В тишине, заполнившей комнату, можно было услышать, как падает булавка. Единственный звук — эхо трескающейся половицы под одним из телохранителей Кэла, когда он неловко переминается с ноги на ногу, и все мы ждем, когда кто-нибудь еще пошевелится.

Жуткая тишина почти оглушает. Палец Брайони нежно трется о мой за ее спиной, поглаживая мою плоть, вызывая во мне отчетливое ощущение. Не боль. Не от уродливого прошлого. Но ощущение, соединяющее струны сердца, связывающее ее душу с моей.

Я отбрасываю пистолет от ее виска и с эффектным стуком бросаю его на деревянный пол, а затем толкаю ее в объятия Барета. И понеслось.

Пронзительный крик закладывает уши, проникая глубоко в кровь. Та же самая кровь течет по моим венам, наполняя мои бушующие мышцы, когда я бросаюсь на одного из приближающихся мужчин. Я сопротивляюсь изо всех сил, валяю одного на пол, разрываю плоть другого спрятанным ножом и успешно раню еще одного в бедро, пока меня просто не одолевают.

— Проучите его. Покажи ему, что случается, когда ты портишь отношения с сильными мира сего, — пробормотал Кэл, прежде чем повернуться и выйти из комнаты вместе с Сэйнтом.

Они хватают меня за руки и толкают на колени, по очереди нанося мне удары. Я смеюсь им в лицо, как сумасшедший, плюя на их попытки погубить меня, даже когда мой глаз опухает, а мокрые волосы хлещут меня по лбу, заливая лицо кровью.

Они отчаянно нуждались в злодее, и теперь я дал им его.

Последнее, что я вижу перед тем, как погаснет свет, — это руки Барета, обхватившие кричащую Брайони, которая цепляется за дверную раму судорожными пальцами. Ее пальцы один за другим соскальзывают с деревянной рамы, пока она не исчезает из моего поля зрения.

Моя кукла.

Моя королева.

Мое всё.

Я сделал все, о чем просили ее умоляющие глаза. Я вложил всю свою забытую веру в единственную, кто когда-либо видел меня таким, какой я есть. Тому, кто достоин всего, чего они меня лишили.

Я отдал себя ради ее спасения. Моя судьба теперь полностью в руках единственной, кого я когда-либо любил.

А у меня даже не было возможности сообщить ей об этом.

54. Свершение мести

Мое сердце вырвано из груди. Кровавый, бьющийся орган лежит передо мной, бьется и истекает кровью, а я чувствую, как он разрывается на части с каждым ударом по его лицу. На том месте, где оно когда-то находилось, зияет дыра, и я испытываю внутреннюю муку, которой никогда не знала, пока Барет тащит меня с места преступления.

Без него я уже потеряна.

После того как телохранители лишили его сознания, они связали его, протащили его хромое и кровоточащее тело по полу моей гостиной на моих глазах и усадили в ожидающий автомобиль.

Он жив. Он нужен им живым.

Мне приходилось постоянно напоминать себе об этом факте, пока я в ужасе наблюдала за тем, как Барет цепляется за рубашку, пока слезы заливали мое зрение, а один из охранников стоял на страже.

Он пожертвовал собой, став тем злодеем, которым они хотели его видеть, чтобы сэкономить мне время. Выгодная история, как хорошо известно Эроу, в этом мире, где нужно хорошо выглядеть на бумаге для публики, — это большой шаг. Шахматный ход для тех, кто играет в грязную игру политики. Сэйнт, герой, спасший милую невинную Брайони от отвратительного акта насилия в ее собственном доме. Это была идеальная подстава. Внимание, обвинения, упреки — все это имело свою цель. Все пришло к определенному моменту.

У Кэллума Вествуда все было под контролем и в перспективе.

Или он так думал.

— Ты пришел за мной. — Я прижимаюсь к Барету, держа в руках его разорванную рубашку из колледжа, на которой засохшая кровь размазана по серому цвету.

— Как только я увидел то сообщение, я понял. Я просто, черт возьми, знал, что что-то не так. Я не доверяю этим людям. — Он качает головой и смотрит на Кэла, продолжая шепотом: — Никогда не доверял.

— Какое сообщение? — я спрашиваю тихим тоном, следя глазами за тем, как Кэл и Сэйнт идут к задней части дома.

