- Зачем?

- Ну… у мамы… это… болячка. Женская. И мучится она. А баба Тоня травки составляла. Пить. И ноги парить. Ну и так чего-то…

- И вы знали, что она знахарством занимается?

На Бекшеева поглядели с жалостью.

- А то… кто ж не знал-то? Об этом все знали…

- И Инга?

- Ну да… она как-то ходила даже… раньше, когда Мишка тут был. Просила зелье, чтоб от пьянства его отвадить. Но чего-то там не вышло… а после уже и не знаю. Она, говорю же, не всегда рассказывала… но если что, то да… скорее к Антонине пошла бы, чем в больничку.

- Почему?

- Антонина никогда ни о чем не спрашивала. А Людочка… Людочка, она хорошая, но все норовит в душу забраться. Это не я, это Инга так… а ей и без того тошно было, со своей душой… и она обмолвилась, что после Людочки вообще в петлю охота. Как-то так… не понятно говорю?

- Понятно, - заверил Бекшеев.

Понятно и было.

Вот только что с этим, понятым, ему делать-то? И можно ли сделать хоть что-то?

Глава 29 Заклинатели

«Средь всего многообразия змей след бояться не тех, что шипят и разевают пасти, но тех, что, укрываясь в травах и листьях, таятся и лежат неподвижно так, что не в силах человеческому взгляду найти их. Но стоит приблизиться, и стремительно, молнии уподобившись, бросаются они, дабы вонзить ядовитые зубы в плоть…»

Книга о змеях

Одинцову я дозвонилась с первого раза.

Повезло.

И на месте застать. И во времени удачном, таком, что у него поговорить вышло. Меня Одинцов слушал внимательно, я даже представила, как он сидит, вытянув ноги, прикрыв глаза да скинув маску холодного делового князя.

Нет, он холодный и деловой.

И князь.

Только и человек тоже, о чем постоянно забывает.

- Ниночка сбежала, - сказал Одинцов, когда замолчала я. – Представляешь?

- Как?

- Обыкновенно. Они должны были с Ольгой отправиться в салон. Примерки там и все такое… гардероб стоило бы обновить. И обувь. Обсудить, где будет венчание, где свадьба… банкет, приглашения, цветы… ты ж знаешь, как это утомительно.

Знаю.

Отчасти.

Мы поженились на границе, в маленьком городке, одном из многих, которым удалось пережить войну. И городок этот успел затянуть редкие раны, вставить стекла в окна или хотя бы заколотить пустые провалы досками.

В этом городке суетились люди.

Носились дети и стаи собак.

И работало отделение имперской канцелярии, в котором брак и зарегистрировали. Это была идея Одинцова. Я, кстати, на сразу поняла, почему вдруг ему так срочно захотелось жениться. Нет, мы про брак разговаривали, конечно.

Но как бы не всерьез, что ли? О том, что всенепременно поженимся когда-нибудь потом, когда закончится война.

А тут он взял меня за руку и привел в эту канцелярию, где бумаги, столы и седой однорукий мужик, царствующий над этими бумажными развалами.

Потом, конечно, была другая свадьба.

И устраивала её княгиня Одинцова, не готовая смириться с мыслью, что её единственный сын женился не только без её благословения, но и без её присутствия. И там да, там уже нашлось место цветам, приглашениям, нарядам и прочей шелухе. Меня к делу столь серьезному не допустили, но примерки и тренировки – никогда до того не думала, что нужно тренировать подход к алтарю – утомили несказанно.

- Она хотела погулять по городу. Сказала, что нужно подумать. Ольга и отпустила. Как не отпустить. Я же все-таки не надсмотрщик. А Ниночка потом не пришла. Ни на примерку, ни… в доме обнаружили записку.

- И что в ней?

- Спасибо за заботу. Больше в наших услугах не нуждаются. Она не позволит разлучить себя с любимым.

Дура.

Или…

О некоторых вещах не хочется думать. Но профессия обязывает.

- И что теперь?

- А ничего, - Одинцов все же был довольно практичен. – Если Каблуков не замешан в убийствах, то… я не могу прожить жизнь за Ниночку. Я заботился о них, как умел. Нужды они не знали. Дом и хозяйство в полном порядке. Приданое выделю, как обещал. Если понадобится помощь – помогу. Но вмешиваться – уже нет.

