Огромный буфет с витриной, в которой поблескивала разноцветная праздничная посуда. Низкая лавка и ворох подушечек, для мягкости сидения.

- Вот, - женщина указала Бекшееву на отдельный стул. – Садитесь. И обувку сымайте. Я сейчас воды принесу… ноги надо в воду, только не ледяную, а прохладную. А пить – отвар сейчас налью, с травками… не подумайте, они безопасные… Никита! Сейчас я позвоню, и теть Валя вернется, если там все. Но поехала давно, стало быть, все… может, за стол позвали. Вот давайте.

Бекшеева усадили на лавку.

Женщина попыталась даже сама стянуть ботинок, но этого нежная душа князя уже вынести не могла.

- Не стоит… я просто попью и…

- Вот что вы как маленький! Погодите… Никита, принеси тазик!

Из комнаты выглянул парень.

- Какой? – уточнил он, появлению гостей нисколько не удивившись. Только сказал. – А бабы Вали нету…

- Вот и съездишь. Давай тот, новый, эмалированный… что с цветочками. И воды-то… сейчас. А вы разувайтесь, разувайтесь, а то скоро того и гляди совсем поляжете… это ж не шутки. Куда ваша жена только глядит…

Женщина поглядела на меня с упреком и исчезла где-то в глубинах дома.

- Знаешь, Бекшеев, - сказала я с некоторым сомнением. – Ты и вправду выглядишь не так, чтобы… голова болит?

- Нет.

- Это пока. Разувайся, что сидишь?

- Да как-то…

- Разувайся. Старый способ. Если вода не ледяная, то и вправду помогает охладиться. Да и говорить будет проще… считай, что это ты в доверие втираешься.

И потому, что Бекшеев не стал спорить, а молча стащил ботинок, я поняла, что ему совсем плохо.

Вот же…

И молчал же ж. И молчал бы до последнего… и сама хороша, понимала, что в машине жарко, а воды не захватили. Да и вовсе стоило в самый полдень переться. Он-то ладно, князь наш привык, что в столичных машинах артефакты стоят, чтоб и от жары, и от холода. Но мне бы подумать.

- Ты как? – спросила тихо-тихо.

- Отойду. Все… нормально.

А врать он так и не научился. И понимает, что я понимаю. И хмурится. И злится, потому что плохо только ему, мне же нормально. И аргументы, что мне в целом, что в жаре, что в холоде нормально и это само по себе не очень нормально, здесь не помогут.

- Вот, - парень притащил тазик и воды налил из висевшего на цепи ведра. – Вы ноги только не сразу целиком. Сперва пальцами, потом чутка поглубже. И штаны закатайте. Издали ехали?

- Издали, - признался Бекшеев и не солгал же. Петербург, если так-то, то довольно далеко находится.

- Вот… к бабе Вале откуда только не едут… у нас её добре знают, многим людям помогла. А что говорят всякое, то не верьте. Никакая она не ведьма…

- Сунь давай, - велела я, и Бекшеев осторожно потрогал воду пальцами. Потом прислушался к себе и опустил обе ноги в таз.

- Целительница? – спросил он. И парень кивнул.

- Ага… с дипломом даже… царским. Она когда-то в Петербурге училась… давно уже… так что знает, чего делает.

Ведьма-целительница…

Хотя… чего тут только не встречается.

- Все, - появилась женщина с огромной кружкой, которую она держала обеими руками. – Дозвонилась. Там управились уже. Так что Никитка возьми машину и давай, к тетке…

- У вас и машина есть?

Бекшеев принюхался к содержимому кружки и мне протянул. Пахло травами. Ромашку вот чувствую, мяту еще, а эти две сами по себе всякие запахи глушат намертво.

- А то как же… теть Валь и купила, чтоб доехать, если куда надобно. Но сама она водить не умеет, потому то я, то Никитка вот… то Лёшек, это мой муж, но он сейчас косит. Вот вроде осень уже, а погода стоит. И трава хорошая. И тетка Валя сказала, что ближайшую седмицу дождей ждать не след, значится, успеем и покосить, и прибрать. Чай, сено зимой лишним не будет, раз уж погода позволяет-то… да вы пейте, пейте, не думайте. Травить не собираюсь.

Специально – точно нет, а вот чтоб нечаянно не вышло.

