После. Подумает.

Надо всем.

- С чем она приходила? – спросил он, отводя взгляд от мертвой женщины, в наготе которой чудилось нечто донельзя постыдное.

- С беременностью, - Людмила произносит это не сразу. – Она… совета хотела… у нее и прежде случались беременности. Но все… обрывались.

- Кулаком, - мрачно добавил Захар. И по тяжкому вздоху Людмилы Бекшеев понял, что тот прав.

- Я просила её уйти от мужа. Обещала помощь. Переезд… у меня есть знакомые, которые приняли бы. Устроили бы на работу… да и в целом поддержали бы. Но…

- Отказалась?

Людмила молчит. И это молчание подтверждает слова. Когда она расклеивает слипшиеся губы, голос её звучит жалко:

- В этот раз срок был большим.

- Не заметно, - Бекшеев еще раз посмотрел на женщину. Ни живота, ни иных признаков.

- Шестнадцать недель… её муж как раз уезжал. Позвали куда-то на заработки. Она почему-то решила, что эти заработки его изменят. Но…

- Вы сомневались.

- Да ну, какие могут быть сомнения. Как был уродом, так и остался бы, - Захар положил руку на живот и поморщился. – Мертвая. Ничего не слышу, но тут Людмиле можно верить. Может, у нас по каким-то вопросам и расхождение взглядов, но специалист она отличный.

- Спасибо.

- Это не похвала. Факт…

Людмила чуть морщится. И Бекшеев улавливает эхо обиды. Ей хочется не фактов, а именно похвалы. Но вслух Людмила говорит иное:

- Плод отставал в развитии. Сказались и предыдущие выкидыши, и её нервозность. Она… женщины, подобные ей, подвержены эмоциям. Да и питание плохое… я спросила, почему она не пришла раньше. Я бы выписала ей витамины. Да я бы просто дала ей эти витамины! Но… с ними сложно.

- Точно. Никогда не понимал, что у таких дур в мозгах. Вот, - Захар попытался вывернуть ногу. – Тут. Смотрите.

Бекшеев увидел. Две крохотные темные точки на белой коже.

- Инга сказала, что этого ребенка непременно родит. И что муж её исправится. Изменится. Что он был злым из-за её неспособности дать ему сына. А теперь… только… понимаете, он бы вернулся и снова избил бы её. Может, не сразу, но через недели две-три сорвался бы. Такие не останавливаются. Только… те беременности обрывались на ранних сроках. Десять недель. Двенадцать… а эта… это уже совсем другое.

- Она бы не пережила, - произнес Бекшеев.

Пятнышки не казались опасными. Скорее хотелось взять тряпку и стереть их с кожи.

- Это укус, - Захар поманил Людмилу к себе. – Видишь?

- Вижу. Укус. Тут каждый год с укусами обращаются. Порой бывает и десяток человек за день.

- Так много змей?

- Болота… и да, много, - подтвердила Людмила. – Мне еще когда-то моя бабушка рассказывала… сказку или скорее предание. Мол, там, в болотах, есть тайное место, где зимуют гадюки. И там, в этом месте, земля полнится их ядом…

- Чушь какая… - Захар злится, и злость его кипит, вытесняя прочие эмоции.

- …и яд этот травит не только землю, но и воду. Что вокруг того места открываются родники, да не простые, а со змеиною водой.

- Неимовернейшая чушь.

- И что вода эта тайное свойство имеет. Если прочесть над ней молитву или заговор…

- Ну да, разница невелика…

- …а после подмешать в питие человеку, то можно этому человеку внушить, что пожелаешь… глупость, конечно.

- Хорошо, хоть вы это осознаете.

- Я-то осознаю, - Людмила обняла себя. – А вот они…

- Думаете, что змеиную воду искала?

- Бабушка говорила, что большинство укушенных женщин – это те, кто искал воду… что еще во времена её молодости сказка гуляла. Вот и…

- И чего внушать хотели? – Захар отступил от стола и прикрыл покойницу простынею.

- Как когда… кто-то от пьянства мужа отвадить. Кто-то – в семью вернуть, мол, соседка приворожила… кто-то и сам приворожить хотел. Бабушка им говорила, что это все чушь и суеверия. Но… её не слушали.

- А вас? – спросил Бекшеев.

- Меня… со мной про змеиную воду пока не заговаривали.

