Молча.

И — влип как муха в паутину, мир замер.

Что-то особенное потянулось к Егору от речки.

Но в тот же миг перед Егором распахнулось огромное огненное колесо, завертелось, раскидывая искры и пламя, обожгло дыханием доменной печи. В центре пламенного диска разверзлось отверстие, куда Егора и втянуло, будто огненный великан мошку вдохнул.

…Свалился Егор в море.

С плеском, шумом, глубоко уйдя под воду.

Он сразу понял — море, по горькой соли во рту. Ну и волны здесь недетские, накрывали с головой. А прибой шумел далеко, особенно для того, у кого кость тяжёлая.

Но обида так жгла, что Егор яростно замолотил руками и ногами. Молотил и молотил, борясь с тем самым привычным ломиком и совершенно новой тяжестью, промокшим рюкзаком на спине. Вбивал руки и ноги в воду, отталкивался. Снова и снова. Яростно и зло. Даже помстилось, что стальной лом в груди не столько мешает, сколько помогает, увлекая за собой.

А потом — раз! И опора под ногами. И воды по пояс.

Лишь тяжёлые волны бьют в спину и мотают в холодных объятьях.

Егор выбрел на пологий пляж из крупного чистого песка, скинул рюкзак и упал, задыхаясь. И подумал, что как-то многовато приключений за последние дни.

Сплюнул тягучей, горькой слюной и крикнул:

— Старый козёл!

И ещё раз. Потом просто шептал проклятья вероломному напарнику рыжевласки.

Утёр с лица воду, отжал волосы.

Поднял взгляд.

Умолк.

На бледно-голубом небе, в стороне от неяркого солнца, почти над самым горизонтом висели два белёсых пятна. А сильно левее — ещё одно, маленькое, едва заметное, полумесяцем. А почти над головой, невысоко, расплывалось круглое дымное облако, быстро уносимое свежим ветром.

Егора передёрнуло в ознобе. Он нервно огляделся, схватил рюкзак, вывалил из него упакованные в толстый полиэтилен вещи прямо на песок. Выхватил длинное, почти в локоть, грубо сделанное мачете, купленное вчера у старика на рынке, и лишь после этого позволил себе вздохнуть.

Постоял, вертя головой и замерзая под свежим прохладным ветерком. Воткнул нож в песок, вытряхнул воду из рюкзака, как смог, отжал пенку и принялся складывать вещи в рюкзак, запихивая грубо, лишь бы побыстрее, и чтобы влезли. Теперь тот бугрился, будто в него напихали камней.

Пострадавший от воды мобильник сунул во внешний карман.

Закончив собирать свой походный набор, внимательно осмотрелся.

Широкий песчаный пляж переходил в крутые берега, сложенные из грязновато-жёлтого песчаника, накрытого поверху толстенным слоем чернозёма, местами свисающим крупными, поросшими травой, ломтями. Снизу берега были сильно подмыты, на метр или более вглубь. А наверху росли невысокие кусты, виднелись и деревья, похожие на вязы или каштаны.

Неподалёку одно из деревьев упало с обрыва, утащив за собой добрый кус почвы, всё ещё цепляясь за него корнями и теперь зеленело макушкой вниз.

Длинною пляж был в Красную площадь или немного больше. Слева береговая линия круто поворачивала, вдаваясь в море высоким носом. По правой стороне песчаная полоса заканчивалась у подножия небольшого холма, который частью осыпался в воду крупными валунами. Прибой яро пенился вокруг них и даже издалека выглядел крайне недружелюбно. Егор подозревал, что вблизи будет ещё хуже.

И там же, за холмом, прибоем и камнями, проступала в синеватой дымке тёмная полоса далёкого берега.

В общем, пляж был зажат между каменными клыками — острым и обломанным.

Егора сбросило с неба почти посередине между ними.

Сбросило.

С неба.

«Падший ангел, рекомый Егор!» — полыхнула мысль.

Падший ангел запнулся на миг, посмаковав мысль, которая казалась неожиданной и слегка чужой, несвойственной. Да в правильном применении здесь слова «рекомый» уверен не был, редко такое слово в книжках попадалось.

