Она. Думаю о ней.

Ее нежные пальцы надежно обводят мой живот своими мягкими прикосновениями. Безопасными.

Когда бокал опустошен и вылит на меня, он кладет его и салфетку на стол. Его глаза исследуют мое тело сильнее, чем масло, когда он берет свою руку и протирает рясу.

— Думаю, он уже готов к танцу на коленях, не так ли? — спрашивает Кэллум с ухмылкой на лице, глядя на мои обожженные, измазанные маслом бедра. — Думаю, мы все готовы. — Он оглядывает остальных мужчин.

Епископ Колдуэлл занимает место в кожаном кресле справа от меня, его глаза прожигают во мне дыры, пока он продолжает свое безумное самоудовлетворение.

Кэллум стоит справа от меня, сложив руки, а Аластор занимает место рядом с Сэйнтом. На главной сцене включается свет, янтарное сияние освещает шест для стриптиза на платформе.

— Ты получишь удовольствие от этого, сынок. — Кэллум кивает Сэйнту, после чего его взгляд падает на сцену, где стоят все остальные.

— Ах, да. Моя милая, милая Брэнди, — одобрительно хмыкает Аластор.

— Любимица фанатов, — смеется рядом со мной Кэллум. — Давайте поиздеваемся над этим ублюдком, а? — он улыбается мужчинам. — Развесим перед его лицом этот последний кусок киски, пока мы не отымели ее по полной программе.

Я вытираю кровь с единственного работающего глаза, когда вижу силуэт Брэнди на сцене перед нами.

Похоже, она одета в свой обычный наряд, чтобы успокоить их. Короткая зелено-черная клетчатая юбка, белый топ с завязками, чулки в обтяжку, огромное распятие, висящее на шее, и короткий черный парик длиной до подбородка, чтобы все это украсить.

Она стоит спиной к нам, а басы музыки гулко разносятся по небольшому выставочному залу. Начинается сексуальная, медленная песня, когда Брэнди берется за шест позади нее. Она скользит своим телом перед шестом, кажется, занимаясь любовью с воздухом вокруг себя, продолжая дразнить, ее тело перекатывается с пьянящей энергией.

Мужчины зациклились на ней, погрузившись в ее транс. Тигрица под фасадом котенка. Но я никогда не знал, чтобы Брэнди танцевала на приватных шоу, только брала деньги и позволяла порочным мужчинам продолжать потакать своим грехам.

Я внимательно изучаю ее движения, наблюдая, как она опускается все ниже и ниже на шест, как ее ноги разъезжаются, пока ее бедра не раздвигаются, и она балансирует на своих каблуках-платформах. Она выгибает спину, приседая на пятки, а затем медленно выпрямляет колени, пока не перевернется на спину. Взявшись за шест сзади, она скользит по блестящему металлу, подол юбки приподнимается, обнажая край ее круглой, в отличном тонусе попки с шестом прямо между щеками.

Мужчины стонут и хихикают от восторга, когда она медленно обходит шест на каблуках, крадучись, как величественная львица, скрытная по своей природе.

Она смотрит вниз, на сцену; короткие волосы ее черного парика закрывают ее лицо.

Она не поднимает глаз.

— Доставь его задницу в церковь, Брэнди! — кричит один из охранников.

Музыка врывается в дикий эротический ритм как раз в тот момент, когда она упирается подбородком в плечо, а половина ее лица скрыта за шестом.

Один пронзительный голубой глаз и целая галактика невыразимой ярости.

Она смотрит на меня самым соблазнительным, самым собственническим и диким взглядом.

От одного этого взгляда весь мой мир смещается вокруг своей оси.

Я застыл. Затаив дыхание, в полном благоговении я смотрю в глаза своей сущности.

Этот взгляд говорит обо всем.

Мы это мы.

56. Логово погибели

Дыши через нос.

Представь, как его жесткие глаза смотрят в мои, придавая мне силы без слов.

Почувствуй резкий запах кожи его куртки и яркую серу пресловутых спичек, которые он держал между зубами, готовый поджечь мой мир, дав мне силу ударить по ним.

Почувствуй грубые мужские мозоли, образовавшиеся на его руках, когда они крепко сжимают мою мягкую плоть.

