— Я плохой человек, который совершал плохие поступки, детка, — грубо сказал я, протягивая свободную руку, чтобы заправить прядь ее светлых волос за ухо. — И что-то во мне останавливает меня от чувства вины из-за этого. Что-то во мне процветает на кровопролитии и причинении боли другим. Так что, если ты надеешься спасти меня, тогда я предлагаю тебе сдаться сейчас. Для меня нет искупления. Черт, я даже не хочу искупления. Я согласен со своими грехами, и я согласен со своей порочностью. Так что, если ты ищешь кого-то, кого можно спасти, то я не тот вариант.

— Я не ищу кого-то, кого нужно спасать, Киан, — мрачно сказала она, поднося мою руку к своим губам и прикасаясь ими к моим окровавленным костяшкам пальцев.

Мое сердце бешено колотилось, когда она по очереди покрывала поцелуями костяшки моих пальцев, вид моей крови, размазывающейся по ее губам, заставлял все мое тело ныть от грубого желания завладеть ее плотью и предать ее разрушению.

— Тогда чего ты хочешь от меня? — Потребовал я ответа, потому что незнание доводило меня до гребаного безумия.

Она посмотрела на меня снизу вверх, ее язык замедлил облизывание нижней губы, когда она почувствовала вкус моей крови.

— Я не знаю, — выдохнула она.

Мой взгляд остановился на ее губах, и я обхватил ее шею руками, мои пальцы сомкнулись на ее горле, когда я приподнял ее подбородок и наклонился так близко, что наши губы почти соприкоснулись. Я так сильно хотел ощутить вкус своей крови на ее языке, что жаждал этого. Это было порочно, извращенно и мрачно, но я никогда не отрицал, что являюсь всем этим. Я просто не хотел опускать ее до своего уровня, хотя знал, что она заслуживает лучшего.

— Тебе следует научиться держаться от меня подальше, Татум Риверс, — сказал я низким голосом, когда моя хватка на ее горле немного усилилась. Это была не угроза, просто правда. — Я тебе не подхожу. И я также недостаточно хорош, чтобы постоянно предупреждать тебя. В один прекрасный день я не собираюсь сдерживаться. Я приму это предложение в твоих глазах и надругаюсь над твоей плотью всеми темными способами, которых ты жаждешь. И как только я сделаю тебя своей, я больше никогда не отпущу. И тогда я никогда не прощу себе, что развратил тебя.

Я схватил ее за горло, чтобы оттолкнуть от себя достаточно сильно, чтобы увеличить расстояние между нами, затем повернулся и зашагал обратно к свету костров.

Но не успел я сделать и трех шагов, как камень ударил меня прямо в спину.

— Ты не можешь просто продолжать делать это дерьмо со мной, Киан Роско, — крикнула Татум, и я обернулся, чтобы обнаружить, что она смотрит на меня глазами, полными огня, и сжимает в кулаке камень.

— Что делать? — Спросил я, чувствуя, как мою кожу покалывает от злости из-за гребаного камня.

— Притягивать меня, а потом отталкивать. Наклоняешься, как будто собираешься поцеловать меня, а потом отвергаешь, как будто я была той, кто хотел этого в первую очередь, — отрезала она.

— А разве нет? — Самоуверенно спросил я. — Потому что с того места, где я стоял, казалось, что ты позволишь мне привязать тебя к тому дереву и трахать до тех пор, пока ты не сможешь ходить прямо.

Она бросила камень так внезапно, что я даже не успел уклониться в сторону, прежде чем он попал мне в плечо, ударив достаточно сильно острым краем, что рассек кожу и хлынула кровь.

— Не делай этого, — предупредил я низким рычанием.

— Или что? — Насмешливо спросила она, наклоняясь, чтобы поднять с земли у своих ног еще два камня.

— Ты не захочешь это выяснять.

— Может, и хочу, — прошипела она. — Может быть, я хочу выступить против великого Киана Роско и доказать, что я могу опрокинуть тебя на спину и оставить истекать кровью в грязи.

— Не делай угроз, которые не сможешь выполнить, — прорычал я, и она бросила еще один камень.

Мне удалось увернуться, чтобы избежать удара, но третий ударил меня в грудь, и ярость разлилась по моей крови от того места, куда он попал.

