В течение некоторого времени они даже не догадывались, что буквально через стенку, по соседству с ними жил тихий и скромный капеллан — с женой и тремя своими детьми. Он немедленно пожаловался, и тотчас ему были принесены самые искренние и теплые извинения. Тем не менее, он отметил, что на самом деле, ему, в общем-то, понравилась новая забава. Он, должно быть, был самым покладистым человеком в мире. Он достоин упоминания, равно как и одна леди, которую Сидни Смит облил соусом, и которая, — в то время, когда он еще стекал по ее подбородку — мягко ответила на его горячие извинения, что на нее не упало ни капли!

После того, как с комнатными шалостями пришлось расстаться, корреспонденты решили повеселиться верхом на своих лошадях — молодых и легковозбудимых. Здешние места, изобилующие лесами, холмами и оврагами, необычайно лакомый кусочек для того безрассудного всадника, который страстно желает вывихнуть себе руки и ноги или сломать шею.

Однажды вечером, «Слон» очень неудачно упал с лошади и сильно ушибся. Но следующим вечером, ничуть не обескураженный, он повторил все свои трюки и был сброшен на землю с такой силой, что на три или четыре часа потерял сознание. Его товарищ, пытаясь остановить оставшуюся без наездника лошадь, попал под копыта своей собственной. Его кроткий и укоризненный взгляд, когда он лежал на спине, удерживая обеими руками угрожающе нависшую над ним ногу его огненного Пегаса, описать абсолютно невозможно. А другой корреспондент вывихнул себе плечо и вернулся домой раньше, чем услышал звук выстрела.

Джефферсон-Сити, штат Миссури, 6-е октября 1861 года

Эти глубокие овраги и непроходимая, топкая грязь предоставляют мулам упрямым мулам неограниченные возможности для спотыкания и невероятно благоприятные условия, чтобы увязнуть в этой грязи. Прошлой ночью шесть лошадей и военный фургон попытались преодолеть небольшой овраг, и после целой серии кувырков и переворотов, возница, фургон и мулы, достигли его дна — изрядно помятые и в очень жалком состоянии.

По части сырости Джефферсону почти нет равных. Когда в июне сюда приезжал Лайон, его приветствовал лишь один человек с зонтиком. Когда же несколько дней назад прибыл Фримонт, его встречал тот же джентльмен, который с фонарем в руках пробивался через грязь не в поисках уважаемого человека, а квартиры для командующего.

Большинство войск пошли дальше вперед, но некоторые остались. Новоиспеченные офицеры, сидевшие на своих конях, словно слон, гуляющий по канату, как безумные носились по улицам, наивно полагая, что их искусством управления лошадью восторгается весь мир. А младшие офицеры настолько очарованы блеском медных пуговиц, эполет и золотого шитья, что в этом они превзошли даже женщин.

Сигнал к перекличке иногда звучит даже в полночь — для того, чтобы приучить офицеров к быстрому подъему с оружием. В первый раз, услышав звук такого неожиданного перехода от Морфея к Марсу, негр — слуга штабного офицера был так сильно напуган, что закрепил подхвостник лошади своего хозяина на шее, а там, где ему полагалось быть. Ошибка была замечена как раз вовремя, чтобы спасти всадника от насмешек и колкостей.

А вот рядовой — немец — еле держится на ногах — он клянется Фримонтом и «сражается с Зигелем». Слишком много «лагера»[99] — вот беда, и его — счастливого и безмятежного, берут под арест. На самой популярной открытке изображены местный житель и немецкий волонтер, вздымающие вверх кружки с нектаром Гамбринуса, и пожимающими друг другу руки над девизом «Один флаг, одна страна, два пива!»

Вот отряд домашней гвардии в своем «многообразии мундиров». Когда-то к предложению никогда не отправлять британскую милицию за пределы страны, Питт добавил сатирическую оговорку: «Но только в случае вторжения». Поэтому утвердилось мнение, что гвардейцы Миссури очень полезны — но не в бою, и я слышу, как один беспощадный критик называет их «Домашними трусами». Это несправедливо, но их пример — весьма наглядное подтверждение истинности принципа, что для того, чтобы стать отличным и дисциплинированным воином, солдат должен быть как можно дальше от своего дома.

