Потом обязательно скажу это вслух и попытаюсь убедить Гелю перестать волноваться, ведь такое могло случиться с каждым, но сначала мне самой нужно убедиться, что с Маришкой все хорошо.

Перехватываю дочку одной рукой. Второй — беру снимки и захожу в кабинет, чувствуя присутствие Гели за спиной.

Почти не помню, что спрашивает врач. Мои ответы ему тоже остаются где-то за гранью сознания. Все, что мне удается запомнить: “Не переживайте, это просто ссадина. На всякий случай, понаблюдайте за девочкой до завтра. Если активность восстановится, то все будет хорошо.”

Радость и облегчение затапливают мое тело, поэтому, чувствуя небывалую легкость, выхожу из кабинета врача.

Геля рядом старается медленно дышать, чтобы хоть немного успокоить рыдания, которые рвутся из нее.

Маришка же вовсе кладет мне головку на плечо и начинает мирно посапывать. Она отрубается так быстро, что в глубине души я пугаюсь, но почти сразу одергиваю себя. Нельзя позволять себя падать духом. Еще много всего предстоит сделать.

Держа Маришку одной рукой, второй — обхватываю пальцы Гели, пожимаю их.

— Давай успокаивайся, все же хорошо, — заглядываю в покрасневшие глаза подруги.

— Я… я думала, что… — всхлипывает. — Когда увидела кровь, услышала плачь Маришки, чуть с ума не сошла. Прыгнула в такси и сразу же поехала в больницу, — закрывает рот свободной рукой в попытке заглушить рыдания.

— Ну что ты, хватит, — произношу нежно. — Ты сделала все, что могла, — обнимаю подругу за плечи. — Дети падают, такое бывает. Главное, что ничего страшного не случилось.

Геля аккуратно обнимает меня в ответ, чтобы не задеть Маришку. Недолго стоим, не шевелясь, после чего я глубоко вздыхаю, выпуская остатки напряжения.

— Пошли, — похлопывая Гелю, которая вроде бы начала успокаиваться по спине. — Давай уйдем отсюда.

— Ненавижу больницы, — бормочет под нос подруга, судорожно вздыхает и отступает на шаг.

— Я знаю, — вымученно улыбаюсь.

Геля же просто кивает в ответ.

Уже в лифте, крепко держа дочь. Воспоминание об измене мужа возвращаются ко мне. Ноющая боль постепенно заполняет тело, при этом концентрируется в районе груди. Как только подумаю о том, что придется встретиться с Марком, становится не по себе. Поэтому, когда створки лифта разъезжаются, и мы выходим в холл больницы, не глядя на подругу, выпаливаю:

— Можно мы с Маришкой поживем у тебя?

Геля спотыкается. Ей требуется минута на осознание услышанного, после чего она поворачивается ко мне и смотрит, прожигая меня взглядом.

— Что натворил Марк? — цедит сквозь стиснутые зубы.

— Дома расскажу, — кусаю губы, пытаясь подавить вспышки боли. — Если ты, конечно, разрешишь нам с Маришкой ненадолго стать приживалками.

— Какие еще приживалки? — Геля не думает ни секунды. — Оставайся у меня на столько, на сколько нужно. Но обещай, что все расскажешь, — переплетает наши пальцы.

— Обязательно, — тяжело сглатываю, представляя, насколько тяжелым будет этот разговор. — И спасибо, — крепче сжимаю руку подруги.

Мы как можно быстрее выходим из больницы, спускаемся по лестнице и даже успеваем пару шагов сделать, как с визгом шин перед нами останавливается темно-синий джип.

Тут же узнаю его и невольно начинаю отступать.

Шаг за шагом…

Шаг за шагом…

Вот только Марк оказывается проворнее, выпрыгивает из машины, огибает ее и стремительно сокращает расстояние между нами.

Останавливается напротив. Бросает взгляд на Маришку, после чего переводит его на меня.

В его глазах полыхает настоящая ярость.

— Ты решила нашу дочь угробить? — рычит муж.

Смотрю на мужа и ловлю ртом воздух.

Сначала, кажется, что мне послышалось, но через мгновение понимаю, он действительно сказал, что я хочу угробить нашу малышку. О чем он, черт побери, думает?

— Что ты такое говоришь? — сердце болезненно сжимается от его обвинения.

