- Змеи, дорогая, символ – мудрости, исконно свойственной женскому полу. Они гибки…

- И ядовиты, - перебила Зима. – Особенно некоторые. Честно говоря… вы уж извините… я тоже из холопов, если так-то, вот воспитания и не получила. Но как вы эту брошку носите? После всего?

- Чего?

- Ладно, невеста вашего сына… предыдущая, - Зима уточнила это на всякий случай. – Её, если так-то, может, и не жаль. Померла, как говорится, так померла…

Лицо Марии Федоровны застыло.

- Но ведь и дочь ваша родная… она тоже от укуса гадюки преставилась?

- Это был несчастный случай!

- С гадюкой?

И по тому, как поджались губы Анатолия, как побледнело лицо его, Бекшеев понял, что они правы.

- Я… горюю о ней.

А вот горя Бекшеев не уловил.

Ярость.

И ненависть. Глухую. Старую, если не застарелую. Она полыхнула. И погасла.

- Брошь – это брошь. Просто… память… Ангелина же…

Анатолий коснулся руки матушки.

- Может…

- Нет, дорогой. Мы все тут понимаем, для чего эти гости, - голос прозвучал сухо. – И да… пожалуй, я соглашусь с князем. Сейчас эта смерть выглядит донельзя подозрительной. И я сожалею, что… не настояла на проведении расследования.

Она отложила нож и вилку.

- Будь добр, попроси заварить мне чаю. Моего.

- Матушка…

- Иди, дорогой. Уверена, пытать меня не станут.

Глава 7 Капли яда

«Лишь змеям ведомо тайное. Всю-то жизнь свою обретаются они близ земли, и слышат, что её, что шёпот кореньев разных. Внемлют они гудению соков древесных и травяных. И оттого преисполняются тайным знанием, каковое берегут ото всех и от людей в том числе. А еще умеют гады силу из земли и трав с древами тянуть, коею яд свой и полнят. В количестве великом сила сия убивает, но ежели человек разумный сумеет яд змеиный взять, да заговоривши особым словом, силу в нём запереть, то после ея он использует для зелий целительных и всяких иных надобностей» [1]

«О свойствах трав и зверей, птиц и гадов, и драгоценных каменьев»

Одинцов будет должен.

Нет, не так. Он уже должен и долг его растет с каждою минутой, поскольку давно уже мне так не хотелось кого-нибудь придушить.

Еще и без Софьи ехать пришлось.

Кто-то у нее там очень важный, встречу с кем перенести никак нельзя. Она, может статься, и вовсе не приедет… и от этого слегка тоскливо. Хотя и понимаю, что нужды в её присутствии нет. Что карты свои она и в Петербурге разложить может, как и линии судьбы поглядеть, если дар отзовется.

Что нужен скорее её супруг.

Да и то не факт, что нужен. Тела давно похоронены. Даже если могилки навестить, то вряд ли что-то новое он узнает.

Время.

Слишком много его прошло.

- Итак, что вы хотите знать? – Мария Федоровна проводила взглядом сына и поморщилась. – Боюсь… Анатолий не разделяет моих… скажем так, опасений. И да, вы правы, гибель Надежды меня точно не слишком опечалила.

- Она вам не нравилась? – уточняю на всякий случай, хотя и так понятно, что не нравилось. И Ниночка, полагаю, не приводит в восторг, пусть даже эта женщина и притворяется, будто рада грядущей свадьбе.

- Не в симпатии дело, - она чуть расправила плечи. – Как человек Надежда, пожалуй, была мне симпатична. Мы познакомились, когда ей было четырнадцать. Робкая хрупкая девочка, которая боялась буквально всего. Было сложно представить, что она превратиться в женщину красивую и, пожалуй, самодостаточную.

Вот только прозвучало это не похвалой. Наоборот скорее.

- Поймите правильно. Это неплохие качества. Важные. Нужные…

- Но не для супруги Анатолия? – мягко произнес Бекшеев. – В этой роли вы Надежду не видели?

- Именно. Вы… меня понимаете. Анатолий… человек со сложным характером.

- Мы заметили.

Не удержалась. И укоризненный взгляд Бекшеева на сей раз совести не достиг. То ли привыкла уже, то ли достал меня этот Анатолий с матушкой вкупе. Хотя… они от меня тоже не в восторге, так что квиты.

