Со времени моего последнего визита туда прошло восемь лет. Уже не было второго приступа разочарования, которое мы чувствуем, увидев в первый раз любой объект всемирной славы. В Природе, как и в искусстве, его истинное величие, хотя и кажущееся на первый взгляд ниже идеального совершенства, после этого всегда только возрастает.

Хотя сезон посетителей еще не начался, гарпии уже ждали своих жертв. Выйдите из отеля или поверните за угол, и кто-нибудь из них один мгновенно набросится на вас. Но, невзирая на многочисленность, они были спокойны, а хорошие манеры — даже у этих пиявок — достойны похвалы.

В Фоллсе каждый старается оградить вас от грабительских поползновений всех остальных. Кучер, которому вы платите два доллара в час, торговец, который продает вам индейскую бисерную вышивку вдвое дороже, чем она стоит, гид, который предлагает вам провести вас в те места, которые вы бы предпочли найти без него — каждый настраивает вас против другого, в борьбе за ваше благополучие. И даже мальчик-переросток, который предлагает вам кусок сланца со дна Водопада за два шиллинга, увещевает вас остерегаться их всех вместе взятых.

Когда вы идете по подвесному мосту, ваш компаньон указывает вам на то место на высоте более двухсот над водой, где знаменитый канатоходец Блонден по тонкому канату идет над водопадом с человеком на плечах, готовит воздушный омлет, висит над пропастью на своих ступнях, а также на фоне высокого неба выполняет другие фантастические трюки[62].

С моста вы можете увидеть три участка Большого Водопада. Во-первых, это «Американский водопад», темно-зеленый цвет воды которого перемежается отдельными струями и ярко-белыми барашками вспененной воды. Его гладкая поверхность создает впечатление медленно вращающегося мельничного колеса, а не падающей воды. За густой листвой виден еще один — посредине которого каменной башней расположился Гоут-Айленд. Его вода бела как снег и похожа на огромный замерзший фонтан. Еще дальше находится огромная «Лошадиная подкова», его нижняя часть скрыта за облаками чистого белого тумана.

Здесь, на расстоянии двух миль, Водопад успокаивает вас своей неброской и величественной красотой. Но когда вы выйдете на канадскую сторону и спуститесь вниз к подножию Тэйбл-Рок, к самой воде, вы почувствуете все их великолепие. Вы любуетесь морем снежной пены внизу или радужными оттенками огромных масс падающей воды, водопад гремит и земля дрожит под вашими ногами.

Зимой это зрелище наиболее впечатляет. В то время года, с берега перед «Clifton House», вы смотрите вниз на увенчанные ледяными шапками отвесные скалы, но обледеневшие только до половины, или любуетесь бесконечным и бурным потоком воды, едва заметным из-под туманных облаков алебастровых брызг, навеки покинувших его беспокойное ложе. Сотни белых чаек летают над порогами, а временами опускаются очень низко, чтобы окунуться в несущиеся под ними воды.

Облаченный в жесткий, холодный и водонепроницаемый плащ, великолепным завершением которого является округлый капюшон, вы похожи на эскимоса и чувствуете себя мумией, следуя за гидом по мрачным ледяным лестницам и тропинкам.

Посмотрите вперед на девяносто футов вперед, и вы увидите, как поток переливается за край. Посмотрите на семьдесят футов вниз — и вот он уже исчезает в густом тумане кипящей бездны. Сейчас вы — во дворце Короля Мороза. Лед — лед повсюду, от той скользкой площадки, на которой вы стоите, до огромных сосулек — пятидесяти футов длиной и три фута в диаметре — которые нависают над вами как дамоклов меч.

Восхищение без сравнения нечетко и непонятно. Менее величественная, поскольку она намного меньше, чем неповторимая панорама, которая открывается взору с вершины Пайкс-Пик, эта картина почти такая же впечатляющая, так как начинается прямо с того места, где вы находитесь. И хотя она не так прекрасна, как изысканные залы Мамонтовой пещеры, она восполняет этот огрех своими размерами и широтой обзора.

Страна, раскинувшаяся за окнами вагона «Great Western Railway of Canada», очень похожа на северный Огайо, но у ее людей, несомненно, английские лица. Хорошо одетый фермер и его жена целый день ехали на нашем поезде в вагоне 2-го класса, и нисколько не смущались этим — такое проявление мужества не часто увидишь в Соединенных Штатах.