А вот теперь она солгала. Странно. Зачем лгать в такой малости?

- Наверное, знают, что я в такое не верю… не хочу верить.

- А могла ли она… искать эту воду?

- Могла, конечно. Она… она была довольно суеверной. Каждый раз мне про какие-то наговоры рассказывала… кресты там или тайные вышивки, или еще что… в общем, что-то, что уняло бы мужа.

- Каторга, - буркнул Захар. – Каторга такого мужа точно уняла бы… вещи вы забираете? И что с телом?

- Пусть лежит. Никому не выдавать. Вскрытие, как я и говорил, проводить не надо, наш некромант сам сделает.

- Некромант? – Людмила побледнела. – Вы… вызвали некроманта?

- Господи! – Захар закатил глаза. – Это логично, что криминальной смертью должны заниматься некроманты…

- Но здесь же люди… и больные.

- Поверьте, он у нас воспитанный и на людей не бросается. На больных тем паче.

- Болтай меньше, - перебил Бекшеева Захар. – Тогда и не узнают.

- Узнают, - Людмила по этому поводу иллюзий не испытывала. – Понятия не имею, но как-то здесь все и всё узнают… но… да… наверное… хотя мне кажется, что это просто несчастный случай. Еще один несчастный случай… она была ослаблена. Нервозна. К тому же беременность… и тут гадюка…

- Ну да… подползла и укусила. А эта дура, вместо того, чтобы на помощь звать или испугаться, легла да и померла с блаженной улыбкой на лице… - Захар вытер руки тряпкой. – Нет уж… не верю! Так что, пусть некромант разбирается, что тут да как…

И с этим утверждением Бекшеев был согласен.

Он взял мешок с вещами покойной, на удивление легкий. Разве что босоножки на каблуке что-то да весили… и это тоже резануло взгляд. Причем не только Бекшеева.

- Вот кто, - проворчал Захар. – В здравом уме попрется на болото в босоножках… дурь… кругом одна нескончаемая дурь. И беспросветная тупость.

Глава 13 Тропы

«А кости головы у змеи таковы, что пасть она может разевать зело широко, отчего и самая малая змеица способна проглотить добычу, себя больше»

Книга о змеях.

Бекшеев нашелся не в самом морге, куда я заглядывать не стала, но в дверях, в компании обоих целителей. Причем старались те держаться в стороне друг на друга, при том то и дело поглядывали. Захар на Людочку.

Людочка на Захара.

Прелесть просто…

В общем, такой компанией в кабинет мы и вернулись.

- Может, - Бекшеев нес в руках пакет, который поставил на стол. – Вы и про них что-то да скажете? Помните этих женщин?

И листочек из кармана вытащил, вчетверо сложенный.

Подготовился, стало быть.

Хотя логично, да. Если кто и будет знать местных, то жандармы и целители.

- Попробую, хотя… - Людмила осторожно взяла листик из рук Бекшеева. – Я… конечно, знаю… хотя и не так, чтобы близко… просто город маленький. Из целителей только я… была только я. Ко мне и обращались. Тихарева Анна. Её вот хорошо помню. Сложный перелом левой руки, плечевая кость и такой, нехороший, со смещением, скручиванием. Плюс в лучевой и локтевой трещины. Я честно предлагала отправить её в губернскую клинику, потому что не была уверена, что справлюсь. Там по-хорошему нужна была операция. Да что там нужна. Жизненно необходима! А из меня хирург… нет, кое-что могу, конечно. Анна еще долго не обращалась за помощью. Началось воспаление. Жар. Вообще была вероятность, что руку придется отнять. Но мы справились… даже подвижность удалось восстановить почти полностью.

- А руку она как сломала?

- Упала, - сказала Людмила, отводя взгляд. А вот Захар лишь хмыкнул. Список он довольно бесцеремонно отнял, скользнул взглядом и вернул Людмиле. – Я тогда написала заявление в жандармерию. Глупая была. Еще надеялась, что изменю хоть что-то. Заявление приняли, конечно…

Да, кто целителю откажет-то.

- Начали допрашивать. Меня. Соседей. Саму Анну. Она скандал закатила. Что, мол, я её и мужа перед соседями позорю. Что она хорошая жена и все такое… ну и разбирательство это ничем не закончилось. А через месяц она пришла со сломанными пальцами. Сказала, что крышку погреба уронила…