— Отец сделал ставку не на того, — слышу, как Антон встает со стула и направляется к бару, со скрипом открывает дверцу, видимо, намереваясь что-то в нем найти, и продолжает: — Мила внешне — вылитая мать и он предпочел откреститься от них обеих разом. О том, чтобы оплатить ей обучение даже речи не шло. Он так и не понял, что его характер достался дочери, а не сыну. А я, в свою очередь, по большей части перенял материнский. Глупо, правда?

— Глупо, — бесстрастно соглашается Нестеров, но тут же слышится звук его шагов, и он добавляет: — Нет, Аверин, бухать ты сейчас не будешь.

Кажется, после короткой, но не самой ожесточенной борьбы, Марк забирает у Тоши бутылку с чем-то алкогольным, которую тот успел выудить из бара.

— Это еще почему? — возмущается брат. — Тут вообще-то мой кабинет!

— Потому что сразу же после собрания мы с тобой улетаем в командировку исправлять все твои проблемы с поставщиками, — резко произносит Нестеров, со стуком ставя отобранную бутылку на столешницу. — И кабинет теперь не твой, а мой. По возвращении переедешь в тот, что в котором нет бара. До объединения организаций…

То, что он перечисляет дальше мне уже не интересно. Достаточно знать, что они не спорят и Антон согласен содействовать Нестерову. Переключаю внимание на Лауру, которая внимательно смотрит на меня, прекрасно видя, что я подслушиваю их разговор, но не предпринимает ничего, чтобы мне помешать.

И все же, ее взгляд мне не нравится. Он неприятный и острый, наполненный открытой враждебностью. Лаура теперь видит во мне не просто девушку, которая несколько дней назад ворвалась в кабинет ее начальника, вопреки ее воле. Она видит во мне соперницу.

Подхожу к секретарскому столу в приемной и пишу на верхнем листе для заметок свой номер телефона.

— Марк Анатольевич просил передать, чтобы ты отправила его банковские реквизиты мне на этот номер, — протягиваю я листок, но Лаура не спешит брать, умышленно заставив меня замереть рядом.

— Вот когда Марк попросит об этом меня, тогда и отправлю, — цедит она, скаля фарфоровые виниры. — Не думай, что ты для него что-то значишь.

Вот даже как? Интересно. Но сил спорить с Лаурой и меряться чем бы то ни было, у меня не осталось. Слишком напряженное вышло утро.

Усмехаюсь устало:

— Ты тоже не думай слишком много, а то хвост отвалится, — советую я, складывая бумажку вдвое, и без разрешения вкладываю в маленький нагрудный кармашек на ее платье. — Не потеряй.

Не дав ей времени, чтобы возмутиться и вернуть мне листок, я спешу уйти из приемной и вообще покинуть офис «Архитека», куда уже стекаются сотрудники и учредители, приглашенные на собрание.

Лишь оказавшись на парковке и сев в машину, вместо того чтобы завести двигатель и уехать, я плачу. Навзрыд. Так, как не плакала много лет. Почти десять, если быть точной. Мне всё равно, что кто-то может меня увидеть. Плевать, что лицо опухло, а глаза покраснели и почти ничего не видят.

Успокаиваюсь лишь через час и просто сижу. Тяжело и прерывисто дышу, положив голову на руль и тупо глядя на гору бумажных салфеток, брошенных на коврик пассажирского сиденья.

«Ну что, теперь ты видишь, что я был прав? — участливо интересуется чертенок на левом плече. — Понимаешь, что Нестеров нам не нужен?»

Всхлипываю:

— Понимаю. Но от этого он нужен мне ничуть не меньше.

«Вот только не надо этого, Милашечка, завязывай с нытьем, — закатывает глаза чертенок. — Пройдет пару недель, и ты еще благодарить меня будешь…»

И он вдруг испуганно осекается, понимая, что, кажется, сболтнул лишнего, а я перестаю всхлипывать:

— Ну-ка, дружочек, с этого места поподробнее. За что это я должна тебя благодарить?

«Всё, что я видела — оно моё Всё, что знаю я — оно со мной Всё, что я чувствовала Глядя на рассвет — оно во мне». Ёлка — Нечего терять

«Да как обычно, за участие, за присутствие, ну, ты знаешь…» — неуверенно мнется чертенок, чем только усиливает мои подозрения.