- Сердце успокоит, жар снимет… там сухие яблоки и травы кой какие. Никитка! Езжай уже… а вам чего надобно? Может, пока ждете, чаю поставлю? Я пироги вон испекла, с яблоками. Яблоки уже начались. В этом году много-то будет… с яблоками и калиной вовсе отменные выходят, но калина еще не спелая. Ей выстоять надобно…

Эта женщина говорила сразу и обо всем, успевая при том кружиться по кухне, накрывая на стол. Было в этом что-то донельзя завораживающее.

Вот взметнулась и облегла льняная скатерть, украшенная простенькой вышивкой.

Встал пузатый чайник в горох.

И такие же пузатые чашки, явно хранившиеся для особых случаев. Блюдо массивное с золотой каймой. И ваза на ножке, в которую сыплются сушки.

Пироги.

Молоко.

И масло…

И разговор, который Бекшеев направлял редкими вопросами, благо, отвечала эта, так и не представившаяся женщина с огромною охотой.

Тетка Валя приехала в деревню после войны. Откуда? Кто ж знает. Она не сказала. Она купила дом, вот как раз соседский, в нем и поселилась. Жила тихо сперва… а потом то одно, то другое.

- Никитка мой тогда малым был… вот неслух, просто страх! Думала, что вся в седину изойду, пока вырос… а вроде ничего так вырос, и не скажешь. Он же ж тогда с дому сбегал. Я велю сидеть. Работы дам. А он раз и в окно… и побежал с деревенскими-то. Он всегда-то бегал, то в лес, то на речку… пацан же ж. Чего от него ждать-то? И того разу… а потом вечером ему поплохело прям. Всего колотит. Сам белеет. И глаза закатил. И прям все, отходит… я в крик… вижу же ж, что не довезем, что… в общем, всю прям навывернуло… а тут тетка Валя выглянула и сказала так, строго, чтоб замолчала. А потом чего-то сделала… сама. И велела в дом несть. К ней. Там пилюли какие-то… еще чегой-то… и руками водила. Туда-сюда… ну и вот, Никитка и ожил. Она сказала после, что он ягод наелся. Перепутал ландыш с черемшой… тогда-то и прознали, что она лечить умеет.

- И потянулись?

- Ага… потянулись. Тут же ж вроде и до госпиталя недалече, но там… пока все одно доедешь. И к тетке Вале проще… не подумайте, люди её уважают крепко. И привечают. И помогают, кто чем… крышу вон крыли, забор обновили. Я в хате порядки держу. Мне оно не в тягость. И там пироги вон, борща… вы борща не хотите?

Бекшеев от борща отказался.

- Скажите… а вот эти женщины не приходили случайно? – он протянул снимки. – Может, видели?

- Эта была, - четко ответили ему, отложив фотографию Северцевой. – С ней еще баб Валь крепко полаялась… она-то целительница, но характер у ней… такой характер, что прям… ага, эта еще приходила…

Надежда?

Что Надежде понадобилось у деревенской ведьмы?

- Её тетка Валя дурой обозвала… а почему – не сказала…

Рокот мотора прервал разговор и, выглянув в окно, женщина сказала:

- Приехали. Говорила же ж, что недалече тут…

Глава 26 Маисовый полоз

«В начале осени змеи становятся ленивы и неповоротливы. Они чуют приближение зимы и долгого сна, а потому не желают более тратить силы. Они собираются на прогалинах и полянах, чтобы согреться лучами уходящего солнца, насытиться этим теплом и светом. Сам яд их ослабевает. Зато в тушках откладывается жир, который помогает змеям пережить зиму. И зная о том, многие охотники добывают гадов именно по осени, полагая осенний промысел куда более выгодным и верным»

Книга о змеях.

Невысокая.

Крепко сбитая. Одета просто, в цветастое платье, перехваченное широким поясом, да безрукавку, причем на меху. Не жарко ей? Волосы убраны под платок. На груди – крест серебряный, старый и местами почерневший. На пальце – кольцо обручальное, только не на правой, на левой руке носит.

Вдова?

- Галина, иди, погуляй, - сказала ведьма. – А мы тут чаю попьем… чай заварила? Вот и неси. А мы пока фотографии посмотрим.

Снимки остались лежать на столе. И ведьма подвинула к себе ближайший. Потом второй… третий.