- А дело?

- Дело доводите до конца. Тут без вариантов. Если кто еще нужен…

- Обойдемся.

- После прошлой вашей командировки последствия до сих пор разгребают, - буркнул Одинцов.

- Можно подумать, мы по своей инициативе туда сунулись… как ты этого Филиппа не нашел?

- Да… - Одинцов явно смутился, и это ощущалось. – Я как-то и не искал… точнее… я заставил открыть дело. Начать расследование. Потом читал доклады… протоколы. Вскрытие и все такое. Да, я знал, что Надежда была беременна, но все сходилось на том, что это не имеет отношения к её смерти. А искать… раздувать и без того некрасивую историю? Плодить слухи, домыслы? Мама вообще полагала, что расследование вредит репутации. Что есть ведь еще Ниночка. И если все вокруг узнают, что её сестра забеременела до свадьбы, да еще не от жениха… в общем, это дурно скажется на Ниночке.

Сейчас, когда его слушаю, в этом есть смысл.

- Слушай… а как Ниночка отнеслась к смерти сестры?

- Переживала. Плакала все время. Я хотел её увезти, но… сама знаешь.

Уезжать Ниночка отказалась.

- Надо было настоять.

- Не думаю, что помогло бы.

- Кроме того… понимаешь, я ведь не сам расследование вел. Отдал приказ. Его исполнили.

А исполнить можно по-разному. Если все вокруг были уверены, что имел место тот самый несчастный случай, то никто не стал бы всерьез копать. Зачем? Исполнить придурь высокого начальства? Так не факт, что начальство потом за ретивость похвалит…

- Мы завтра к Каблуковым наведаемся, - сказала я. – Заодно с Ниночкой попробую поговорить… слушай, а кто Надежде покупал лекарства?

- Лекарства?

- Ей ведь прописали. Для поддержки сердца.

- Впервые слышу, - Одинцов искренне удивился. – Да, её нельзя было назвать полностью здоровой, но и больной она не была.

- Уверен?

- Во время её визита к нам, Ольга лично сопровождала Надежду в императорскую лечебницу. Хотя и до этого девочек ежегодно возили в губернский госпиталь. Я, может, не слишком понимаю в душевных терзаниях девиц, но за здоровьем их следил. В Петербурге консультировал Боткин…

Не знакома, но имя очень даже на слуху.

- Так вот, выходило, что кое-какие проблемы ей удалось перерасти, а то, что осталось, вполне неплохо корректировалось. Надежде сделали поддерживающий артефакт. Рекомендовали не перенапрягаться… и да, в случае беременности ей сразу надлежало обратиться к специалистам.

Надо же…

- То есть, лекарств не было?

Интересно.

Следовательно, в Петербурге Надежда была вполне себе здорова. А по возвращении в родные края приболела. Причем так, что пришлось ставить капельницы…

- И тебя это не смутило? – уточняю у Одинцова.

- Что именно?

- То, что она умерла от остановки сердца, которое не так давно сочли практически здоровым? Ни за что не поверю, что ты не обратил внимания.

Вздох.

И признание.

Вот даже видеть его не надо, чтобы представить мрачную физию.

- Обратил.

- И?

- Боткин заявил, что в своем заключении уверен. Однако и ухудшение столь резкое вполне объяснимо. Душевные переживания. Плохой сон. Возможно, чрезмерные нагрузки, которым Надежда подвергалась…

Ну да, переживаний у нее хватало.

Жених с одной стороны.

Ухажер и большая новая любовь с другой. Беременность с третьей, хотя она, судя по всему, желанная…

- Я и решил, что дело в экзаменах, потом сама эта ситуация… поездка в Италию, Каблуков…

- И беременность.

- Да, Боткин сказал, что она тоже могла сыграть свою роль. А яд гадюки усугубил все.

Летально.

- Что-то не так? – поинтересовался он. Все же Одинцов знал меня ничуть не хуже, чем я его.

- Не так… пока не уверена, но что-то вот не складывается… скажи… а у Надежды была таблетница? Нарядная, со змеями?