Род.

И репутация его.

И наследники, конечно.

- И Ангелина вернулась?

- Да… как-то даже легко согласилась, хотя этот её приятель был против… они о чем-то говорили. И закончилось все приглашением. Конечно, мне это не слишком нравилось, но… наименьшее из зол. Я надеялась, что дома сумею образумить дочь.

Снова ложь.

И снова мы с Бекшеевым молчим.

- Но он не мог поехать вместе с нами. Обещал прибыть через неделю…

- И прибыл…

- На похороны, - сказала княгиня. – Как раз на похороны…

[1] По легенде бог врачевания Эскулап оборачивался змеей, чтобы выведать тайные свойства растений. А после уж в человеческом обличье знания и использовал.

Глава 8 Выползок

«Чтоб возвернуть любовь мужа, надобно взять змеиный выползок [1] да истолочь его в пыль. Этой пылью посыпать следы мужа, наговаривая: «Как тело змеи ползло, извивалось, никому в руце не давалось, так и ты (имя) ползи ко мне, извивайся, ни одной сопернице в руце не давайся. Быть тебе по веки со мной, с твоей венчанной женой. Губы, зубы, ключ, замок, язык…»»

Заговоры от сибирской ведьмы Аниции.

Змеи.

Змей Бекшеев не любил. И боялся. Он как-то читал, что большинство людей испытывают перед змеями страх. Что это память какая-то…

Но змеи бывают разными.

Женщина, сидящая напротив, чем-то неуловимо напоминала змею. Не чертами лица. Нет… просто… ощущением.

- Как она умерла?

- Её нашли в лесу. Понятия не имею, что ей в этом лесу понадобилось. Возле дома чудесный сад. И беседки имеются, если возникнет нужда отдохнуть. А она в лес пошла… хватились далеко не сразу. Все же после… поездки… дома была весьма тревожная атмосфера. Анатолий категорически возражал против её отъезда и эти смешные притязания… и еще дети. Кто бы позволил ей забрать детей?!

- А кто бы запретил? – поинтересовалась Зима. – Она мать. И это её дети…

Только у Каблуковых на этих детей были свои планы.

Могло ли это стать мотивом для убийства?

- Помилуйте, это… впрочем, это не важно, - Мария Федоровна вовремя останавливается, хотя ей есть что сказать, и поджимает губы. – Ангелина ушла утром. Она не явилась к обеду, что стало уже обыкновением. Я ещё подумала, что она в госпиталь поехала. Она им бредила, как Надежда школой. Вот что за интерес возиться с чернью?

Легкая гримаса.

Недоумение.

Раздражение.

Причем и это игра, потому что эмоции доносятся совсем иные – страх. Такой вот неоформленный, неясный. Вряд ли Мария Федоровна сама осознает, что боится.

И чего именно боится.

- Вдруг появился Степан. Это мужик… при доме… всякую работу делает, - теперь она словно извинялась, поскольку не могла сказать точно, какую именно работу делает Степан. – Он нес Ангелину. Кричал, что барышне стало дурно. Мы, естественно, вызвали доктора. Но пока отправили машину в город, пока вернулись, Ангелина скончалась…

Мария Федоровна отводит взгляд.

И становится вдруг ясна причина этого её страха. Они не спешили. Нет, машину, безусловно, отправили. И доктора привезли, поскольку в ином случае это вызвало бы вопросы. Только… можно ведь привезти тогда, когда доктор уже и не поможет.

А смерть эта была им выгодна.

Ни конфликтов.

Ни споров об имуществе. Ни угрозы репутации семьи.

Судя по тому, как кривит губы Зима, она тоже все поняла распрекрасно.

- И что сказал доктор?

- Что Ангелину укусила змея. И случился инсульт… бывает, - выражение скорби застывает на лице Марии Федоровны. Оно очень хорошо отрепетировано, а потому скорбь кажется почти искренней.

- Соболезную, - Бекшеев говорит, поскольку того требуют правила светской игры. – Что было дальше?

- Дальше… мы стали готовиться к похоронам. Это было тяжело… такая потеря…

Зима отворачивается. Она владеет лицом куда хуже Марии Федоровны. И хорошо, что сейчас та смотрит исключительно на Бекшеева.