В зале железнодорожного вокзала в Детройте, на наспех устроенной постели, лежала несчастная — бледная, изможденная, не имеющая сил говорить громче шепота. Ее муж, с его двумя маленькими мальчиками, склонившимися над ней в слезах, сказал нам, что их выгнали из Нового Орлеана, и теперь он вез свою умирающую жену в свой старый дом в штате Мэн. Никто из собравшихся не смог сохранить свои глаза сухими. Тотчас на месте была собрана довольно большая сумма денег, и оскорбленная гордость обездоленной семьи после некоторого убеждения сумела принять ее.

На следующее утро мы приехали в Чикаго. Этот прекрасный город у озера буквально рос на глазах. Многие из самых больших кирпичных и каменных зданий поднимались вверх сразу на пять или шесть футов, благодаря великолепным винтовым механизмам, устроенным рядом с их стенами, в то время как люди постоянно входили и выходили из них и продолжали заниматься своими делами. Очень много сил было потрачено на то, чтобы улицы были должным образом обустроены и дренированы. Этот триумфальный рост огромного мегаполиса, поднявшегося буквально из болота, является одним из чудес современных технологий, на фоне которых даже геологические открытия кажутся тривиальными и само собой разумеющимися.

В мире много загадок, но нет ничего более непостижимого, чем система денежного обращения Запада. Ценные бумаги иллинойских и висконсинских банков, опирающиеся на облигации южных штатов, за несколько недель полностью обесценились, золото подорожало на 20 %. Одна из ценных бумаг банка Иллинойса за 12 часов пребывания в моем распоряжении стала дешевле сразу на 70 %!

В Чикаго я встретил старого друга — он только что прибыл из Мемфиса. Знакомство с лидерами Сецессии некоторое время защищало его, но народ обезумел настолько, что они посоветовали ему, если ему дорога его жизнь, «встать разом с места, без чинов, и уехать»[63].

Мемфисцы отвергали финансовые обязательства перед Севером и с беспрецедентной свирепостью изгоняли любого, кого подозревали в аболиционизме или юнионизме. Более пяти тысячам граждан пришлось в страхе уехать, многие из них стали нищими. Тайный Комитет Безопасности, состоящий из видных граждан, с деспотической жестокостью управлял всем и вся.

Ежедневно пред ним представали несколько десятков подозреваемых, и, если они не смогли оправдать себя, приговаривали к изгнанию с наполовину обритой головой, к порке или к смерти. Хотя по законам всех рабовладельческих штатов негры были лишены права свидетельствовать против белых, эта инквизиция получала требуемые свидетельства. Мой друг не осмелился сказать, что он едет на Север, но купил билет в Сент-Луис, который тогда считался оплотом повстанцев.

Когда пароход проходил мимо Оцеолы, штат Арканзас, он увидел тело подвешенного за ноги человека так, что его было видно с реки. Местный житель сказал ему, что он висит там уже восемь дней, что этот несчастный лишь подозреваемый в махинациях с рабами, был подвешен вниз головой и очень страдал до того, как смерть пришла ему на помощь.

Все пассажиры его переполненного парохода делали вид, что они сецессионисты. Но когда, наконец, при подходе к Кейро они увидели «Звезды и Полосы», сначала один, а за ним и другой, закричали «ура!» Восторг заразителен, и в какой-то момент почти все, многие тяжело дыша и со слезами на глазах, дали выход своим столь долго подавляемым чувствам в одном бурном приветствии Флага Свободы. Из ста пятидесяти пассажиров почти каждый был беженцем-юнионистом.

Широкая сеть железных дорог и телеграф в условиях войны стали большим подспорьем для Севера. Кейро — самый южный город Иллинойса, теперь обзавелся собственным гарнизоном, находящимся под постоянной угрозой быть атакованным войсками неприятеля. Начальник «Illinois Central Railway» (включая все его ветки общей длиной 704 мили) заверил меня, что в течение десяти часов он может привести в движение из каждого пункта дороги четыре мили железнодорожных вагонов[64], способных перевезти 24 000 солдат.