Толстяк даже принимает убогую боевую стойку.
Подавив усмешку, я строю испуганную моську.
— Пацаны, вы чего? Как же "простолюдины должны держаться вместе" и вот это вот все? Мы же одной с вами крови!
Парни переглядываются.
— Ну, ты типа сам виноват, не тех людей тронул, — пожимает плечами здоровяк.
Вот тебе и коллективизм. Он работает до тех пор, пока все сидят в одной помойке. Как только замячит надежда выбраться, начнется бег по головам друзей и товарищей.
Так, а что насчет множественного числа? Шакалов здесь от кого-то еще?
Я демонстративно закладываю руки за спину.
— В любом случае, я не собираюсь с вами драться…
Когда на лицах простаков проскакивает облегчение, я позволяю себе добродушно улыбнуться:
— По крайне мере, не здесь и не при свидетелях.
Мои слова заставляют студентов боязливо отступить и искать поддержки у аристократа.
— Ребят, ну так дело не пойдет! — бросает он. — Если хотите, чтобы я замолвил о вас словечко перед Корневыми, придется замарать ручки. Не чужие — так свои!
Так, а это мне уже не нравится…
Переглянувшись, миньоны Шакалова вздыхают. Толстяк снимает очки.
— Лучше оставить, а то неправдоподобно получится, — со знанием дела говорит бугай.
Выругавшись, толстяк напяливает очки обратно. Догадываясь, в чем дело, я не пытаюсь им помешать. Не вижу смысла.
Подшаг, удар, и бугай отправляет друга в нокаут. Шакалов наблюдает с довольной миной.
Печально вздыхая, оставшийся на ногах простолюдин подходит к умывальнику, прицеливается и с размаха обрушивает на него голову. Раздается неприятный хруст.
Здоровяк, закрывая кровоточащий нос, сползает на пол. Так сказать, остался непобежденным.
Я бросаю взгляд на Шакалова, но того уже и след простыл.
— В мужском туалете драка! Скорее, где дежурные?! — раздается в коридоре знакомый визгливый голос.
— Блеск…
Похоже, шоу начинается. Со мной в главной роли.
Раз такое дело, надо отыграть достойно!
Поправив студенческую форму, я перешагиваю через бессознательное тело и выхожу в коридор.
— Стой на месте! — кричат мне пара подбегающих дежурных.
С другой стороны студенты расступаются, пропускают декана Елену Мегерову, за которой с довольной ухмылкой спешит Шакалов.
Дежурные оттесняют меня в сторону.
— Домин? — хмурится Мегерова и заглядывает в туалет.
Она не выглядит удивленной, преподаватели наверняка давно донесли до нее, что я вернулся в академию.
Однако врядли деканша ожидала, что в первый же день спустя полугода отсутствия лучший студент факультета устроит кровавый мордобой.
Признаться, я сам от себя не ожидал. Но как говорится, факты не врут.
— Это сделал Домин! Как с цепи сорвался! Я все видел и могу подтвердить! — заявляет крутящийся рядом Молофей.
Свидетели, кстати, тоже.
Увиденная в мужском туалете картина вызывает у Мегеровой гамму эмоций. Среди которых женщина выбирает одну.
Гнев.
— Помогите ребятам, — деканша кивает дежурным.
Парни нехотя оставляют меня.
— В мой кабинет! Живо! — бросает Мегерова.
Шакалов ступает было за ней, но женщина властно отмахивается:
— Только Домин!
Растерянный аристо даже не пытается возразить. Знает, что с Мегеровой это чревато.
Любопытные студенты расступаются перед грозной фигурой деканши. Хотя сзади видок получше: обтянутые короткой юбкой бедра сексуально покачиваются при каждом звучном шаге.
Цок, цок, цок…
— Это Мегерова? А что за парень? — шепчутся по углам студенты.
— Это Константин Домин!
— Что, тот самый? Он что-то натворил?
— Кажется, избил кого-то в мужском туалете.
— Вот черт! Это ж надо: свихнуться из-за учебы!
— А что, если он не виноват? Если на него напали?
— Ну, я всегда считала Домина задротом и ботаником, но если он может за себя постоять… боги, как меня возбуждают умные и сильные мужчины!
Перед тем, как зайти в кабинет деканши, я ловлю на себе насмешливый взгляд Корнелии.
