Кентукки был полон противоречий. Измена и Лояльность буквально толкались и пихали друг друга, пребывая в такой странной близости. Если сидя за завтраком, кто-нибудь поднимал глаза от прибывшей 48 часов назад нью-йоркской газеты, он мог заметить, что его ближайший сосед просматривает «The Charleston Mercury». «The Louisville Courier» призывала народ восстать против Правительства. «The Journal», редакция которого находилась буквально по ту сторону улицы, советовал юнионистам вооружаться и объявлял, что любой из них, кто желает приобрести первоклассный револьвер, сможет узнать обо всех его достоинствах у главного редактора. На телеграфном пункте лояльный агент «Associated Press», в процессе подготовки сообщений для Севера, мирно болтал с сецессионистом, который в тот момент приправлял свои новости особо приятными для южного уха приправами. С улицы доносилась громкая речь какого-то юниониста, который выступал за повешение губернатора Магоффина и заявлял, что если он и его друзья-изменники хотят драки, они утонут в собственной крови. И в тот же момент мимо, пошатываясь, проплелся какой-то пьяный с громкими криками: «Ур-ра Джеффу Дэвису!»

А вот несколько бледных и длинноволосых молодых людей — прямо сейчас мятежники отправляют их на Юг. А рядом — отряд жилистых и мускулистых горцев Кентукки и Восточного Теннесси решительно марширует к реке, чтобы присоединиться к лоялистам у Индианы. Два или три гвардейца штата (Сецессия) с ружьями на плечах шагают прямо за тремя гвардейцами Союза — и тоже вооруженными. Просто удивительно, что при таком количестве «горящих фитилей», этот «пороховой склад» — Кентукки — еще не взлетел на воздух.

Несмотря на то, что сецессионистов было очень много, в лояльном и преданном Луисвилле повсюду развевались национальные флаги. Тем не менее, несмотря на то, что люди на клочки порвали появившееся в чьем-то окне знамя Сецессии, они были очень терпимы к мятежникам, которые открыто набирали желающих в свою армию. Представьте себе человека кричащего ура президенту Линкольну и рекламу Федеральной рекрутинговой конторы в любом из городов Конфедерации!

«Истинный губернатор Кентукки, — писала южная газета, — не Берия Магоффин, а Джордж Д. Прентис». Несмотря на свой «нейтралитет», который какое-то время угрожал дотянуть до Страшного Суда, м-р Прентис был шипом во вражеском стане. Его сильное влияние через «The Louisville Journal», ощущалось на территории всего штата.

Посетив его редакционные комнаты, я видел, как стоя возле ужасающей своими размерами кучи разных бумаг, он диктовал текст своей статьи. Много лет назад паралич отнял у него правую руку и вынудил его прибегнуть к помощи секретаря.

Его маленькое округлое лицо обрамлено чуть тронутыми сединой темными волосами, но глаза его блестели так же, как и в молодости, и его речь сверкала такой непринужденностью и остроумием, что он стал самым знаменитым газетчиком в мире. Говорил он тихо и спокойно. В течение девяти месяцев года он работал больше, чем какой-либо иной гражданин штата, очень часто он просиживал за своим столом двенадцать часов подряд, готовя две или три колонки для утреннего номера.

В то время юнионисты Кентукки, выступая только за «нейтралитет», не осмеливались призывать к открытой и бескомпромиссной поддержке Правительства. Когда президент Линкольн впервые воззвал к войскам, «The Journal» осудил его обращение в формулировках, почти достойных «The Charleston Mercury», выразив свое «невероятное изумление и негодование». Кентуккийцы, естественно, подверглись очень суровой критике. Мистер Прентис сказал мне:

— Вы там нас на Севере, не понимаете. Мы так же за Союз, как и вы. Те из нас, кто молятся, молятся за него, те из нас, кто сражается, будут сражаться за него. Но мы лучше наем наших людей. Они требуют очень тонкого обращения. Просто доверьтесь нам и оставьте нас в покое, и вы увидите, как мы постепенно выйдем на верный путь.

Состоявшиеся спустя несколько недель выборы в Сенат штата, продемонстрировали совершенно безосновательную тревогу политических вождей. В Конгресс вернулись представители всех графств от Союза — за исключением лишь одного. После этого штат исправно каждый раз, когда требовалось, посылал свои войска, и, несмотря на робость его вождей, окончательно покорился неумолимым законам войны из-за столь раздражительного вопроса о рабстве.

Я посетил лагерь федеральных войск Кентукки, расположившихся недалеко от Луисвилла на принадлежащем штату Индиана берегу Огайо. Кэмп-Джо Холт раскинулся на высоком, травянистом плато. Ручьи снабжали его чистой водой, а буки, дубы, вязы, ясени, клены и платаны — благодатной тенью. Будущие бойцы лежали на траве, или читали и писали письма в своих палатках.

Генерал Руссо, тоже сидя на траве и поглядывая на кентуккийцев, беседовал с посетителем. Большая голова, прямые, темные волосы и усы, судя по выражению глаз, он готов к действию. Широкая грудь и прямые, мужественные плечи.

Его люди — живые, подвижные парни с серьезными лицами. Большинство из них родом из горных районов. Многие — охотники с малых лет, и уже тогда могли с помощью старого ружья снять с дерева белку. Похоже, Байрон очень точно описал их предков — лесных людей:

История этой бригады вполне обычна по тем временам. Руссо с самого начала отверг «нейтралитет». 21-го мая он так заявил в Сенате Кентукки:

«Если у нас есть правительство, пусть оно прислушивается и учитывает наше мнение. Если фактическое меньшинство намерено подавить волю большинства и лишить нас наших конституционных прав, оно должно быть укрощено — если возможно, мирным путем, а если нет — тогда силой… Позвольте мне заметить вам, сэр, Кентукки не выйдет! Сецессионистам придется очень постараться, чтобы либо напугать его, либо вывести из Союза. Мы были бы очень рады сохранить мир, но мы не можем покинуть созданный нашими отцами Союз. В тот самый момент, когда Кентукки покинет Союз — прольется кровь! Пусть это будет ясно всем».

Борьба между сецессионистами и лоялистами в Легислатуре этого штата была жестокой и долгой. Каждый день происходили какие-то столкновения, поступали тревожные телеграфные сообщения, громкие газетные статьи, и, похоже, именно от них во многом зависело, какие решения он будет принимать.

Жестко настроенных и решительных людей у каждой из сторон было примерно поровну, но было и много так называемых «поплавков», от которых зависел хрупкий баланс. Лоялисты очень нежно ухаживали за ними.

Очень часто сецессионисты предлагали устроить закрытое заседание, но юнионисты неизменно отклоняли эту идею. Руссо прямо заявил, что если Сенат запрет двери, он выломает их. А поскольку он был ростом около шести футов и очень крепкого телосложения, его угроза имела под собой некоторые основания.

Бакнер, Тиглман и Хэнсон[88] — впоследствии генералы армии мятежников — являлись лидерами сецессионистов. Они утверждали, что были лояльными, но на самом деле — коварными и умеющими внушать доверие. Они побудили сотни молодых людей принять решение войти в ряды гвардии штата, созданной ими для вывода Кентукки из Союза, хотя целью ее создания объявили необходимость «обеспечения нейтралитета».

«Права штата» — таков был их лозунг. Сначала — «Для сохранения нейтралитета Кентукки», а в случае, если им навяжут войну — «Во имя Юга в борьбе с Севером». Они весьма искусно сформировали и развили доктрину, согласно которой, на первом месте — верность штату и его интересам, а национальному Правительству — лишь на втором.