– Кто-нибудь из Taneja Estate Holdings был вашим клиентом?

– Нет, сэр. Почему вы спрашиваете?

– Скажите мне, почему вы созваниваетесь с самим Раулем Танеджей?

– Не он мой клиент, а я его. Я купил квартиру в доме, который он построил.

– Это все равно не объясняет, почему вы говорили с ним, а не с кем-то из его команды.

– Он попросил меня передать контракт на внутреннюю отделку компании его невесты.

– И я должен в это поверить?

– Верить или нет – ваше дело, сэр. У меня есть записи о сделках. Интерьер моей квартиры – ее рук дело. Она расставила золотые акценты во всех предметах обстановки.

Придется проверить законность сделок. Очень просто использовать интерьерный бизнес как прикрытие для другого, менее легального.

– Хорошо, допустим, я вам верю. А как же ваши клиенты? Они, наверное, переводили деньги на ваш банковский счет?

– Они платили наличными.

Конечно. Грязные деньги. Он взглянул на Наик, которая стояла позади Шетти. Из ее кармана выглядывал диктофон. Возможно, эту информацию не получится использовать как улику, но важно было записать ее.

– Я оставлял себе половину гонорара. Другая половина доставалась девочкам. Я был честен: всегда отдавал им их долю.

Честен. Арнаву захотелось рассмеяться. Шетти, похоже, был уверен в собственной правоте.

Наик вновь завладела беседой и стала задавать вопросы о девушках из бара, которых посылали к этому клиенту. Сколько раз их отправляли на ночные задания. Даты. Платежи. Шетти достал телефон, открыл записи и принялся их зачитывать.

Билал

Билал шагал по грязной тропинке, которая вела из джунглей к старому и громоздкому фермерскому дому. Мысль о возвращении заставляла его нервничать, но он не мог оставить мальчика одного. В газетах написали о деле Версовы. Заметка была короткой, но она создаст проблемы, если новость об убийстве подхватят круглосуточные новостные телеканалы. Рано или поздно на спине у Билала появится мишень, куда бы он ни убегал. Либо мальчик, либо полиция поймают его. Тем временем душа его мертвого хозяина будет преследовать его в кошмарах, как это происходило в последние дни, когда он пытался покинуть Мумбаи.

«Защити его», – велел хозяин на смертном одре.

Учитывая презрение хозяина к сыну, Билал не мог понять его последней просьбы оберегать мальчика любой ценой. Билал пообещал. Если бы хозяин не забрал его, он бы искал еду в мусорных баках или превратился бы в карманника, орудующего в переполненных мумбайских поездах.

Хозяин не болел ни дня в своей жизни. Внезапный сердечный приступ у крепкого лесничего показался ему подозрительным, но Билал никогда не обсуждал это с мальчиком. Да и какой в этом смысл?

Билалу не понять, почему хозяин решил жениться на той шалаве в уже немолодом возрасте. Он мог бы наслаждаться ею и без брачного ярма. Ребенок у него уже был, так что дело точно не в наследнике. Он умер, так и не успев стать настоящим отцом для младшего сына.

В отличие от хозяина Билал не был настолько глуп, чтобы жениться или заводить детей. Сыном для него был мальчик. А какой родитель сбежит при первом же намеке на опасность? Они вдвоем избегали поимки все эти годы. Может быть, им снова удастся удачно все провернуть.

Билал пнул камень и ударил свернутой газетой о ствол мощного хлопкового дерева. Он посмотрел на фермерский дом, где жил с десяти лет – с тех пор, как хозяин спас его. Где кормил его. Научил его читать.

Оставшись один, мальчик погубит и себя, и других. Да, эта женщина в модном синем сари с блестками была чудовищем. Но кто-то должен был остановить мальчика. Билал развернул газету и еще раз пробежался взглядом по статье. Он запорол уборку, поэтому теперь придется устранять последствия.

Арнав

Арнав наблюдал за Шетти и Наик: Шетти выкладывал им всю информацию, отчаянно пытаясь добиться того, чтобы его законный и не очень законный бизнес оставили в покое. Арнав вышел в коридор, отозвал в сторону констебля и попросил его установить дату и время всех звонков между Шетти и Taneja Estate Holdings.