Услышь тихий неохотный вздох, с которым он проводит пальцами по своей израненной коже, наконец-то научившись принимать любящие прикосновения.

С замедленным сердцебиением и слюной, стекающей по подбородку, я открываю глаза в темноту багажника, используя все имеющиеся у меня чувства.

Проглотив таблетку в ванной комнате нашего семейного дома, я вышла на улицу и увидела, что охрана Кэллума уже связывает Барета, а он кричит в скотч, заглушающий его. Я знала, что это будет нелегко, но, к счастью для меня, Эроу был на шаг впереди. Он уже научил меня, что делать.

Они неслись, разбрасывая наши тела на заднем сиденье какого-то затемненного багажника. Я паниковала рядом с Баретом, который неистово метался по салону, выкрикивая приглушенные непристойности сквозь скотч. Когда машина наконец остановилась, я глубоко, успокаивающе вдохнула, и мои мысли устремились к нему.

Те дни, проведенные с Эроу наедине в его хижине, были ничем иным, как образовательным опытом, который привел меня к этому моменту. Мы не потеряли ни минуты времени, проведенного вместе. За одну неделю я получила целую жизнь информации. Для него все было игрой, или мне так казалось. Погоня в лесу, связывание и использование по его милости, уход за собой после того, как все, чему я научилась за время наших занятий, было разложено по полочкам. И вот я сижу, вцепившись в спинку этого багажника, на золотой жиле навыков, призванных освободить нас. Чтобы освободить его.

Он всегда знал, что все придет к этому моменту.

В тот момент, когда он, наконец, отпустит и увидит, как его бутон распускается в дикую розу, из лепестков которой истекают лишь сила и мужество. Стебель, усаженный самыми разрушительными шипами, дающими силу, которую они когда-либо знали. Воин, восставший из грязи учреждения, предназначенного для того, чтобы иссушить меня.

Они всегда ошибались на его счет. Он всегда сохранял свою веру.

Веру в меня.

Я держала запястья рядом, пока меня связывали в доме, чтобы убедиться, что, когда бы нас ни забрали, я смогу вырваться, как он мне показал. Конечно, повернув ладони вместе, я смогла освободиться от пут по одной руке за раз. Оторвав скотч ото рта, я повернулась лицом к Барету.

— Ш-ш-ш, успокой дыхание. — Я кладу руку на его лицо рядом с собой, пока он бьется в конвульсиях и сбивчивое бормотание вырывается из его горла.

Наконец он выполняет мою просьбу, и я срываю с его лица скотч, сглатывая боль, пока нащупываю вокруг него защелку багажника.

— Блять, Брайони! Как ты…?

— Мы выберемся отсюда, — перебиваю я, решительная как никогда.

— Подожди, — говорит он, задыхаясь. Он тяжело вздыхает, и я практически чувствую чувство вины в его паузе. — Мне очень жаль.

Что-то захлестывает меня. Это не гнев за прошлое, которое мне еще предстоит узнать. Это понимание.

— Мне так чертовски жаль. Я должен был сказать тебе, что я обнаружил. Что мы с тобой на самом деле не…

— На самом деле. — Я останавливаю его. — Ты моя семья больше, чем кто-либо, кого я когда-либо знала.

Он качает головой, не желая смотреть мне в глаза, раскаяние явно одолевает его.

— Ты защищал меня, несмотря на правду, которую от меня скрывали. Ты оставался для меня постоянной опорой в мире, частью которого ты сам не хотел быть.

Барет покинул Академию Ковенанта, как только смог, и поступил в ближайший университет. Наши родители с неохотой разрешили ему это после того, как его уличили в том, что он спит со всеми и пьет, то есть занимается тем, чем занимаются самые обычные мальчишки-подростки. Для них он не был избранным.

Им была я. Они планировали всю мою жизнь так, чтобы я стал маяком веры для нашей семьи. Чтобы я продолжила миссию молчаливого подчинения. Но они не понимали, что моя миссия предназначалась не для них. Моя миссия всегда заключалась в том, чтобы раскрыть разрушенную природу системы, построенной на лжи, и обнаружить ужасы внутри нее. Мне дали горло, через которое я мог кричать.