Судя по тому, как расширились глаза старосты, он явно не ожидал столь быстрой капитуляции. Несколько секунд мужчина открывал и закрывал рот, а затем бухнулся на колени.

— Госпожа! Да мы ж за вас молиться станем! И с голоду пропасть не дадим. Деньги брать не будете, так работой отслужим!

Алес только вздохнула. Она определенно заработала очки популярности, сделав широкий жест. Главное, потом не пожалеть о поспешном решении. Но теперь эти люди будут за нее держаться, и в обиду не дадут. Потому что нет гарантии, что следующий владелец окажется столь же сговорчивым.

В животе печально заурчало. Как-то совсем не по благородному. Фенел встрепенулся.

— Что же я за хозяин такой не радетельный. — он высунулся в окно, — Насья, переставай кусты свои обхаживать. Собери-ка лучше на стол. — и вновь повернулся к девушке. — Живем мы совсем не богато. Разносолов не знаем. Не осерчаете, коль горькой пшеницей вас угостим?

Алесия поспешно качнула головой. Объедать она никого не собиралась, однако староста даже слушать не стал.

— За лошадью, значит, пили. А с нашего стола отведать брезгуете? И то скажу, горькая каша лучше горького голода…

С этим было трудно поспорить.

Насья, жена старосты, оказалась шустрой женщиной, лет сорока пяти. Подчиняясь приказу мужа, она засуетилась у печи, помешивая что-то в закопченном чугунке. Потом сунулась в дальний угол, где в тканевом мешочке хранился «камянной хлеб». Размяла какую-то зелень и присыпала ею содержимое деревянной чашки.

Доносившийся запах показался девушке смутно знакомым. Будто из прежней жизни… А когда перед ней поставили чашку с «горькой» пшеницей, Алес едва не прослезилась.

Гречка! Родная, любимая гречка! Кто бы мог подумать, что ее уже выращивают и в этом мире? Чуть зеленоватая, под нарубленными перьями лука. Ее замешательство Фенел истолковал по-своему.

— Да вы не бойтесь, госпожа. Мы ее сперва на сухих листах жарим. Чтобы оскомину не набивала. Горькая пшеница у нас от чегой-то всегда хорошо урождается. Иногда удается даже несколько мешков на корм скоту продать. А так, ею и спасаемся. Хорошая-то пшеница на наших землях плохо растет…

Гречка оказалась совершенно не соленой. Да и действительно немного горчила. Но Алесия была ей рада, как старому другу. А когда она выразила желание, купить хоть немного «горькой» пшеницы с собой, с лица старосты окончательно сползло ехидство.

— Дык… это как. — он почесал бороду. — Завсегда пожалуйста. Думаю в моем амбаре найдется лишний мешок. Для хряков держал, но они и на выпасе не оголодают…

Мешок гречки обошелся девушке в несколько мелких монет. Заодно она прикупила ведро «цыплячьей крупы», которая на деле оказалась банальной пшенкой. Заслышав о щедрости новой госпожи, крестьяне оживились. Кто-то прикатил малый бочонок кислой капусты, у других, за печкой отыскался узелок подсушенных яблок.

В итоге, Алесия оставила в деревне всего грон. И это за телегу нехитрых продуктов, которые еще и довезут до места. Вместе с ней, в господский дом собрались три девицы и дочка старосты, помочь с уборкой. А Тит захватил инструмент, на случай мелкого ремонта.

Так что вылазка прошла более, чем хорошо.

Проводив телегу задумчивым взглядом, Фенел почесал жесткую бороду. К дому старосты подтянулось несколько мужиков.

— Девка-то оказалась щедрой. Сколько всего сбыли, да еще и выгоднее, чем на рынке.

— Неужто и вправду такая баба, станет кислую капусту есть?

— Горькую пшеницу уже ела. — староста хмурил густые брови.

К горькой пшенице нужна была привычка, воспитанная с малых лет. По другим деревням ее употребляли только с большой голодухи. Но в основном давали скоту. А тут девчонка, из благородных, и даже ведь не поморщилась ни разу. Мужчина нутром чувствовал — что-то здесь не так. Но что именно, не получалось догадаться.

