Мужчины начали выбивать трубки и устремились внутрь — перерыв заседания заканчивался. Лоуд пристроилась за группой интересных, приятно смуглых приезжих, попутно запомнила красивые слова «беллиссимо» и «домани»[2] и оказалась в зале. Здесь было тесновато — больше двух тысяч пролетариев. Все захлопали, разноголосо заприветствовали — на трибуну поднялся интересный бородатый мужчина. Из шума и криков Лоуд поняла, что его зовут Карл Маркс. Звучное имя, ничего не скажешь. Мужчины Карлы оборотню попадались неоднократно, вот прозвища Маркс слышать не доводилось. Звучит кратко, но звучно…
Лоуд принялась слушать, было интересно, правда, где-то к середине речи оборотень осознала, что чуть туповата и грамотности не хватает, что огорчило и несколько подпортило впечатление. Но ведь все верно человек говорил. И про жуткие условия труда, и про кооперативное движение, про вруна-казначея и про всякие прочие безобразия. С морскими оборотнями, между прочим, вообще никто до сих пор о десятичасовом рабочем дне не разговаривал. Лоуд аплодировала вместе с залом, всецело поддерживала основную мысль выступления до тех пор, пока речь о заводах не зашла. Конечно, трудящийся оборотень имеет право на эти самые «орудия производства». Но зачем коки-тэно совладельничать этими самыми заводами-фабриками? Там одна вонь и кашель. Нет, тут что-то у мистера Маркса чуть-чуть недодумано. Впрочем, нынче лишь учредительное собрание, вот учредят понадежнее и все детали продумают…
Марксу с чувством поаплодировали, начали выступать другие пролетарии. Лоуд испытала тщеславное желание влезть на трибуну с красивыми резными шарами и сказать что-нибудь умное от лица островного пролетариата, но сдержала ложный порыв. Оборотни — народ скромный, да и сочинить сходу что-то толковое и достойно-длинное не получалось. Эх, учиться нужно.
Речи с трибуны не умолкали, у пре-зид-иума подписывали протокол. Лоуд пробилась туда — оставить о себе память на таком достойном сборище было попросту необходимо. Охрипший лысый мужчина подсунул бумагу и перо — глядя на столбики разномастных подписей оборотень ободрилась — уж явно не самая здесь криворукая. Вывела «О. Лоуд. Представитель островов К-Тэно». Лысун умело промокнул крошечную кляксочку:
— Простите, мистер Лоуд, не совсем понял, откуда вы прибыли?
— Самоназвание, — умело применила красивое слово Лоуд. — Канадский генерал-губернатор наши острова давит, чертт бы его побрал. Но это временно. Мы независимые и отстоим свои права!
Делегаты отнеслись с пониманием, расспрашивали об условиях труда и быта. Лоуд отвечала, что далеко не гладко дело едет, есть трудности в судостроительной отрасли, сальмовую флотилию давно уже менять пора, но где успеешь при таком безразмерном рабочем дне. Есть трудности с оплатой труда, да и с детской смертностью вовсе плохо. Посочувствовали искренне. Подошел Маркс, пожал руку, пожелал успеха. Лоуд поблагодарила и начала пробираться к выходу. Что ни говори, а весьма умные и интересные люди здесь собрались, хорошее дело затеяли.
На улице Лоуд аккуратно завернула памятку в носовой платок и со вздохом спрятала. Даже несколько совестно было уводить у Карла орудие его политического производства, тем более перо было не из дешевеньких. Но должна на островах коки-тэно память об Учредительном собрании остаться или нет? Простит Маркс, он из понимающих и воспитанных людей…
Пришлось задержаться на Дайк-стрит — там взорвался котел автоматона. Лоуд пробилась сквозь толпу зевак, осмотрела место происшествия: взорвавшиеся котлы были отнюдь не редкостью, но каждый раз надеешься на что-то новенькое. К сожалению, пострадавших не имелось, только у автокучера пострадал цилиндр и опалились брови. Поделом — на таком опасном посту надлежит шлем носить, хотя бы и такой смешной как у констебля. Полицейский на месте происшествия тоже имелся — охранял рассыпавшийся груз автоматона. Кстати, плохо охранял. Впрочем, Лоуд черенки для лопат и кирок были ни к чему. Обсудив происшествие с продавцами из галантерейной лавки, и дав пару советов приехавшим ремонтникам, оборотень двинулась домой.
