Кольридж не верил в призраков, потому что слишком много повидал их. Поэтому мы несколько скептически восприняли новость о том, что в нашу сторону идет такой большой отряд мятежников. Но мы перешли в другой амбар, и там, на обширном соломенном ложе нашли другого беженца из Северной Каролины, в обществе которого спокойно провели ночь. Он считал это место намного безопаснее своего собственного дома — и это было отрадным признаком того, что опасность росла лишь понемногу.

XIX. Четверг, 5-е января

Сегодня утром добрая женщина, хозяйка нашего гостеприимного амбара, починила нашу потрепанную одежду. Ее муж служил в армии Союза. Я спросил ее:

— Как вы живете и поддерживаете свою семью?

— Очень просто, — ответила она. — В прошлом году я выполняла всю свою домашнюю работу, а также ткала, пряла и вязала, и еще собрала более ста бушелей кукурузы, сама, если не считать помощи моей маленькой одиннадцатилетней дочери. Летом наши свиньи живут в лесу и кормятся сами, так что от голода мы не умрем.

Затем к нам присоединилась группа Бутби — в последнее время она пополнилась новыми людьми — двумя дезертирами мятежников из Петербурга и молодым рекрутом, ранее служившим охранником в Солсбери. В 3 часа дня весь наш отряд, насчитывающий теперь 10 человек, снова отправился в путь.

Дорога наша пролегала через Стоуни-Маунтин — очень каменистую и крутую. Но после того как мы, уставшие до изнеможения, вышли на ее вершину, перед нами открылся великолепный вид — бесконечные горы, иногда прорезаемые долинами, густо заросшими вечнозелеными соснами и пихтами, пронизанными серебристыми ручьями. Наш гид заверил нас, что в Картерс-Депо, в ста десяти милях восточнее Ноксвилля, мы встретимся с федеральными войсками. Но сразу после того, как стемнело, он — к нашему разочарованию и возмущению — заявил, что должен немедленно вернуться назад. После долгих уговоров назвать причину сего решения, его слова о том, что молодая жена, которую он оставил в своем одиноком бревенчатом доме

«…уж очень ослабела

От сладкой кары, женщинам сужденной»[209],

смягчили наш гнев, и мы попрощались с ним.

Затем мы пошли дальше, и затем — искусно обойдя несколько домов — вошли в обитель одного старого юниониста. Выйдя к нам со своей женой и тремя уже вполне взрослыми дочерями, он сердечно приветствовал нас:

— Я очень рад вас видеть, я уже два часа с нетерпением жду вас.

— Почему же вы ожидали именно нас?

— Вчера нам сообщили, что в горах десять янки — один из них в красных штанах и мундире мятежников. Девочки, разведите огонь и дайте этим джентльменам чего-нибудь поесть!

Пока мы перед огромным и жарким камином поглощали наш ужин, заедая его розовыми яблоками — коих хозяин выделил нам целое ведро, он — седовласый, широкогрудый, мускулистый, великолепный образец мужской физической красоты и мужественности — излил нам свое сердце. Он был верен Союзу так же, как любящий мужчина верен своей женщине. Как сильно он ненавидел мятежников! Как блистали его глаза, когда он говорил о старом флаге! Как тверды были его вера и желание дожить до того дня, когда он вновь будет торжествующе развеваться над его родными горами! В борьбе за свою страну один из его сыновей погиб, а двое других все еще продолжали служить в федеральной армии.

Старый джентльмен — через дремучий лес — отвел нас тремя милями далее — в дом своего друга. Теперь мы находились совсем рядом с одним поселением партизан-мятежников — о которых нам говорили, что они безжалостны и беспощадны — известным в этих местах как «Маленький Ричмонд». Нам предстояло лишь в четверти мили пройти мимо них. Существовала серьезная опасность наткнуться на какой-нибудь из их пикетов, и эта часть нашего пути считалась самой опасной, чем любая другая на всем нашем пути из Солсбери.

