Мы слегка замедляем шаг, потому что начинаем восхождение на невысокую гряду. Фонарики выхватывают из темноты острые камни, которые нет-нет, да и нарушают унылый плавный пейзаж. Поверхность покрыта настолько толстым слоем пыли, что на ум приходит сравнение с земным песком. «Как в пустыне», — думаю я, разглядывая это безобразие. Так вот, выбора у меня не было. Нет, мог бы, конечно, сказать, что не пойду. Но что бы на это ответила Стелла? Я фантазирую на эту тему, и перед внутренним взором возникает картинка, на которой Стелла говорит что-то вроде «А куда ты денешься?» и презрительно глядит в мою сторону. А хмурые меркурианцы уставились бы на меня своими хмурыми глазами. Мол, не захочешь — выкинем тебя вон, на поверхность, без скафандра. Но это я, разумеется, преувеличиваю. Нет, никто, конечно, так не сказал бы, да и не подумал бы даже таким образом. Идти, разумеется, совсем не улыбалось, как не хочется и сейчас. Но вряд ли Стеллу остановили бы мои слова. Стелла бы просто с грустью на меня посмотрела, надела бы скафандр и ушла в одиночестве. И кто бы я был после этого?

«Вот ведь вляпался!» — почти вслух ругаюсь я, когда увязаю в пыли почти до колена. Вляпался — что надо! Хочется, правда, сказать — втюрился, но не позволяю себе этого признать. Ни за что не признаю этого, как не крути. А вляпался действительно очень даже. Помнится, когда всё это начиналось, я будто бы хотел чего-то подобного. Точнее — даже не начиналось, а ещё до начала моего путешествия на Меркурий, сидел в своей земной квартире и, с грустью вглядываясь в сумерки за окном, думал о том, что мне нужно приключение, что оно меня встряхнёт и так далее. «Ну что же — вот оно и есть, приключение, лови его, вкушай его радости в полном объёме», — думаю я, выбираясь из пыли, которая навязчиво напоминает земной песок в пустыне или где-нибудь на пляже. Всё, что сопутствует приключениям, у меня теперь есть: взрыв в поезде, фальшивые полицейские, незаконное проникновение в режимную зону и, самое главное, романтика. Вот только удовольствия от этого особого не испытываю. То есть испытываю, но вроде бы как не от этого. Я смотрю на Стеллу, которая обогнала на добрых десять шагов, и думаю о том, что — да, выбора у меня не было и нет. Как нет, кстати, и видеофона, который предусмотрительные меркурианцы оставили под куполом. А поисковые маячки и прочие средства обнаружения удалили из транспорта и со скафандров. Вот интересно, что бы на это сказал Патрик? Весьма любопытно было бы посмотреть, как бы отреагировал, узнай, чем я тут занимаюсь. И это даже хорошо, что видеофона нет при себе. По крайней мере, не нужно отвечать на сообщения Патрика, я даже не знаю — звонил он или нет. Как не знаю и о сообщениях из бюро бездомных и пропавших животных. Вдруг у них появилась какая-нибудь информация насчёт Гарольда? Или совсем немыслимое — мне звонила Дейдра!..

— Как вы там? — слышу я из наушников. Голос у Стеллы бодрый и даже весёлый. Она забралась на вершину гряды и присела передохнуть. — Отстаёте. Может быть, идти помедленнее?

— Ерунда, — отвечаю я. — Просто немного увяз в песке… точнее — в пыли. Сейчас буду, — говорю и останавливаюсь, поднимаю голову и гляжу на Стеллу.