Марк хмурится, снова окидывает взглядом нашу спящую дочь, после чего возвращается к моему лицу, явно, что-то хочет сказать, но между нами пролезает Геля. Я отступаю назад, чтобы случайно не повредить Маришке, и как раз вовремя, потому что подруга толкает мужа в грудь — Марк на автомате отступает.

— Инга решила дочь угробить? Ты что совсем со своим бизнесом с ума сошел? — шипит Геля, делая шаг вперед, вздергивает голову, чтобы смотреть Марку в глаза. — Инга — прекрасная мать! Ты хоть знаешь, как ей сейчас тяжело? Мало того, что у нее ребенок маленький, так еще ей раньше на работу пришлось выйти, и все из-за тебя. Если хочешь обвинить кого-то, то посмотрись в зеркало, — упирается руками в бока.

Эти двое сверлят друг друга взглядами. Хоть я не вижу лица подруги, уверена, она ничем не уступает мужу. Молчание становится гнетущим, давящем. Хоть шум улицы не дает образоваться тишине, но все равно, кажется, что я слышу каждый вдох этих двоих. Уже собираюсь подойти к ним, как Марк хмыкает.

— Не вмешивайся не в свое дело, — удивительно спокойно произносит он, после чего огибает Гелю и идет ко мне.

Подруга резко разворачивается на пятках, на ее лице мелькает упорство, поэтому я ловлю ее взгляд и быстро мотаю головой. Геля поджимает губы, но, блин, не объяснишь же ей сейчас, что это для ее и моего блага. Зная мужа, он может взорваться в любой момент, и неизвестно, какие последствия потом нас ждут.

Марк останавливается на расстоянии вытянутой руки от меня.

— Как она? — спрашивает муж, глядя мне в глаза.

Хочется огрызнуться, сказать, чтобы пошел к своим бабам и узнавал, как они, но сдерживаю себя из последних сил. Все-таки Маришка и его дочь тоже.

— Нормально. Доктор сказала, что это просто ссадина, но день нужно за ней понаблюдать, — стараюсь даже не смотреть на мужа, опускаю взгляд на дочь, которая чуть шевелится во сне, прижимаясь крепче ко мне. — Как ты узнал? — спрашиваю на автомате, мысли меня уносят к моей малышке, с которой меня даже рядом не было, когда ей было больно.

— Мне из больницы позвонили, — цедит муж, сужая брови у переносицы. — Но, по-моему, это должна была сделать ты, — звучит, как очередное обвинение.

— И отвлечь тебя от твоей работы? Или может быть баб? — выпаливаю, не выдерживая.

— Инга, хватит про баб. Это моя дочь! — рявкает Марк.

— Это наша, — выделяю последнее слово, — дочь! У нас была семья, а ты ее разрушил, — стараюсь говорить тихо, размеренно, чтобы не разбудить Маришку, она сегодня, бедняжка, и без того натерпелась.

Зато Марк, видимо, не собирается сдерживаться:

— Инга, ты понимаешь, что здесь дело не в нас с тобой, а в нашей дочери?

— А ты понимаешь, что после всего произошедшего не имеешь права меня отчитывать? — парирую я и глубоко вдыхаю, но взгляда от мужа не отвожу.

Понимаю, что если сдамся сейчас, он сделает все возможное, чтобы прогнуть меня, а это последнее, чего я хочу. Единственное мое желание сейчас — уйти от мужа подальше, лечь на кровать, обнять дочь и вместе с ней спокойно уснуть. Этот день меня лишил последних сил.

Геле, видимо, надоедает наблюдать за нашим противостоянием, поэтому она подходит к нам, подхватывает мою руку и тянет в сторону.

— Поехали, — бросает на меня взгляд с прищуром, как бы говоря “пора с ним заканчивать”. И я с ней согласна. На борьбу с мужем нужны силы, а у меня их попросту нет. Поэтому киваю подруге.

Она тут же отступает в сторону, чтобы обогнуть Марка. Я следую за ней. Но у меня получается сделать всего шаг, ведь на моем запястье смыкаются пальцы мужа. Набираю в грудь побольше воздуха, зная, что за этим последуют.

— Куда ты собралась? — Марк оправдывает все мои “ожидания”, не могу сдержать ироничного смешка.

— К Геле, — отвечаю правду. Смысла врать все равно нет, если муж захочет, он меня найдет.

— И что ты там забыла? — Марк сужает глаза.

Не успеваю ответить, как Геля меня опережает:

— Она от тебя уходит, ты разве еще не понял? — язвительность пропитала каждое ее слова. Геля долго не думает, дергает меня за руку, которую держит муж.