Завибрировал телефон. Это была Тара. Арнав попросил ее подождать, пока он отойдет в более укромное место.

Выходя, он услышал, как пьяный мужчина во временном изоляторе завел болливудскую песню: «Har pal yahan jee bhar jiyo, Phir kya pata, kal ho na ho». Пьяница был частым гостем в их участке, поэтому констебли его не трогали. Он пел задушевным, надорванным голосом и не причинял никому вреда. Его сажали в изолятор, только когда он лез к прохожим, настаивая на том, чтобы те слушали его выступления. В Мумбаи было слишком много художников и слишком мало любителей искусства.

Арнав сделал небольшую паузу, чтобы осознать смысл шаблонных слов, которые звучали снова и снова: «Живите каждым мгновением, наслаждайтесь им, отдавайтесь ему без остатка, ведь кто знает, наступит ли завтра». Он поблагодарил констебля, который подошел к нему со стаканом апельсинового сока, сделал глоток и, прихрамывая, вышел из здания участка на улицу.

– У меня допрос, – сообщил он Таре, довольный тем, что та позвонила ему. – А что моя Пагли поделывает?

Ворота участка выходили на крупное шоссе. Арнав следил за охватившей его вечерней суетой, многоголосьем и светом фар. Рядом с полицейским участком сверкающие гирлянды украшали балконы многоквартирного дома по случаю Дивали, мигая в наступающей темноте.

– Я знаю, что ты ушел из больницы, – сказала Тара, – ты обедал? Пил лекарства?

– Мои констебли уже ведут себя, как няньки.

– Нам нужно поговорить. Это важно.

Тара продолжала что-то говорить, но позади него на дороге сигналили и тормозили машины, поэтому ее не было слышно. В поисках более тихого места Арнав свернул от ворот налево и пошел по проходу, который вел на задний двор.

– Звонила Зоя. Мне нужна твоя помощь. Приедешь к Нандини, как только закончишь? – Голос у нее был расстроенный.

– Ты в порядке? Я… – но тут его прервали повышенные голоса и звуки, похожие на зажигание автомобиля. Арнав сразу понял, что это такое на самом деле, и тут же сбросил вызов.

Стрельба. Оглушительная стрельба с двух разных направлений у дороги.

Он повернулся и полубегом, как мог, направился к воротам, выхватив свой девятимиллиметровый пистолет и открыв ответный огонь. Инстинкт и мышечная память взяли верх, заставляя время то ускоряться, то замедляться. Только когда от отдачи рука вздрогнула и пистолет взлетел вверх, Арнав заметил, насколько больно было его держать. Не имея возможности поднять левую руку, он стрелял только правой, изменив позу так, чтобы удерживать равновесие: перенес вес на правую ногу вместо левой, выставил локоть внутрь и уперся, удерживая «Глок» в вертикальном положении. Когда один из выстрелов попал в цель, раздался хриплый крик. Арнав продолжал звать подкрепление. Адреналин захлестнул его посреди шума и вспышек от каждого ответного выстрела, а фигура стрелка, которую было отчетливо видно в открытом грузовике, растворилась в клубах дыма и пыли от стены слева, которые образовывались, когда пули впивались в кирпич и штукатурку.

Он старался стрелять с перерывами, прислушиваясь к ответным крикам коллег в участке, пока его пистолет не разрядился. Теперь он безоружен и открыт для нападения.

Боковым зрением Арнав видел, что другие офицеры бросились прикрывать его, когда очередная пуля вонзилась в стену рядом с его ухом, оглушив. С резким криком «Ави!» сзади в него врезалось тело, послав разряды боли в плечи, руки и грудь. Перевернувшись от удара, Арнав приземлился на сломанное плечо. Сквозь слепящий туман боли он столкнул с себя тело. Голос он узнал. На одежде чувствовалось влажное, теплое пятно. Это кровь. Он быстро поднялся на ноги и повернулся к Шинде, чьи обычно яркие глаза казались стеклянными. Кровь текла у него изо рта и из груди, затянутой в полицейскую форму. Арнав приложил все оставшиеся силы, чтобы зажать ранение Шинде, используя ткань от своей собственной перевязи, которая слетела во время перестрелки. Шинде закашлялся и обрызгал его лицо капельками крови.