Краем глаза я заметил какое-то движение и повернулся. Стена пещеры, немного в стороне от Кастиана, покрылась крупными черными каплями, которые очень быстро слились в единое пятно. Сразу же после того оно запузырилось — очень знакомо запузырилось — и оттуда вылетели такие же черные крылатые ящерицы, как те, что разбили защиту «Ирдана». Тут же метнулись к озеру и заметались под потолком пещеры, но быстро успокоились и уселись на складки камня, повиснув вниз головами, будто летучие мыши.

— Тоже прячутся, — пояснил Кащи.

— Значит, даже у таких крохотных тварей есть душа… то есть суть?

— Она у них общая на весь выводок.

То есть групповой разум? Бестиарии упоминали, что некоторые монстры по одиночке были тупы и действовали, исходя из самых базовых желаний, но собравшись в крупные группы, обретали почти человеческий разум и становились по-настоящему опасны.

— А как они оказались в том снежном мире? — вспомнил я.

— Когда Кащи понял, что не может сам справиться с плохим демоном, он вернулся в Большую Пещеру и выманил за собой целый выводок мелких стижи, — объяснил Кащи и добавил с гордостью: — Кащи умный!

— Да, — согласился я с чувством. Если бы не эти мелкие летающие существа, ничего бы с «Ирданом» я поделать не смог. — Но как ты убедил их напасть на демона?

— Кащи не убеждал. Кащи знал, что в первую очередь стижи атакуют тех, у кого больше всего подземного благословения. У того плохого демона благословения хватило бы на сотню зверей.

Получалось, что в мире Кащи демоническая скверна называлась «подземным благословением»? Хотя я зря удивлялся — это для людей скверна была опасна, вызывая одержимости и перерождения. Для демонов она явно несла только пользу.

Протяжный жалобный стон эхом отразился от стен и потолка пещеры, потревожив успокоившихся было стижей и заставив Кащи свернуться в более плотный ком щупалец.

— Что этот звук значит? — спросил я.

— Кто-то только что потерял свою суть, — Кащи содрогнулся всем телом.

Это был второй раз, когда мы слышали подобный звук, и сейчас он звучал немного громче. Значило ли это, что обитатели Пещеры погибали все ближе к нам — для простоты я решил считать существ, потерявших «суть», погибшими — и жнецы приближались?

Два… уже три стона, последовавших почти сразу друг за другом, определенно звучали громче, чем предыдущие. И Кащи, и стижи это тоже поняли, потому что Кащи заметался по берегу, а стижи отлепились от потолка, собрались в воздухе в клин и на полной скорости влетели в ту самую стену пещеры, из которой появились. И провалились внутрь, будто никакого препятствия на их пути не было.

— А нам так сбежать не получится? — я показал на стену.

— Кащи не умеет менять материальность внутри Большой Пещеры, — печально отозвался тот. — Здесь нет теней.

Я моргнул — точно. Только после его слов я сообразил, что, поскольку единого источника света здесь не имелось и все освещалось равномерно, то ни от кого из нас не падали тени.

На какое-то время вернулась тишина. Потом Кащи встрепенулся, сделал несколько шагов к проходу, через который мы попали в озерную пещеру, но потом, будто опомнившись, побежал назад к озеру. А из прохода выбежало несколько существ. Все они напомнили мне вариации самого первого облика Кащи, той несуразной, но «очень страшной собачки»: горбатые плешивые тела, разное количество конечностей, уродливые морды и алые глаза. Одно из существ, бежавшее впереди остальных, имело аж восемь ног — и оно первым достигло берега озера и, не снижая скорости, прыгнуло вперед.

Черная вода поглотила существо в одно мгновение, без единого всплеска или всхлипа. И там, где над его головой сомкнулись воды, к поверхности не поднялось ни единого пузыря воздуха, не появилось даже намека на рябь.

Второе существо, шестиногое, успело поступить так же, а вот оставшиеся трое беглецов — нет. Они застыли, кто-то полностью в воздухе, пойманный в середине прыжка, кто-то — касаясь пола передними или задними лапами. А через мгновение в проходе появились силуэты преследователей — плывущих по воздуху смутных фигур. Смотреть на них отчего-то было трудно, хотелось тут же отвести глаза.