Кэмп-Лилли, раскинувшийся на прекрасном травянистом склоне, является штаб-квартирой командира. И в его палатке, и на телеграфе — когда он отправляет рапорты о происходящих на его территории событиях — или верхом на лошади, лично осматривающего свои полки, вы видите очень элегантного, стройного, невысокого и очаровательного человека, чье назначение так обрадовало Запад. Генерал Фримонт — тихий, уравновешенный и неприхотливый. Его друзья очень серьезны, его враги очень злы. Те, кто знают его только по его ранним подвигам, с удивлением обнаруживают в этом герое все качества настоящего кавалера. Он поражает своей скромностью, невероятной искренностью и рассудительностью.

Его волосы осыпаны серебром, его борода — снегом, хотя лишь два месяца назад она была совершенно коричневой.

И «не от внезапного страха однажды ночью он поседел»[100] — нет, он поседел от беспрестанных трудов и тревог последних двух месяцев — физиологический факт, который доктор Холмс весьма любезно объяснит нам, когда у него будет такая возможность.

Миссис Фримонт тоже сейчас в лагере, но как только армия уйдет, она вернется в Сент-Луис. В ее характере очень много от ее отца. Она обладает таким «великолепным женским достоинством», как голос — такой же, как и у Энни Лори — низким и певучий — более богатый, более благозвучный и насыщенный, чем у любой трагической актрисы. Кроме широкого кругозора и большого ума она обладает интуицией понять мысль без долгих разъяснений и великолепной склонностью к анализу всех мельчайших деталей обсуждаемой темы, что доставляет истинное удовольствие от разговора с этой леди.

Как же редко встречается и как ценна благодать такой задушевной беседы! За всю свою жизнь я не встречал более четырех или пяти прекрасных собеседников. Джесси Бентон Фримонт — одна из немногих, если не сказать, королева беседы.

8-е октября

Армия — 40 000 человек. Генералы Зигель, Хантер, Поуп, Эсбот и Маккинстри, — каждый из них командует своей дивизией.

Зигель — стройный, лицо бледное, носит очки и больше похож на студента, чем на солдата. Перед войной он преподавал в университете.

Хантер — 60 лет, но очень подвижен, прямой и суровый, с лысой головой и венгерскими усами.

Поуп — крепкого сложения, полный, темноволосый и очень солиден.

Эсбот — высокий, нервный, гибкий, прекрасный наездник и исключительно вежлив, и так низко кланяется, что его длинные седые волосы почти касаются земли.

Маккинстри — шесть футов два дюйма, жилистый, мускулистый, широкая грудь, волнистые волосы и черные усы. Он похож на героя мелодрамы, и «Богемцы» называют его «мощным трагиком».

Варшава, штат Миссури, 22-е октября

Недавно назначенный на высокую должность офицер, который ранее в Нью-Йорке занимался торговым бизнесом, за несколько дней добрался до Сиракуз, чтобы передать Фримонту пакет. Он дошел до конца железнодорожной ветки, но затем внезапно вернулся в Сент-Луис. Когда его спросили о причине такого поступка, он дал этот ответ, невероятно дикий и необычный для бригадного генерала и штабного офицера:

— Почему? Потому, что выяснилось, что даже мне нужно ехать верхом!

С двумя коллегами-журналистами четыре дня назад я покинул Сиракузы. Нам предшествовали дивизии Эсбота и Зигеля. Комендант не мог позволить нам идти по этой совершенно обезумевшей и кишащей партизанами стране без сопровождения, и поэтому выделил нам сержанта и еще четырех солдат.

Ужинали мы возле Коул-Кэмп. Местный землевладелец — очень похожий на Фальстафа — рассказал нам, что когда-то здесь несколько дней провели братья Джим и Сэм Коул — они охотились на медведей, и что ручей был назван в память о них. Но вместо ответа на заданный очень серьезно — в чисто «Богемском» стиле — вопрос: «А кого именно из них?», он погрузился в глубокие размышления, из которых так и не вынырнул.