- По моему мнению в браке сильной личностью должен быть кто-то один. Тот, кто будет принимать решения.

- А другой?

- Другой… другой будет помогать и поддерживать.

- А Надежда на эту роль не согласилась бы?

- Изначально… да, она готова была принять на себя роль супруги и матери. Но затем… сперва школа. Это её увлечение, для незамужней девушки почти неприличное.

- А для замужней?

Что? Я так, чтобы ситуацию прояснить в полной мере.

- Для замужней вовсе недопустимое. Женщина должна заниматься своим домом и своими же детьми, а не возиться с чернью. Пусть даже кому-то покажется, что она делает благое дело, но…

- Пусть его делает кто-то другой, а не ваша невестка.

- Именно. И Анатолий придерживался такого же мнения.

Я вот не сомневаюсь. Мне скорее интересно, чье мнение здесь было изначальным.

- Затем обучение. Экзамены… помилуйте, какие экзамены? Кому они нужны? В мое время девушке хватало хорошего домашнего образования. Приличной девушке.

Я, стало быть, не очень приличная.

И давно уже не девушка. Поэтому и делаю вид, что сказанное совсем даже ко мне не относится. А оно и не относится. Оно так себе сказано. Безотносительно меня.

- Потом рисование… университет этот… Италия и отъезд. Анатолий пытался её образумить. Начались ссоры. И оказалось, что Надежда изменилась.

- Не готова уступать?

- Именно… Анатолий очень переживал. Потом еще выяснилось, что у нее сердце слабое. Что вряд ли она смогла бы родить и выносить здорового сына.

- А дочь?

- Дочь? Думаю, и дочь не смогла бы… а если бы и родила один раз, то второй ей точно запретили бы. И представьте, что действительно родилась бы дочь.

- Какой кошмар, - ну не надо так смотреть. И вправду удержаться сложно.

- Вам сложно представить, каково это, когда славный древний род угасает…

- Ну, он мог бы и развестись, если уж на то пошло, - это уже Бекшеев. И главное, получается же у него сохранять серьезное выражение лица. Даже сочувствие изображает с пониманием вкупе.

Если его не знать, то и поверить можно, что и вправду сочувствует.

- Развод… да, развод… возможен… но это был бы удар по репутации.

- Как и разрыв помолвки.

- Именно. Однако мы все же склонялись к разрыву.

Это она про себя с Анатолием, полагаю.

- Но тут Надежда умерла…

- Умерла, - согласилась Мария Федоровна. – И эта смерть… честно говоря, не могу не согласиться, что была она весьма своевременна… с учетом вскрывшихся обстоятельств.

Ну да, разрыв помолвки.

Беременность…

Беременность – такая штука, которая сама собой не рассосется. И про нее несомненно узнали бы. Кого бы обвинили? Анатолия… пусть не в лицо, но без шепотка за спиной не обошлось бы. И репутации рода, о которой так пекутся, точно досталось бы.

- А кто отец ребенка? – Бекшеев поглядел в сторону. И я повернулась. Надо же, Анатолий устроился за маленьким столиком с газетой в руках.

Серьезно?

Нам тут душу изливают, а он в стороночке новости читает. Может, посоветовать Одинцову, чтобы он свою Ниночку менталисту какому показал? Может, ей мозги промыли?

Я бы показала вот.

И Одинцов наверняка успел. И если менталист ничего не нашел, то дело не в промывке, а в изначальном этих мозгов отсутствии. Мне ли не знать, что большая любовь с мозгами плохо сочетается. Особенно в юном возрасте.

- Я не собираю сплетни, - Мария Федоровна поджала губы. – Полагаю, кто-то из тех, что при этой школе отирается…

- Детей?

- Помилуйте. Там не только дети. Надежда открыла какие-то вечерние курсы. Для взрослых. Для тех, кто желал научиться грамоте или готовился к экзаменам… совершенно безголовая девчонка была. Так что ищите там…

Поищем. Куда мы денемся?

- Но как бы то ни было… мы не желали Надежде смерти. Думаю, она бы уехала. Родила бы своего ублюдка за границей, где Одинцов нашел бы ему хорошую семью. Не она первая, не она последняя… мне не было нужды её убивать.