Пронесся шелест, напоминающий звук десятков тысяч летящих насекомых, сразу же за этим — тройной стон, громкий, тягучий, жалобный, и застывшие в воздухе тела рухнули на землю.

Внешне они казались целыми, но я не сомневался в том, что они мертвы — слишком в неловких и неуклюжих позах замерли их неподвижные тела.

Я перевел взгляд на смутные фигуры и заговорил прежде, чем они успели сделать что-то еще:

— О, Предвечный, Древнейший из Древних, Бесформенный, но не лишенный формы…

Я не вспоминал эту молитву много дней, но слова лились легко и свободно, будто навсегда впечатанные в мой разум.

Мысль о том, чтобы вот так отправить Жнецов к их богу, возникла у меня едва Кащи упомянул, что они мертвы. Если молитва работала на могущественных стражах проклятого Города Мертвых, то почему бы ей не сработать и на этих неведомых демонах?

Конечно, я не был уверен, что это получится, и не горел желанием встречаться с Жнецами только для того, чтобы свою теорию проверить. Но сейчас выбора не было. И в этом заключался наш основной шанс на спасение — потому что, раз Жнецы забирали души у демонов, вряд ли они откажутся сделать то же самое с людьми.

Смутные фигуры замерли, а потом словно неощутимый ветер сорвал с них покров магического тумана.

Их было пятеро — пять человекоподобных фигур. Даже вполне человеческих, я бы сказал. И лица тоже были обычными. Только цвет кожи отличался — неприятный, желтовато-серый, как бывает у свежих трупов. Вокруг шеи каждого висело ожерелье с многочисленными крупными кристаллами, слабо светящимися нежным белым светом.

— … Успокой душу твоего слуги, Разбитую на части и потерянную… — проговорил я, и все эти кристаллы разом вспыхнули и тут же погасли, превратившись в тусклые стекляшки. И мне даже показалось, будто одновременно я увидел, как множество крохотных огней повисли в воздухе и тут же растаяли. Впрочем, это произошло так быстро, что могло и показаться.

Потом я договорил молитву до конца и… и ничего больше не изменилось. А ведь я всерьез надеялся, что враги отправятся на встречу с Бесформенным Богом.

Пятеро Жнецов переглянулись, и один из них насмешливо произнес:

— Ты думал, будто мы демоны? Будто мы поклоняемся Восставшему из Бездны и от нас можно избавиться несколькими словами на старом языке?

Похоже, они были настроены поговорить.

— Если не демоны, то кто?

— Люди. Как ты и, — взгляд Жнеца скользнул в сторону, туда, где полулежал бессознательный Кастиан, — и твой спутник.

— Тогда зачем вам души демонов?

— Источники энергии. Энергия содержится в любых душах, но со временем иссякает.

— Обычно мы не трогаем людей, но ты только что лишил нас собранного урожая, — перебил его другой Жнец. Должно быть, он имел в виду те потускневшие кристаллы. — Человеческие души послужат нам даже лучше, чем демонические.

Не знаю, что именно Жнецы сделали, но через мгновение я ощутил, как будто из меня начали вытягивать то, что делало меня мною, вытягивать «суть» — ну, или душу, — абсолютно безболезненно, но оттого не менее противно.

И будто бы тот «я», который находился внутри, был размером куда больше, чем я снаружи. И тому «я» все происходившее не нравилось даже больше, чем мне обычному.

…Жнецы не любят мертвую воду… — промелькнула мысль, и прежде, чем я успел принять осознанное решение, мои невидимые конечности потянулись к озеру, втянули в ураганные воронки столько воды, сколько сумели, а потом выплеснули ее всю на Жнецов.

То ли на тех не было щитов, то ли они не сработали, но черная жидкость окатила каждого из пятерки чужаков. Результат оказался мгновенным — тела тех начали расти, но неравномерно, буграми, растягивая плоть и восковую кожу.

Ощущение, будто из меня пытаются что-то вытянуть, исчезло, а Жнецы превратились в бесформенные и мерзкие комки плоти, парящие в воздухе. Когда-то я назвал Кащи в его изначальном виде уродливым — так вот, по сравнению со Жнецами сейчас Кащи был тогда настоящим красавцем.