Вдруг Стелла резко вскакивает и оборачивается. Какую-то секунду смотрит туда, за гряду, после чего вновь разворачивается и прыгает вниз, почти прямо на меня. Ловко приземляется рядом, для удержания равновесия хватается за мою руку. Сквозь скафандр, разумеется, не могу чувствовать прикосновения, мне лишь кажется, что ощущаю тепло рук Стеллы. Я невольно замираю. И от волнения, от того, что она совсем рядом. И от её действий — что её напугало? Что такого увидела Стелла там, за грядой, что заставило прыгнуть с ощутимой высоты вниз? Гравитация хоть и не такая, как на Земле, но всё же Стелла могла упасть или повредить скафандр. Я в полном замешательстве. Не успеваю и вскрикнуть, как Стелла умело нажимает кнопку на запястье моего скафандра, после чего проделывает то же самое со своим. Не сразу понимаю, что она выключает переговорные устройства — радиопередатчики, связывающие нас. Стелла поднимает руку и, если там можно выразиться, прикладывает палец к губам, призывая к молчанию. Правильнее сказать, что она касается перчаткой шлема, однако жест вполне понятен. Неспешными движениями, безо всякой суеты Стелла гасит наши фонарики. А я стою не в силах шелохнуться. Стелла стоит рядом и тоже не двигается. Справедливо рассуждаю, что ей-то уж точно виднее, как вести себя в этой ситуации. Очевидно, что Стелла не раз уже совершала подобные путешествия. Ориентируется легко, идёт уверенно, передвигается по местности куда ловчее меня. «Да и физически подготовлена намного лучше, умело рассчитывает силы», — с досадой отмечаю я, а сам немного успокаиваюсь. По всему видно, что Стелла тут не впервые, поэтому вполне можно довериться её интуиции. Ей, как говорится, и карты в руки, пусть руководит. Чуть двигаюсь в её сторону, как бы невзначай, как бы случайно. Уже почти не переживаю из-за того, что она там увидела, хотя понимаю, что переживать, вроде бы, и надо. Как жаль, что не вижу её лица. В тусклом свете звёзд разобрать окружающие предметы-то трудно, не то что выражение лица за защитным забралом скафандра. «Нет, не испугалась, — решаю я, — и паники никакой не выдаёт». А через полминуты нахожу тому подтверждение. Стелла мягко, плавно, словно меркурианская кошка, вновь поднимается на гряду. Стелется к земле, пригибается к поверхности, опирается на руки. И вправду — как кошка, изящная и ловкая, хотя и в скафандре. Не знаю, есть ли среди кошачьих такая порода, и отличается ли такая порода, если она есть, грациозностью. А Стелла тем временем оборачивается и призывно машет рукой. Я, недолго думая, следую за ней. Достигнув вершины, мы осторожно высовываемся, чтобы поглядеть, что там.

В тёмной низине, которая кажется мне кратером, рыщет машина. За многочисленными яркими огнями, исходящими от неё, угадывается продолговатый корпус. Вероятно, это военный патруль или что-то в этом роде. Машина шарит по пустынной местности прожекторами, словно щупальцами, будто бы ищет что-то. «И вправду ведь ищет», — думаю я и невольно дополняю мысль предположением: а не нас ли? Когда один из лучей устремляется в нашу сторону, Стелла тащит меня вниз, и оба прячемся за гребнем меркурианской пыли. Я переворачиваюсь на спину и прижимаюсь к грунту, будто бы пытаюсь впечатать в него тело, зарыться в землю, уйти на дно. В этот момент понимаю, что мне страшно. Страшно и странно — жёлтое зарево из-за гряды и темнота вокруг. И ни единого шороха, ни единого звука.

В таких условиях легко потеряться. Мне кажется, что не ощущаю хода времени. Будто бы охватывает некое гипнотическое состояние, окутывает пеленой оцепенения, как одеялом, сковывает всё снаружи и внутри. В один момент кажется даже, что перестаю дышать, а сердце перестаёт биться, и от этого становится ещё страшнее. Ещё жутче, хотя — куда уж там, и так уже повергло в бытие первобытного ужаса, в пучину детского страха. Вслушиваюсь в тишину и через некоторое время начинаю слышать своё дыхание и даже стук сердца. Кажется, кратковременный приступ жути прошёл. Поворачиваю голову и вижу Стеллу. Мне кажется, что она смотрит на меня. В почти кромешной темноте мерещиться, что улыбается, и сразу становится легче и спокойнее. Стелла включает фонарик на самый слабый режим, подаёт его мне и жестом просит посветить ей, что я и делаю. А она достаёт маленький блокнот и карандаш. Что-то пишет, после чего показывает. Я читаю: «Земные военные. Некоторое время не будем пользоваться радиосвязью — могут запеленговать. Переждём десять минут и попробуем выдвинуться».

Я читаю и думаю о том, насколько это странно. Быть рядом, не имея возможности видеть и слышать друг друга. Но рядом и будто бы вместе.

Металлические створки медленно раздвигаются в стороны, обнажая внутренности помещения, которое я бы назвал шлюзовой камерой. Раньше не сталкивался с подобными устройствами, так что точно сказать не могу, но по логике, именно шлюз и должны сейчас видеть перед собой. Переходник между безжизненной поверхностью Меркурия и жилым пространством, в котором, как я понимаю, кто-то обитает. Точнее — не «кто-то», а скорее всего меркурианцы. Вне всякого сомнения, меркурианцы, ибо не слышал, чтобы земляне на этой планете жили в таких вот лачугах. Да простят меня за столь нелестную оценку представшего перед нами сооружения. Лачуга и есть — снаружи выглядит как бетонный ящик, вроде небольшого производственного строения. Метров пять в высоту, примерно столько же в ширину и длину. Серо-чёрный ящик, невзрачный, как и всё на ночной стороне Меркурия. У ящика есть вход — металлические створки, потёртые и поцарапанные, то ли от долговременной эксплуатации, то ли действительно в них кто-то царапался, требуя или моля о том, чтобы его пустили внутрь. Достаточно чётко представляю себе эту картину, и тут же гоню её прочь. Это просто усталость и нервотрёпка, которая имела место в пути.