— Эроу! — выругался Аластор.

Я поворачиваюсь, снова бросаюсь к нему и обхожу его стол. Хватаю его за шею, поднимаю его со стула и бросаю его в стену. Он отшатывается назад, падает на неё, и рамы с фотографиями падают с крючков, разбиваясь о пол. Я крепко сжимаю пальцы, перекрывая ему доступ к кислороду.

— Тебе лучше не вмешиваться в мои дела, Ал, — рычу я, мой тон стал жестким. — Дела могут стать очень грязными, когда в них вовлечено слишком много рук.

Мой взгляд устремляется к холодильнику на его столе и его взгляд следует за моим. Я оглядываюсь на Ала с поднятыми бровями и ухмылкой, подпитываясь его страхом.

— Я когда-нибудь подводил тебя, Ал? Разве я когда-нибудь подводил тебя, когда дело доходило до выполнения наших договоренностей?

Он быстро качает головой, его глаза выпучиваются, когда жир под его подбородком дрожит над моей хваткой.

— Ну, тогда я бы посоветовал тебе позволить человеку, который пачкает свои руки для тебя, продолжать делать свою работу.

Кивая, пока хриплые звуки эхом разносятся по комнате, он падает вперед, когда я отпускаю его шею, его руки опираются на стол, помогая ему сохранять равновесие, пока он задыхается.

Я подмигиваю его ассистентку, лицо которой теперь мокрое от слёз, в то время как я иду к двери.

— Погоди! — восклицает Аластор, всё ещё хрипя от нехватки воздуха.

Положив руку на дверную раму, я поворачиваюсь к нему лицом.

— Разве ты не собираешься… — он указывает на холодильник. — Что я должен делать с…

Он взволнован. Испуган. В ужасе. Чувствует всё то, что я не могу испытывать, чтобы заниматься тем, чем я занимаюсь. Он хочет вмешаться и поиграть в убийцу на один день? Я позволю ему хоть раз в его жизни самому разобраться с его собственным дерьмом. Этот человек и дня не проживет на улице, если попытается. Эти люди, они скользкие, жадные и жаждущие денег. Более чем готовые бросить немного денег на преступления, которые, по их мнению, не могут их коснуться. Я — перчатки, закрывающие его грязные руки, но именно он — тот, у кого грязь под ногтями.

— Разобраться, блять, самому в этом, — говорю я, прежде чем повернуться, чтобы уйти.

16. Прощение

Мое тело болит. Мышцы устали. После уборки беспорядка, устроенного благодаря играм, в которые играл Эроу, я приняла долгий, горячий душ, а затем, наконец, забралась в свою кровать и провалилась в дезориентированный сон. В нем я не могла определить, что было реальностью, а что было просто игрой моего подсознания.

Возможно, мне это приснилось, но я могу поклясться, что почувствовала, как кровать опустилась рядом со мной. Я была почти уверена, что его пальцы провели по моей щеке, рисуя линию по изгибу моего тела, прежде чем я услышала вздох возле шеи.

Мне это приснилось? Или он действительно вернулся?

Так или иначе, я проснулась с новой страницей Библии. Эта была вырвана из послания Ефесянам 4:32.

Но будьте друг ко другу добры, сострадательны, прощайте друг друга, как и Бог во Христе простил вас.

Красными чернилами над отрывком было написано его послание.

ПРОЩЕНИЕ — Эроу

Положив его в ящик тумбочки вместе с другими, я провожу руками по лицу, гадая, закончатся ли эти игры и когда. В состоянии сонливости я продолжаю одеваться и готовиться к уроку. Вытаскиваю из ящика нижнее белье, и мои брови хмурятся при виде разорванной ткани.

Подняв кусок, я понимаю, на что смотрю.

Всё моё нижнее белье было уничтожено.

Когда Эроу взбежал по лестнице, он явно порылся в ящике с моим нижним бельем, поднося нож к каждому из них и разрезая его на мелкие кусочки. Я примеряю одну пару, но большая дыра в промежности обнажает всю меня под юбкой. Вскрикнув от раздражения, я бросаю наряд на пол.

Юбки — это установленная форма для женщин в Академии. Эроу знает об этом. Это более чем очевидно по его игре. Он также знает, что я не могу надеть юбку, если мне нечего надеть под неё. Я стону, схватив пару чёрных брюк, которые уже много лет лежат у меня в шкафу, но никогда не были нужны. Примеряя их, я заправляю в них свою рубашку из Академии Завета и смотрю на себя в зеркало.