Размышляя о шлеме — все-таки выразительный, хотя и не очень практичный головной убор, имеет смысл раздобыть малоношеный, а лучше вообще новый, — Лоуд дошла до Гринфилд-стрит, завернула в табачную лавку. В животе уже урчало — пора бы и поужинать. Все-таки утомительна эта шпионская жизнь — встаешь затемно, домой лишь в сумерках дотаскиваешься. А платят, по сути, символически. Если в шиллинги перевести, то в неделю всего-то выйдет… Тьфу, не переводится тут ничего — сложновато на «короны» пересчитать. А, пусть Логос возиться, ему все равно делать нечего…
Выйдя из лавки, оборотень чуть не попалась — вороны атаковали с крыши дома напротив, Лоуд успела встретить их тростью, чуть не сшибла одну из птиц — та увернулась, мерзко каркая. Клюнуть или загадить бдительную шпионку птички не успели. Два дня назад, на Кеннон-стрит-роу, Лоуд пришлось куда как хуже. Вот же подлый город с тупыми птицами. Никогда раньше у Лоуд не возникало сложностей с вороньим племенем. Иногда приходилось птичек жрать (ни им, ни оборотню, те трапезы не доставляли большого удовольствия — просто жизненные периоды выдавались такие гадкие, птицеедные). Но что это за внезапная мстительность, да еще в чужом мире⁈ Если все, кого коки-тэнам приходилось когда-то сжирать, начнут на оборотней налетать-напрыгивать, в мире порядка определенно не прибавиться.
В раздражении и вернувшихся мыслях о необходимости приобретения шлема констебля, Лоуд прибавила шагу, хотя уставшие ноги порядком ныли.
Дверь отперла Анди — Лоуд сказала служанке, что погода явно портится — шрам от там-гавка ноет — верный признак, и поднялась по скрипучей лестнице.
Светлоледи сидела за столом, обложенная газетами.
— Отвратительный город! — объявила Лоуд, укладывая на полку цилиндр и приглаживая редеющие волосенки. — И за проезд дерут безбожно.
— Опять вороны? — пробурчала догадливая Светлоледи и сняла одну из газет: под ней обнаружились тарелки с ужином. — Давай, еще теплое.
— Теплое, как же, теплое. У вас дождешься теплого. А что там?
— Четверг нынче — говяжья поджарка с гарниром, сладкий пудинг. И вон твоя пресса ждет
— Ну, ладно, — Лоуд потащилась мыть руки — командирша чуть что начинала орать насчет «заразы» и «не дома гуляешь».
Потом Лоуд жевала поостывшее жаркое и хихикала, читая прессу. Вот что в Лондоне было хорошего, так это «Панч»[3].
За чаем обсудили ситуацию, Лоуд растолковала обстановку у новой станции подземки, объяснила где наблюдательный пункт можно устроить. Светлоледи задавала вопросы, но без этого… эн-туз-иа-зму — по всему чувствовалось, что выполнять задуманное и забираться в самые верха ей не хочется.
— Не пойму, чего ты сомневаешься, — заметила Лоуд, доедая пудинг с сухими фруктами.
— Все эти принцы, герцоги и королевы тоже люди. Главное, поговорить с ними душевно и без суеты
— Я понимаю. Но у меня без суеты не выходит: то у правителей внезапно головы отлетают, то наоборот, их мои ноги вдруг безумно беспокоят.
— Что ж тебе без ног теперь скакать? — Лоуд с отвращением отставила чашку. — Нет, без ног тебе удобней не станет. Успокоиться тебе нужно, вот что, Светлоледя. К примеру, спуститься днем к Анди. Служаночка вполне ладная, нашим сквайром не замызганная…
— Брось трепаться. Не тема для обсуждений.
— Я вовсе не нарываюсь, — с достоинством пояснила Лоуд. — Но и без Логоса очевидно, что через неделю ты ядом начнешь плеваться и невинных оборотней со свету сживать.
— Так уж и очевидно? — угрюмо уточнила командирша.
— Опыт у меня. И нюх.
— Ой, заткнись, пожалуйста. Оно меня еще учить будет.
— Правде рот не запечатаешь. Ладно, если ты к Андромеде спуститься не решаешься, я само к ней схожу. За кофием.
Лоуд спустилась к хозяину, рассказала о страшной катастрофе на Дайк-стрит, где при столкновении взорвались два котла автоматонов, десяток людей искалечило, констебля в больницу увезли — голову ему оторвало, а шлем до сих пор висит, закинутый на карниз, кокардой поблескивает, в него вороны гадят. Обсудили вред автоматонов и неудачную работу полиции, Лоуд плавно перешла на тему бракованных дирижопельных обшивок — по слухам в ноябре летательные аппараты начнут десятками на улицы рушиться — сквайр Ивеи судорожно вспомнил, что у него письма не дописаны и смылся в свою комнату. Лоуд завела разговор со служанкой о ценах на сахар, Андромеда поклялась, что если мистер Бёртон ее отвлекать не станет, кофе мгновенно сварится. Довольная Лоуд поднялось к себе:
