Тара посмотрела на часы. Десять тридцать. Конечно, ее дочь в постели. Она почувствовала разочарование.

Зоя сказала, что пришли анкеты для поступления в частную школу. Плата за обучение, как они и предполагали, была очень высокой.

– К завтрашнему дню у нас должно быть больше денег, – сказала Тара.

– Как? Ты же уже потратила аванс.

– Я попросила еще денег.

Тара не могла поделиться тем, что произошло на вокзале, поэтому стала рассказывать о невыполнимых требованиях Шетти к ней как к хореографу, о костюмах, которые не подходили, и о том, как трудно обучать неопытных танцовщиц. Все это правда, но если бы у Зои было время подумать, она бы никогда не поверила, что Шетти ей доплачивает. Чтобы отвлечь подругу, Тара рассказала ей о Митхи и об исчезновении другой девушки, Гаури.

– Она все выдумывает, – решила Зоя. – Мы все встречались с теми, кто нам нравился. А за знакомство Шетти брал долю. Как и любой владелец бара. Я уверена, что он до сих пор посылает девушек к клиентам. Но меня он никогда не заставлял. Как и тебя, верно?

Тара не хотела отвечать. Это снова увело бы разговор к опасной теме. К работе на вокзале. К танцам в темноте в том таинственном доме.

– Я тут встретила Арнава, – брякнула Тара, сразу же пожалев о сказанном.

– Что? Где? Что он сказал? Ты с ним встречаешься?

Не успела она ответить, как за ней пришла ассистентка. Диджей сменил музыку. Тара попрощалась, довольная, что не пришлось отвечать Зое, положила трубку и поспешила уйти, отдав телефон помощнице.

Выйдя на сцену и покачиваясь под один болливудский ремикс за другим, Тара позволила говорить своему телу, а мыслями устремилась к Арнаву. Она оглядела толпу в его поисках, но его там не было.

Тара

К концу вечера сознание Тары было похоже на одну из старых заводных игрушек Пии: энергия вскружила ей голову, и она была готова на все. А вот ее тело было на грани. Она работала без перерыва в течение шестнадцати часов и большую часть времени танцевала. Лодыжка начала пульсировать, когда она ослабила эластичный бинт на отекшей ноге.

После того как Арнав открыл перед ней дверь машины, Тара забралась в нее и сразу же откинулась на спинку старого сиденья, закрыв глаза. Она проснулась, когда они подъехали к его дому, и про себя отметила, что Арнав пристегнул ее. Тара устало прислонилась к стене, пока он отпирал дверь, и пошатнулась на пороге. Почему она здесь? Она может многое потерять, если он узнает о Пие. Он не был женат и не хотел иметь детей, но вполне мог решить, что Пие будет лучше с ним в таком большом городе, как Мумбаи. Не в силах развивать эту мысль дальше, Тара рухнула на диван и подняла ноги. Арнав закрыл за ними дверь, включил лампу и попросил ее подождать.

Ее разбудил какой-то шум. К своему смущению, она задремала, откинув голову на подушку.

Рядом с диваном стояло ведро, над которым вился пар.

Много лет назад, субботними вечерами после бесконечных танцев в баре она приходила к нему домой и ложилась на этот самый диван, как и сегодня, опираясь на подушки. Уже в семнадцать лет выступления в баре были сущим наказанием, но сегодня ей пришлось еще тяжелее, особенно с больной лодыжкой.

– Встань и окуни ноги, – попросил Арнав.

Она, как обычно, ответила:

– Вода слишком горячая.

– Не спорь. Сначала окуни пальцы ног. Я принесу соль.

Он произнес ровно те же слова, что и раньше, словно реплику из отрепетированной пьесы. Судя по выражению глаз, он тоже все помнил. Не выдержав его взгляда, Тара сдалась и закатала свободные джинсы до колен.

– Ты подвернула лодыжку? И все равно танцевала? – Он отпихнул ее руку в сторону и размотал бинт. – Выглядит болезненно. Как ты вообще держишься на ногах? Когда это случилось?

Тара наблюдала за паром, поднимающимся от ведра: ей не хотелось вспоминать, как она отчаянно убегала с вокзала. Вместо этого она погрузила пальцы ног в воду и держала их в ней до тех пор, пока температура не стала терпимой, а потом и приятной.

– Ты можешь найти работу в другом месте. Шетти, может быть, и обновил свой бар, но точно не отношение к сотрудникам. – Тара откинула голову назад. Она закрыла глаза и пошевелила пальцами ног в теплой воде. – Теперь ты со мной не разговариваешь?

– Шетти заплатил мне аванс.

– И сколько он тебе платит?

– Достаточно.

Она услышала, как Арнав разочарованно хмыкнул и ушел. Расспрашивать ее было бессмысленно.

Он вернулся с бутылкой в руках и двумя стаканами со льдом. Налил ей маленькую порцию джина и большую – себе. Тара сделала глоток, и жидкость согрела ее изнутри.

– Ты все еще смотришь кино? – спросил Арнав.

Эти слова заставили ее улыбнуться. Она столько раз таскала его в кино. Сейчас ей крупно везло, если она попадала на вечернюю передачу по телевизору. После воспитания Пии и ведения домашнего хозяйства времени не оставалось ни на что.

– Нет, – ответила она. – А ты?

Он ненавидел кино. Она хотела подколоть его, но его грудной смех застал ее врасплох. Он редко смеялся, когда они были вместе. Тара помнила, что в такие моменты он прищуривал глаза и откидывал назад голову. Это тоже не изменилось.

– Ты не сдаешься. На самом деле я помогаю снимать фильм… – тут он замолчал и встал, чтобы взять бутылку с джином.

– Что?

– Ничего. Я смотрел несколько фильмов Рехана Вирани.

– Твоей… – Она прикусила язык. «Твоей дочери тоже нравится Рехан Вирани». Изнеможение и алкоголь – плохое сочетание.

– Моей что? – Арнав наполнил ее бокал и свой собственный.

– Твоей квартире не помешает уборка.

– Ты хотела сказать что-то другое. – Он встал и вышел из комнаты.

Эту фразу Арнав повторял еще с тех давних пор, когда она, едва начав что-то рассказывать, умолкала, чтобы не проговориться о деньгах, которые зарабатывала на заданиях Шетти. Однажды она хотела поделиться тем, что наконец-то сможет накопить на курсы актерского мастерства и абонемент в спортзал, но побоялась, что он вмешается.

Она никогда не рассказывала о себе, даже когда он спрашивал. Воскресные дни были единственным спокойным отрезком ее жизни в Мумбаи, и у нее не было желания их усложнять. Подпускать людей близко к себе было опасно. Это давало им власть, а Арнав уже обладал всей полнотой власти в их отношениях. Она не могла и надеяться на то, чтобы однажды преодолеть множество ступеней социальной иерархии между полицейским и танцовщицей в баре.

Большую часть их совместного времени она убиралась у Арнава, возилась на кухне или лежала в его постели, наслаждаясь тем, как он массирует ей плечи, ноющие ноги и ступни. Он не платил ей за то, что она проводила с ним время, а покупал случайные подарки: одежду, духи, бижутерию, журналы. Будучи барной танцовщицей, она должна была добиваться от него большего, но не делала этого.

Она вспомнила, как прихорашивалась под его пристальным взглядом, как он держал руки у нее на животе, когда она нависала над ним, делая гимнастические упражнения.

– Ты тренируешься? – спросил тогда он.

Он понимал, что такое мышцы, пресс, знал, какого рода упражнения нужно выполнять, чтобы сделать их сильнее. В ответ она пощекотала его плоский мускулистый живот, отчего он широко улыбнулся. Из Арнава получился бы отличный киногерой. Подбородок и нос у него были слишком острыми, но мягкая улыбка и квадратная линия челюсти сглаживали резкие углы. Режиссер попросил бы его сбрить усы.

– Тебе стоит попробовать себя в роли актера, – слова вырвались у нее раньше, чем она успела их остановить. – У тебя красивое тело.

Он усмехнулся и потрепал ее по носу.

– Правда? Пагли.

Ей нравились прозвища, которые он ей давал. Ботан точно звучало лучше, чем Королева и Милашка, которые выкрикивали в ее адрес зрелые завсегдатаи «Синего бара».

– Иди сюда, Пагли, – эти слова выдернули ее из прошлого и заставили насторожиться. У них было слишком много общих историй, и Арнав помнил их так же хорошо, как она.