Вот о чем своим миньонам говорил Молофей.
Шакаловы входят в Дом Корневых.
***
— Я долго терпела твои выходки, Домин, но сегодня ты перешел черту. Я буду вынуждена отчислить тебя!
Акцента у Елены Мегеровой нет, но, судя по смуглой коже, корни ее где-то в южных княжествах, возможно, даже в султанатах.
Тридцать четыре года, самый молодой декан за всю историю Императорской академии. Кучерявые каштановые волосы собраны в высокую деловую прическу. Миндалевидные черные глаза смотрят с безжалостностью. Родинка над губой напоминает мне о Юноне. Хотя грудь у Мегеровой будет посолиднее.
Блузка-безрукавка расстегнута на верхних пуговицах. Игриво выглядывают кружевные края черного бюстгальтера. Когда деканша проходила мимо меня к своему месту за столом, я едва удержался, чтобы не влепить ей по аппетитной заднице.
А эти обтянутые в чулки ножки? На них фантазирует половина мужского общежития. Вторая половина не ограничивается только фантазиями.
Одного необдуманного похотливого взгляда в сторону деканши хватает, чтобы какой-нибудь воздыхатель бросил тебе вызов на дуэль. При условии, что ты аристократ.
Все-таки в бытие простолюдином есть и свои плюсы.
Для меня всегда было удивительно, почему такой секс-бомбе позволяют носить настолько откровенную одежду. Ведь она, по факту, мотивирует студентов нарушать устав академии. Но все довольно просто.
Сперва эмансипированные аристократки задали этот тренд, а затем его подхватили простолюдинки. Он гласит, что женщина вольна делать со своим телом что хочет и одеваться как хочет. А если вдруг ты не согласен, то ты мужлан, сексист, мизогинист и террорист.
Даже ректор Императорской академии не в силах сделать замечание своему сотруднику. Несмотря на то, что последний создает своим поведением объективно опасные прецеденты.
Проблема в том, что эмансипированные женщины хотят только расширения своих прав. Обязанности и ответственность остаются на мужском горбу.
Под моим пристальным безэмоциональным взглядом Мегерова меняет позу. Первоначальные уверенность и напор гаснут.
Отчисление студента происходит только по приказу ректора академии. Это общеизвестный факт.
— Если ты надеешься, что за тебя заступится ректор, то ты ошибаешься, Домин! — фыркает декан. — Какими бы не были заслуги студента перед академией, как бы хорошо он не учился, это не дает ему право нарушать учебный устав! Ты же его, фактически, растоптал!
Я продолжаю молчать. Извилины напрягаются от усердной работы. Еще утром староста моей группы распиналась, как обо мне беспокоится весь профессорский состав академии. Даже Мегерова.
Что изменилось?
— Нарушение порядка в общежитии! Неправомерно долгое отсутствие на занятиях! А теперь избиение двух студентов! — задетая моим игнором, деканша закипает. — Как бы хорошо ты не учился, Домин, но тебе, похоже не хватает ума соблюдать простейшие социальные нормы. Такому, как ты, не место в Императорской академии!
Я не верю в то, что деканшу так задевают мои нарушения. Даже драка. Между простолюдинами. Были прецеденты до этого, и те ребята отделывались временным отстранением или выселением из общаги.
Что изменилось?
Хлопая ладонями по столу, разъяренная женщина вскакивает на ноги.
— Я добьюсь твоего отчисления, чего бы мне это не стоило!
Я с любопытством осматриваю возбужденную Мегерову. Воинственный взгляд, агрессивная поза. Налитая грудь вздымается с каждым вдохом.
Деканша реагирует на произошедшее так, будто вопрос стоит: или я или она…
Картинка наконец складывается.
— Вы устроились на должность декана четыре года назад, — озвучиваю я ход своих мыслей, — по рекомендации человека из министерства…
— Не меняй тему, Домин! — на лице Мегеровой мелькает настороженность.
— Магистр делового администрирования, кандидат экономических наук, — продолжаю я, наблюдая за реакцией женщины. — Неплохо для женщины вашего возраста, но довольно скромно на фоне остальных профессоров академии. Объективно, на пост декана факультета управления есть кандидатуры лучше. Вы уступаете им во всем, кроме, пожалуй, одного…