Забросив рюкзак за плечи, двинулся вдоль песчаниковых стен, прикидывая возможность взобраться наверх. Бродил недолго, за полчаса обошёл почти всё. Нашёл узкую промоину, по которой прыгал полноводный ручей, вливаясь узким устьем в море. Для опытного человека — хороший путь, но себя Егор старался оценивать адекватно. Карабкаться по мокрым камням, без альпинистских костылей и страховки, рискуя или порвать рюкзак с вещами, или самому сверзиться с верхотуры, — идея дурная.

Потому вернулся к упавшему дереву.

Ствол казался надёжным, ветви крепкими, а толстые изогнутые корни доставали до самого верха. Нижняя часть кроны, регулярно заливаемая морем, пожухла и скукожилась, частью осыпалась. За песок держались голые ветви, склизкие от зеленоватого налёта.

Кое-как пристроив мачете на пояс, Егор ухватился за ветки и осторожно подтянулся.

Подниматься оказалось несложно, ведь лазать по деревьям он любил. Ещё будучи совсем малышнёй, навроде той девчухи с крокодилом, умудрялся взбираться до верхушек вязов и лип, устраивая себе наблюдательные посты в играх с товарищами. А лучшим достижением считал старую акацию во дворе соседского дома, там умудрился подняться так высоко, что заглядывал в окна верхнего этажа пятиэтажки.

Вот и здесь едва не прыгал с ветки на ветку. И даже мокрая одежда и потяжелевший рюкзак не мешали.

Дерево оказалось незнакомым, схожим с диким каштаном. Крупные разлапистые листья и небольшие, в половину земного каштана, колючие зелёные шары плодов с острыми, раздвоенными колючками, загибающимися крючками на концах. Пока Егор пробирался через крону, насажал на одежду с два десятка. Держались крепко, как зрелый репейник, сразу отодрать не удалось.

Последние метра четыре до края обрыва ствол тянулся прямым, без ветвей, кривизны и развилок: едва ли не корабельное дерево. При том, что кора гладкая и дерево при падении легло крутым углом, подняться оказалось непросто. Егору пришлось ползти по стволу, пачкаясь в натёках липкой смолы, схожей с сосновой.

Добравшись до верха и спрыгнув на край вывала, Егор с облегчением вздохнул. Земля под ногами подалась и частью осыпалась в ямину. Оттуда послышался возмущённый писк.

Егор шарахнулся в сторону.

Отбежал на десяток шагов, сбросил рюкзак и торопливо выдернул мачете.

Из-под выворотня остро блеснула пара зелёных глаз. Потом ещё и ещё. Зелёные, синие, оранжевые. Они то гасли, то вновь появлялись. Наконец, из тьмы осторожно выступил… выступило существо. Коричневато-рыжая шерсть, со светлыми полосками вдоль хребта и «очками» на морде. Размером с крупного хорька, с мордочкой и ушами лемура. Морда располосована старыми шрамами, левое ухо висело жалким клочком. И на той же стороне не хватало половины усов.

В правой лапе лемур держал местный каштан, изрядно погрызенный.

Глядя прямо на Егора, он аккуратно обкусывал и сплёвывал колючки. Избавив плод от них, откусил сразу половину и смачно захрустел. Доел и протянул лапу назад. Из тени протянулась лапа поменьше и вложила в его когти новый колючий плод.

— Уф. — выдохнул Егор и опустил нож. Убрал его в чехол и спросил: — Вы кто?

Почти сразу уточнил:

— Русский язык знаете? А… английский?

Туманно-островной он и сам не особо знал, но не вспоминать же японский, из которого Егор помнил лишь «суммимасен», «домо аригато», «сайонара» и «масака», да и то, из-за споров с девицами-анимешницами из класса. А, и ещё «итадакижрать»! Очень уж это слово хорошо к столу заходило. И к завтраку, и к ужину, отец всегда ржал аки конь.

Зверёк лишь сплюнул, сразу пяток колючек.

И, присев на задние лапы, махнул хвостом.

Из дыры в земле вытекла целая лавина рыжих хвостов, лап и очкастых физиомордий. Звери разбежались по сторонам, занялись кто чем. Юная мелочь принялась гоняться друг за другом, перепрыгивая через товарищей и уморительно попискивая.

Кое-кто из взрослых поскакал в сторону ближней купы деревьев, другие скрылись в невысоких кустах, которыми поросли края берега.

Один из мальцов взобрался на спину товарища, на того взгромоздился третий и эта группа гимнастов, шатаясь на каждом шагу, двинулась к патриарху.