывала одна мысль о человеке, который ни во что меня не ставил. Он был первым, кто наглядно показал мне, что нужно из себя что-то представлять, чтобы с тобой считались, иначе ты становишься легкой добычей. Но границы стирались, и, как бы я не хотела видеть иного, только жалость наполняла серые глаза.
— Убийство — неизменный спутник любого гвардейца. Та часть службы, с которой либо смиряешься, либо покидаешь гвардию, — повторил Вибер все так же спокойно. — Мы должны выполнять приказы беспрекословно, как велят там долг и закон. И если для этого приходится убивать, то ничего с этим не поделать. Этот Монрес самолично, своим собственным языком, приговорил себя к такой участи. Он оскорбил Его Святейшество, бросив это прямо в его присутствии. Так что, не покинул бы толстяк зала этим вечером. И благо, что жизнь предателя забрала твердая рука Хранителя Чести. Вот только одного не пойму — с чего он вообще начал…
— Потому что был уверен, что это вы со своим отрядом разоряли его земли, а не бандиты из Синдиката, — выпалила я. — Что, не думал, к чему может привести ваша «миссия»? Вот тебе и последствия.
Слова мои сначала смутили его, глаза заметались, пока Александер пытался сопоставить все факты. Не стала я говорить, что по большей части, сама и являюсь причиной того, что в итоге привело к гибели Арно. Получается, его кровь и на моих руках тоже?..
— Вы не сказали им правду? — недоверчиво уточнил Вибер.
— Нет. Я уже успела пожалеть об этом, но зачем-то соблюдаю этот бессмысленный договор.
Внутри царил опустошающий холод и усталость. Наверное, поэтому и холода я толком и не чувствовала, хотя кожа на открытых участках покрылась мурашками. Каждый раз так — думаю, что меня ничего не сможет поразить, что я готова ко всему, к любому удару, который преподнесет мне жизнь, а потом все рушиться в одночасье, как карточный домик по мановению ветра. Так что же я делаю не так? За что мне все это…
— Не хочу здесь находиться, — голос дрожал, и единственная причина, почему я не разрыдалась в тот же момент — не хотела, чтобы Вибер снова видел мою слабость, не хотела доставлять ему такое удовольствие. — Хватит с меня на сегодня.
Александер сделал неуверенный шаг вперед.
— Я могу…
— Нет, — резко оборвала я останца, жестом остановив, не дав приблизиться, не дав ему проявить странную неуместную заботу. Мир должен оставаться черным и белым. — Сама смогу дойти.
Я быстрым шагом пересекла сад по свежевыпавшему снегу, оставив капитана вместе с недосказанными им словами стоять под медленно падающим снежинками.
Мир проносился где-то рядом, размываясь цветным пятном. Мне было все равно, что я покажусь на людях в столь нелицеприятном виде, пускай. Хотелось найти поскорее Яна, найти Каталину и уйти отсюда. Подальше от прекрасного дворца, полного мерзости так же, как и весь этот город, который продолжал терзать меня, заставлял сомневаться в себе, перекраивал по своему усмотрению, уничтожал все то, что я знала. Что я думала, что знала…