— … оголодала?

— Может и так. — Фенел махнул рукой, чувствуя, что сам не дознается. — И еще. По осени обещала не собирать налог. Пшеницу продадим, хороший скот закупим. Девке тоже выделим часть.

Его слова были встречены одобрительным гулом.

Сидя на поскрипывающей телеге, Алесия смотрела на проплывающие поля. О своем решении она не жалела. На ее землях люди не будут голодать. Староста, конечно, тот еще жук, но пока у нее не будет доказательств обратного, стоит ему верить. Или хотя бы делать вид.

И все-таки знаний ей капитально не хватает. Причем самых простых. Как люди раньше вообще узнавали о законах? А о том, что сменилась власть? О неурожаях в других частях королевства? Это же довольно важные вещи. А тут даже газеты не ходят, ибо подавляющая часть жителей не умеет читать.

Однако крестьяне, за столетия нелегкой жизни, явно поднаторели в вопросах выживания. Так что, есть смысл с ними, ну не дружить (все-таки разница в положении не располагает), но свести более близкое знакомство.

К тому же, для воплощения идей ей нужны мастера. А искать их тоже придется в деревне. Сколько же впереди еще предстоит дел…

Дел и вправду оказалось немало. Дней десять пролетели в поту и мыле. Казалось бы, разве можно устать, руководя работой слуг? Всего-то и дел — раздавать приказы. Но нет.

Раз пять пришлось спасать голубей от неизбежной расправы. Потом изучать хлам, найденный на чердаке. Отложить то, что могло пригодиться в хозяйстве, остальное убрать пока в дальний сарай. Решать что и куда, тоже приходилось самой.

Алесия смотрела на деятельную суету и понимала, без деревенских девчонок пришлось бы впахивать до самой зимы. Польза от помощниц была несомненной, и не только в плане хозяйства.

Юные крестьянки хихикали и, как многие женщины, любили поболтать. От них Алес и узнала, кто такие «рыбники». Оказывается, это были жители двух левобережных деревень — Рыболовки и Паводы.

У правобережцев с левобережцами существовала идейная вражда. Раза три-четыре в год, мужики обязательно устраивали крупные драки.

Причины?

Да всякие. То один крестьянин из Костоломицы, ходил в Рыболовку к чужой жене. То девица из Рубайки вдруг выходила замуж за парня из Паводы (своих ребят что ли мало?). То кони из Рыболовки подъедали у правобережцев урожай.

Как говорится — были бы соседи, а повод для ссоры обязательно найдется. Правда у левобережцев было преимущество в виде Альмы. Жена тамошнего старосты пользовалась очень большим уважением.

Героическая женщина родила тринадцать детей, и ни одного из них в младенчестве хворь не прибрала, как это обычно бывает. А все потому, что у Альмы сила тайная, да какое-то заветное слово ей бабка передала. Она и чужих ребятенков на ноги ставит, так что ссориться с такой ведьмой никому не с руки.

Был даже случай: один парень из Костоломицы как-то крепко ее шестого сына обидел. Так через два лета, этого парня змея в полях укусила. Хотя там отродясь не водилось змей.

Алесия мысленно отметила, что надо будет лично познакомиться с этой Альмой. В ведьм и магию она не верила, но верила в богатый жизненный опыт. А женщина, вырастившая целый детский сад, наверняка повидала достаточно детских болезней. Вполне возможно, что ей хватит сил помочь и Глену.

Сын Ирены на свежем воздухе немного повеселел, но все равно оставался бледным и слабым. Ходил только с поддержкой и очень быстро уставал. Глядя на него, девушка испытывала выворачивающую душу жалость.

От девчонок из деревни удалось почерпнуть и другие интересные сведения. Так, например, деревенский староста был буквально и царь и бог. Он отвечал за сбор налогов, собирал людей на молитву, записывал детей и браки, разбирал всякие споры.

Потому что настоящие священнослужители были только в больших городах, и это зажиточные граждане могли позволить себе, чтобы об их душе позаботились по всем канонам. А в деревнях все строилось на принципе самообеспечения. Что вырастил — тем и питаешься. И на добрую вечность, за жизненной чертой, еще нужно было намолить.