Я получу выговор за это. Настрою себя на встречу с епископом после школы в офисе; как раз в то время, в которое я надеялась успеть вздремнуть до того, как Мия придёт, чтобы вместе со мной подготовиться к губернаторскому балу.

Быстро заплетя волосы в две косички, я выхожу из двери и сажусь на пассажирское сиденье недавно отремонтированного джипа Сэйнта.

— Тяжёлая ночь? — спрашивает он, игриво глядя на меня и рассматривая мои брюки.

— Ты даже не представляешь, — я вздыхаю, прислонившись головой к стеклу пассажирской двери.

Его выражение лица становится серьёзным.

— Ты в порядке? Чувствуешь себя хорошо?

Я потираю затылок, снова садясь ровно.

— Да, я в порядке. Со мной всё будет хорошо, — говорю я, отмахиваясь от его вопроса.

Он выглядит так, будто хочет что-то сказать по поводу моего выбора наряда, но не хочет меня обидеть.

— Стирка, — говорю я, качая головой. — Накапливается, даже когда дома только я.

Рассмеявшись, он прикусывает нижнюю губу, одарив меня застенчивой улыбкой.

— Епископ Колдуэлл будет в восторге от твоего наряда, девочка.

Я вздыхаю, устраиваясь поудобнее в сиденье.

— Я знаю.

— Ну, надеюсь, он отпустит тебя из исповедальни на достаточно долгое время, чтобы ты смогла посетить со мной губернаторский бал сегодня вечером, — шутит он, проводя рукой по своей бритой голове. — Ты всё ещё согласна быть моей парой, верно?

Мои щеки вспыхивают от его очаровательной улыбки. Он ведет себя так застенчиво и мило по отношению ко всему этому свиданию. Я нахожу эту его новую кокетливую сторону несколько интригующей.

— Да, — я улыбаюсь ему в ответ. — Буду выбирать платье сегодня после занятий.

Он качает головой, усмехаясь почти в неверии.

— Ты будешь выглядеть потрясающе.

Я смеюсь, когда он мечтательно смотрит на меня.

— Ты даже не знаешь, что на мне будет надето.

Он берет мою руку с моих коленей в свою, пока я задерживаю дыхание. Он смотрит вниз, медленно проводя своими пальцами по моим. И тут же я гадаю, не понадобятся ли ему новые шины к концу этого опыта держания за руки. Посмотрев вниз на свой большой палец, который нежно поглаживает верхнюю часть моей руки, он поднимает взгляд, ища мои глаза.

— Я просто знаю, что так и будет. Ты прекрасна, Брайони.

— Вижу, твоё лобовое стекло починили, — быстро говорю я, прочищая горло, когда убираю свою руку из его руки, меняя тему разговора. — Как ты объяснил это своему отцу?

Он смотрит на меня секунду, прежде чем заговорить. Секунда, которая говорит о многом. Секунда, которая говорит мне о том, что какой бы разговор с отцом у него ни был, он был достаточно волнующим, раз он задумался о том, что мне сказать.

— Не знаю, заметила ли ты, но в последнее время здесь происходят странные вещи, — говорит он, поворачиваясь лицом к дороге и переводя джип в движения. — Вещи, которые на самом деле не имеют смысла. Это одна из них, — он кивает в сторону лобового стекла.

Мои нервы разгораются, и чувство тошноты снова накатывает. Я хватаюсь за брюки, закрывающие колени.

— Мой друг уехал из города. Он просто… исчез.

Головокружение одолевает меня, и я плотно закрываю глаза.

Сэйнт поворачивается и смотрит на меня, когда я открываю их, и я притворяюсь, что выгляжу смущенной, надеясь, что он не видит меня насквозь.

— Какой друг? Кто? — спрашиваю я, точно зная, о ком идёт речь.

Он вздыхает, оглядываясь на дорогу перед нами.

— Джейкоб Эрдман.

Я чувствую, как слюна скапливается у меня во рту, потребность сглотнуть никогда не была столь острой. Но я не хочу этого делать. Я буду выглядеть виноватой, если сделаю это прямо сейчас. Меня переполняет тревога.

— Ч-что значит… уехал из города?