Зиму она не воспринимает всерьез. Та ведь не ровня. А какое благородной даме дело до того, что о ней чернь подумает? Бекшеев – другой вопрос.

- Следствие не начали?

- Какое следствие, помилуйте… Анатолий сразу заявил, что запрещает всякие эти ваши… оскорбительные манипуляции…

- Вскрытие?

- Именно. Чтобы моей девочке и после смерти покоя не было?! Нет уж… - она приложила пальцы к вискам. – У меня от беседы с вами снова голова болеть начинает.

- Вы вполне можете не беседовать, - сказала Зима, и в голосе прорвалось раздражение. – Значит, вы её скоренько похоронили.

- Скоренько? Какое отвратительное выражение… в подобных делах спешка неуместна. Мы соблюли все необходимые… формальности.

Тоже некрасивое слово. И царапает восприятие. И это ощущается самою Марией Федоровной.

- Значит, дела не заводили…

- Нет, конечно.

- Тогда почему вы решили, что эта смерть… не несчастный случай?

Молчание.

Вздох.

- Я не знаю! Просто подумала, что… какое-то роковое совпадение. Нехорошее.

- Но на расследовании настаивать не стали?

- Анатолий был против.

- И что?

- Он все-таки глава семьи. И я не могу идти против него. Это… плохо отразиться на репутации.

Так себе объяснение. Нелепое. И Мария Федоровна осознает его нелепость, она с раздражением вцепляется в чашку, делает глоток, явно обдумывая, что дальше сказать. И говорит.

- Кроме того, изначально я думала, что он прав. В конце концов, змей там действительно хватает. Ангелина же никогда не отличалась внимательностью. Каждый год кого-то кусают… доктор тоже об этом говорила. Еще одна болела недавно… вот все и сложилось. Несчастный случай.

Как и с Надеждой.

И теми, остальными.

- Потом уже появился этот её… друг… и начал кричать, что Ангелину убили. Посмел заявить это сразу после похорон. Думаю, если бы он приехал чуть раньше, скандал устроил бы и на похоронах. Попытался обвинить Анатолия… глупость какая!

- Почему же? – Зима щурится. Глаза её желты, что выдает раздражение. И в этот момент особенно заметна разница между нею и Марией Федоровной.

- Да незачем ему убивать сестру! Незачем… её претензии смехотворны. Как и её угрозы.

- Но репутацию рода они подпортили бы…

- Ничего. В любом роду случаются… скандалы. И времена ныне не столь строгие. В любом случае, испорченная репутация – еще не повод убивать.

Здесь Бекшеев мог бы поспорить. Но не стал.

- Тогда…

- Этот ужасный человек сперва крутился в Змеевке. В проклятой школе… начал ходить по округе. Приставать с вопросами. Степана измучил совершенно… полицию опять же. Там его заявление принимать отказались. Но он не успокаивался… сейчас, кажется, в госпиталь устроился. Вовсе переехал.

- И вы…

- Признаюсь, однажды мне случилось с ним беседовать. Он заявил, что не оставит эту смерть вот так… что они с Ангелиной собирались пожениться. Что она ждала дитя…

- И это… заставило вас усомниться?

- Я не дура, князь.

Прозвучало грубовато. И показалось даже, что маска, столь бережно охраняемая Марией Федоровной, дала-таки трещину.

На мгновенье.

- Две девушки знакомые друг с другом погибают от укуса змеи с разницей в пару лет. И обе беременны, при чем не будучи замужними. Это… это заставляет задуматься.

- Не настолько, чтобы начать расследование.

Чуть морщится.

- Вы его все одно начнете, - Мария Федоровна решает, что разговор окончен и встает. – Прошу меня простить, но у меня действительно начинает болеть голова.

Ложь.

Еще одна ложь.

Что-то подсказывало, что лжи в этой истории будет много.

Поезд пахнул паром и дымом, который оставил горький привкус на губах, и двинулся дальше. Громыхнули колеса. Качнулись вагоны, трогаясь с места, уползая по ленте шпал дальше. Лязг, скрежет и запах металла. Редкие люди – станция была невелика. Но кто-то вот машет вслед поезду рукой.