Наш новый друг, хотя и был не очень здоровым человеком, сразу же встал с постели и выразил желание провести нас через это опасное место. Его жена была очень рада нам, но бдительности не теряла — постоянно подбегала к двери, а иногда во время разговора внезапно замолкала и прислушивалась. Перед самым выходом, она, взяв меня за руки, сказала:

— Да благословит вас Бог и пусть он благополучно приведет вас к тем, кого вы любите. Но вам следует быть очень осторожными. Менее шести недель назад два моих брата отправились на Север той же дорогой, но у Краб-Орчарда на них напали партизаны, и там же на месте хладнокровно убили их.

Мы прошли две мили, наш проводник остановился, а потом, после того как подтянулись остальные, прошептал:

— Мы приближаемся к очень опасному месту, так что теперь ни слова. Ступайте очень осторожно и не теряйте меня из виду. Услышите какой-то шум — сразу ложитесь. Если меня заметят вместе с вами — мне точно конец. Но если я буду один, я скажу им, что просто ищу врача для кого-то из моих родных.

Еще две мили мы медленно и крадучись шли за ним. А потом, через горное пастбище выйдя на дорогу, он сказал:

— Слава Богу! Еще одну группу «правильных» людей я безопасно провел мимо «Маленького Ричмонда». Я болен, жить мне осталось недолго, но мне очень приятно осознавать, что я смог помочь хотя бы нескольким из тех, кто любит и поддерживает созданный нашими отцами Союз.

Указав нам путь к дому жившего в нескольких милях от того места юниониста, он отправился домой.

В три часа ночи мы, наконец, достигли нашей цели. Дэвис и Бутби — наши разведчики — под заполнивший всю долину собачий лай, пошли прямо к этому дому. Пошептавшись с хозяином, они затем вернулись и сообщили нам следующее:

— Сегодня здесь ночует один бродяга-мятежник. Утром он уйдет, а мы пока посидим в амбаре.

Мы зарылись в теплое и ароматное сено, но толком поспать так и не смогли. До самого утра нас изводили прожорливые паразиты, так что к тому времени, когда взошло солнце, мы чувствовали себя такими уставшими, словно пешком за день полземли обошли.

XX. Пятница, 6-е января

В девять часов утра нас разбудил наш хозяин:

— Мой неприятный гость ушел, идемте завтракать.

Он был человеком образованным, весьма неглупым и одним из лидеров местных «консерваторов» или юнионистов, до тех пор, пока не был вынужден — по крайне мере, формально — согласиться на войну. Его дом был очень уютен, а домашние приветливы. Однако теперь, по мере нашего приближения к цивилизации, позиции Союза неуклонно отступали назад. Хозяин сообщил нам, что мы не найдем лояльных войск к востоку от Джонсборо, в девяноста восьми милях от Ноксвилля а возможно даже их нет и восточнее Гринвилля, что в 74-х милях от Ноксвилля.

— Но, — сказал он, — сейчас вы находитесь на самой насыщенной юнионистами территории из всех тех, что принадлежат сейчас мятежникам. Двадцать четыре мили вы можете преодолеть по главной дороге и в дневное время. Незнакомцев, гвардейцев или солдат избегайте, но в каждом мужчине, женщине или ребенке, встреченным вами по пути, вы всегда найдете единомышленника и верного друга.

С легким сердцем и в приподнятом настроении мы двинулись дальше по долине. Нам казалось довольно странным путешествовать по столь многолюдной дороге днем, не прячась заходить в дома, и открыто смотреть людям в лицо.

Мы шли по правому берегу Уотоги — широкой и сверкающей горной реки, обрамленной покрытыми соснами и зарослями болиголова скалами. Женщина на лошади, со своим маленьким, шествующим пешком сыном, несколько миль прошла вместе с нами, заметив:

— Путешествуя без провожатого, вы рискуете попасть в руки партизан и быть расстрелянными.

Вечером один юнионист переправил нас через реку. На левом берегу наши глаза были обрадованы видом троих наших мальчиков в синем — это были получившие несколько дней отпуска наши солдаты. Увидев нас издалека, они вскинули винтовки, но, выяснив, что мы свои, успокоились.