Я не видела свой телефон с тех пор, как была заперта с Эроу у него дома.

— То, которое ты мне прислала, — говорит он с укором.

Я вытираю кровь с его подбородка.

— О том, что Сэйнт ведет себя странно, что ты нервничаешь, оставаясь с ним наедине…

Я вздыхаю в недоумении, понимая, что это все дело рук Эроу. Он знал, что это может случиться. Он все знал и снова все спланировал. Как всегда, на три шага впереди всех.

— Я знаю, что он сделал. Я видел это своими глазами, — прорычал Барет сквозь стиснутые зубы, крепко прижимая меня к себе. — Мне все равно, как это началось. Ему это с рук не сойдет, Брайони.

Его ярость ко мне успокаивает, но лишь подтверждает тот факт, что мы не одной крови. Мы вообще не родственники, и все же он искренне любит меня как свою сестру.

Словно услышав мои мысли, выражение его лица становится сочувственным, и он прижимается к моим щекам, его ноздри раздуваются, словно отгоняя его собственную боль и борьбу.

Он знает. Барет знает. Он знает больше, чем говорит. Может быть, именно поэтому он никогда не оставался с церковью и не прокладывал свой собственный путь. Может, именно поэтому он всегда отстранялся от нашей религии, но оставался достаточно близким, чтобы поддерживать меня и мои решения. Чтобы по-своему присматривать за мной. У меня так много вопросов без ответов.

— Он сказал принять это. — Барет смотрит на охранника, прежде чем сунуть мне в ладонь крошечный пакетик с одной таблеткой. Его взгляд возвращается к моему, и он кивает в сторону коридора. — Ванная комната, сейчас же.

Нервы у меня на пределе, я не хочу доверять почти никому теперь, когда Эроу больше нет. Должно быть, он чувствует мое замешательство, потому что наклоняется ближе и шепчет:

— Так что ты можешь продолжать устанавливать свои собственные правила.

Мои собственные правила.

Последний раз я так говорила, когда мы с Эроу обсуждали контроль над рождаемостью после нашего разговора о беременности. Он дал мне таблетку «План Б», чтобы я приняла ее после того, как все закончилось, зная, что я не принимаю таблетки, зная о возможных вариантах, но давая мне свободу снова взять свою жизнь в свои руки. Но откуда Барет мог знать? Когда он…?

— Я не знаю, что происходит, но я собираюсь разоблачить этого урода таким, какой он есть, — говорит Барет, словно заново переживая случившееся.

Разоблачить Вествуда сложнее, чем он думает.

— Они тебе не поверят. Никто тебе не поверит, Бар. Просто играй роль, — шепчу я в его объятиях. — Играй ту роль, которую они хотят, чтобы ты играл, пока я буду разбираться в этом так, как мне положено.

Он качает головой, но я отстраняюсь от него и иду по коридору.

— Ты никуда не пойдешь! — хрипловатым тоном говорит охранник с другой стороны комнаты, шагая ко мне.

— Я иду в туалет! — я срываюсь с места, слезы снова текут, я держусь за свой топ и выгляжу хуже некуда.

Мужчина замирает на месте, его взгляд слегка смягчается.

— У нас есть человек сзади и еще один спереди. Ты не сможешь сбежать, даже если по какой-то причине будешь настолько глупа, чтобы попытаться.

— Ей нужно в туалет, ты, жалкий урод! Заткни эту дыру в своей уродливой морде и дай ей поссать! — отвечает Барет.

Они смотрят друг на друга, а я продолжаю свой путь по коридору к туалету на главном этаже. В моей голове царит неразбериха и разочарование, пока я пытаюсь придумать, как нам выпутаться из этой ситуации.

Поворачивая за угол в ванную, я слышу шепот разговора, ведущегося снаружи дома через ширму задней двери. Скользя вдоль стены в полумраке, я выглядываю в коридор, чтобы убедиться, что за мной никто не наблюдает, и наклоняюсь поближе, чтобы послушать.

— Я трахнул ее. Я трахнул ее отца. С меня хватит. Все кончено.

Это голос Сэйнта. В ноздри ударяет запах сигаретного дыма, и я вижу тени обоих мужчин, стоящих на заднем дворике у края кустов.