Я бы и не заметила его оплошности, но он столь натурально испугался, что сразу стало ясно — дело нечисто. И теперь, поймав чертенка на увиливании, цепляюсь за этот факт, словно за тонкую ниточку. Даже всхлипывать перестаю.

— А конкретно за что? Говори давай, знаешь ведь, все равно от тебя теперь не отстану.

«За Нестерова», — нехотя признается он, наконец, но это никак не проясняет ситуацию.

Уточняю нетерпеливо:

— А что с Нестеровым?

«Скорее, что не с Нестеровым, — непривычно робеет чертенок. — Точнее, кто не с Нестеровым… Ты не с Нестеровым».

— То, что я не с Нестеровым, я и без тебя знаю. Но теперь понимаю, что в этом есть и твоя заслуга. Я права?

Поднимаю голову. Мой уровень сосредоточенности и концентрации сейчас как у охотничьей собаки, напавшей на след.

«Помнишь, когда Никита поцеловал тебя, ты испугалась и засомневалась, прежде чем его оттолкнуть?» — чертенок виновато смотрит на обутые в черно-белые конверсы копытца и водит одним из них, вычерчивая носком полукруг.

— Это был ты? — нервно барабаню пальцами по оплетке руля, и так зная ответ, а он начинает тараторить так, что я еле разбираю слова:

«Я думал, что так будет лучше, Милашечка. Сахаров ведь был привычный, такой как все, а из-за Нестерова ты переживаешь, плачешь вон, опять, думаешь о нем постоянно, и обо мне совсем забыла. Раньше мы были все время вместе, а потом все твои мысли занял Марк и я испугался, что с ним стану совсем тебе не нужен».

Прекращаю стучать пальцами по рулю, напряженно замерев.

— То есть я потеряла лучшего в своей жизни мужчину из-за ревности собственной шизы? Так получается?

«Угу, — пристыженно кивает чертенок и тут же добавляет: — Но в основном все-таки из-за Сахарова».

Чертыхаюсь и с силой ударяю ладонью по кожаной приборной панели. Вот же глупость!

«Ну и еще сомнения эти и паника… они же твои, я просто их достал и в нужный момент тебе преподнес».

Нужный? Да более неудачного момента даже придумать сложно!

— Молчи, — выдыхаю, понимая, что сейчас, кажется, опять расплачусь. — Исчезни пока. Представить себе не можешь, как сильно я на тебя злюсь.

«Ты хотела сказать «на себя»?

Фыркаю недовольно, и чертенок все-таки исчезает. С одной стороны — какая разница, кто виноват, если Марк меня видеть не хочет? С другой — мне снова начинает мерещиться, что я могу что-то изменить и вернуть его.

Завожу двигатель и выезжаю с парковки «Архитека», а все время в дороге провожу за мрачными размышлениями. Пробую позвонить Антону, но он не берет трубку. Подвожу итоги тому, что есть.

Первое, и оно же главное: Марк не хочет меня видеть и, кажется, намерен злиться до скончания времен. Однако то, как он говорил обо мне с моим братом, вселяет надежду, как и то, что он не намерен отправлять его в тюрьму.

Второе: я впервые испытала душевный порыв сделать что-то хорошее и правильное, но в результате этого необдуманного шага связала себя обещанием за неделю вернуть Нестерову огромную сумму денег, которой у меня нет и в помине.

В подтверждение этому факту в один из мессенджеров приходит сообщение с банковскими реквизитами. Отправитель мне не знаком, но, подозреваю, что это Лаура все же исполнила мою просьбу, когда Марк ей ее озвучил. Представив с какой кислой миной она это делала, улыбаюсь, но улыбка тут же гаснет.

Потому что я все еще не имею ни малейшего понятия о том, где раздобыть нужную сумму, чтобы на эти реквизиты перевести. По приезду домой мысли о деньгах не оставляют меня, и я бездумно слоняюсь по комнатам, словно это поможет придумать какую-нибудь гениальную идею.

Антон так и не перезванивает, но присылает короткое сообщение, в котором пишет, что улетает в командировку вместе с Нестеровым. Спрашивает, справлюсь ли я какое-то время без его помощи, видимо, имея в виду финансовую. Та сумма, что должен вернуть он, куда больше моей, поэтому отвечаю, что справлюсь, и желаю брату счастливого пути.