Я направился к ней, намереваясь схватить ее, перекинуть через плечо и оттащить обратно в Храм для какого-нибудь наказания, но она замахнулась на меня в тот момент, когда я подошел ближе.

Я почувствовал вкус крови, когда моя голова повернулась набок, и что-то щелкнуло у меня в мозгу, когда она снова замахнулась на меня.

Я позволил ей нанести удар, поймав меня апперкотом, от которого у меня зазвенело в голове, прежде чем я прижал ее спиной к огромному дубу, достаточно сильно, чтобы причинить боль.

— Не надо, — предупредил я низким рычанием, но она просто снова бросилась на меня, ее костяшки пальцев врезались мне в ребра, и боль пронзила все мое тело.

Я боролся, отражая ее удары, свирепо глядя на нее, когда она с яростным рычанием оттолкнула меня.

— Черт возьми, детка, ты такая горячая, когда злишься, — промурлыкал я, и ярость в ее глазах сказала мне, что ей это, блядь, совсем не нравится.

— Ты такой придурок, Киан. Ты ведешь себя так, будто думаешь, что твой член — это Святой Грааль, и все должны просто выстраиваться в очередь, чтобы отведать его волшебных вод.

— Ну, мы оба знаем, что ты была бы в начале очереди, если бы я начал раздавать билеты, — съязвил я.

Ее ладонь метнулась к моему лицу, и она ударила меня так сильно, как только могла, отчего моя голова мотнулась вбок.

Я тут же отвесил ей пощечину, и ее губы приоткрылись от удивления, когда на ее щеке появился розовый отпечаток моей руки.

— В чем дело, детка? — Спросил я. — Ты можешь выдавать это, но не можешь принять взамен? Ты даешь мне пощечину, как маленькая сучка, и тебе лучше поверить, что я дам тебе пощечину в ответ.

— Еще раз назовешь меня маленькой сучкой, и я тебя уничтожу, — прошипела она.

— Ты хочешь продолжать в том же духе, когда на тебе меньше одежды? — Спросил я, слизывая кровь с разбитой губы. — Секс на почве ненависти между нами был бы достаточно горячим, чтобы разжечь лесной пожар.

— Я думала, ты не трахаешь девчонок из школы? — Прорычала она, и я понял, насколько сильно это мое маленькое правило ее взбесило.

— Я могу просто наклонить тебя и представить кого-то другого, — ответил я с дразнящей ухмылкой, которую, как я надеялся, она тут же сотрет с моего лица.

— Пошел ты.

— Да, пожалуйста.

— Я бы не прикоснулась к твоему члену, даже если бы это была бузинная палочка, а Волан-Де-Морт преследовал нас сквозь гребаные деревья.

— Еще раз, — сказал я.

— Что? — Спросила она.

— Ты хочешь сказать, что не стала бы снова прикасаться к моему члену, даже если бы это была бузинная палочка и…

Кулак Татум врезался мне прямо в челюсть, и я рассмеялся, когда боль пронзила кость. Девушка действительно знала, как нанести удар, и если это не было самой горячей еблей, которую я когда-либо видел, то я не знал, что это было.

Она попыталась приблизиться, но я оттолкнул ее, используя грубую силу, чтобы прижать спиной к дубу.

— Я не хотел тебя обидеть, детка, — поддразнил я, когда она зарычала на меня. — И я бы на самом деле не стал притворяться, что ты кто-то другой, пока я трахал тебя. Я с радостью нарушу все твои и свои правила, только чтобы увидеть выражение твоих глаз, когда я наполню тебя и заставлю кричать о моем…

— Это ты будешь выкрикивать мое имя, придурок. И как только я получу от твоего тела то, что хочу, я оставлю тебя в твоем одиноком маленьком существовании и совсем забуду о тебе.

Ой.

Она снова замахнулась на меня, и я поймал ее кулак своей хваткой, оскалив зубы, одновременно схватив и другую ее руку.

Она позволила мне поймать его, а затем ткнулась лбом мне в нос. Я выругался, когда удар застал меня врасплох, отступая на шаг назад и давая ей пространство, необходимое, чтобы схватить меня.

Моя спина сильно ударилась о землю, и я выругался на нее, когда она вырвала свои руки из моей хватки и начала наносить удары. Она не сдерживалась, и ее удары были чертовски жестокими, когда они врезались мне в ребра. Я был совершенно взбешен, тверд как камень, в ее власти и не мог позволить ей победить.