Я подвел Татум к алтарю, сбросив стопку книг, аккуратно сложенных на нем Сэйнтом, на пол, и подал ей руку, чтобы она залезла на него.

Киан схватил диван и повернул его лицом к ней, нервно закусив губу, и Сэйнт упал на место в самом центре, как только Киан опустил его.

Я взял несколько бутылок пива и стакан водки для Сэйнта, затем подошел к панели на стене, чтобы выбрать для нее какую-нибудь музыку.

— У тебя есть что-нибудь на примете, Татум? — Небрежно спросил я, когда она поправляла большой шлем на голове.

— «U+ Ur Hand» от P!NK, — мгновенно ответила она, и я рассмеялся, оказав ей услугу, включив ее.

Она начала танцевать под музыку, изначально явно не стремясь к сексуальности, устроив грандиозное шоу, сняв шлем и разметав свои светлые волосы по всей голове. Но я был готов поспорить, что она забыла о том факте, что чем больше она прыгала, тем больше задиралась майка, давая нам возможность мельком увидеть маленькие голубые трусики, обтягивающие ее круглую попку.

Она некоторое время танцевала со шлемом, затем запустила им в Киана с достаточной силой, чтобы ударить его в грудь, когда он поймал его, но он только рассмеялся.

Она долго теребила майку вверх-вниз по бедрам, прежде чем снять и ее, и Сэйнт наклонился вперед на своем сиденье, жадно наблюдая за ней. Она швырнула в меня майку, за ней быстро последовали наплечники, которые чуть не ударили Сэйнта по лицу.

Мое сердце бешено колотилось, когда я наблюдал за ней, мы трое были полностью очарованы этим прекрасным созданием, которое случайно вошло в нашу жизнь и все изменило.

Когда Татум повернулась, чтобы посмотреть в нашу сторону в одном нижнем белье, она внезапно закричала, указывая поверх наших голов на что-то позади нас, и прижала руки к груди, чтобы прикрыться.

— Там кто-то есть! — Крикнула она.

Я вскочил со своего места и обернулся, чтобы выглянуть в окно над кухней, мое сердце бешено колотилось.

Мне показалось, что я уловил какое-то движение, и я, зарычав от ярости, бросился к двери. Киан и Сэйнт были прямо рядом со мной, но мы все еще не передвинули гребаный обеденный стол, и это замедлило нас, когда Киан оттаскивал его от двери.

Я даже не побеспокоился об обуви, когда выбежал в шторм, готовый убить того, кто, черт возьми, подглядывал в наши гребаные окна за нашей девушкой.

Сэйнт оттолкнул меня в сторону, но я был быстрее его и первым добрался до окна.

Там никого не было, но на грязной земле виднелись свежие отпечатки ботинок.

— Выходи сейчас же, и, возможно, мы тебя не убьем! — Киан взревел.

Ярость, раскаленная добела и совершенно ослепляющая, поглотила меня, когда я попытался пойти по следам, оставленным тем, кто, черт возьми, здесь был. Но после того, как мы ранее обежали весь Храм снаружи, а также из-за сочетания темной ночи и обрушивающегося на нас шторма, было невозможно сказать, куда они вели.

— Возвращайся на тропинку, — приказал Сэйнт Киану. — Я обойду здание и позвоню Монро, чтобы он притащил свою задницу к общежитиям и присмотрел, не вернется ли кто-нибудь туда. Блейк, останься с Барби и проследи, чтобы к ней никто не приближался.

У меня внутри все сжалось от его слов, и я резко обернулся, понимая, что мы только что оставили ее внутри одну с этой гребаной открытой дверью.

Я обошел здание и широко распахнул дверь, оказавшись лицом к лицу с Татум, которая замахивалась на меня чертовым мясницким тесаком, выглядя так, словно была более чем готова пустить его в ход.

— Ты поймал его? — Спросила она, опуская оружие, когда заметила меня.

Я покачал головой, захлопывая за нами дверь и снова запирая ее. Она натянула мою майку обратно поверх своего нижнего белья, пятна грязи, разбрызганные по всему телу, контрастировали с ее чистой кожей.

— Нет. Но остальные все еще где-то там. Они не прекратят охоту, пока не найдут его и не разорвут на части.

— Я хочу сама отрезать ему гребаные яйца за то, что он так напугал меня, — прошипела она.

— Так и будет, милая, — пообещал я. — И из них ты тоже можешь со вкусом сделать ожерелье.

Она издала звук, который был наполовину смехом, наполовину рыданием, и прижалась ко мне, когда я потянулся, чтобы заключить ее в свои объятия.

— Не давай ему ни минуты своего страха, — прорычал я. — Ночные Стражи были созданы, чтобы защищать людей от таких парней, как этот. И мы были созданы, чтобы защищать тебя больше всего.

— Я могу сама о себе позаботиться, — запротестовала она свирепым рычанием.

— Я тоже могу, — ответил я. — Но это не значит, что мне не нравится знать, что моя семья прикрывает мою спину. Всегда. И у нас есть твоя тоже, Татум. Ни на секунду не думай, что это не так.

Она посмотрела на меня с огнем в глазах, и мне чертовски понравился этот ее взгляд. Она не боялась. Она была чертовски зла. Она хотела крови так же сильно, как и я, и если это не было самой горячей чертой в ней, то я не знаю, что было.

Я наклонился и захватил ее губы своими, прежде чем успел подумать об этом, и она растаяла в моем поцелуе с голодным стоном.

— Прости меня, — пробормотал я ей в губы. — За все то дерьмовое дерьмо, которое мы натворили. За то, что это моя вина. За то, что обвинил тебя, хотя это была не ты. И за пистолет… гребаный пистолет…

— Этого недостаточно, — прорычала она, снова целуя меня и таща в мою комнату.

— Я знаю, — ответил я, прижимая ее к двери и обхватывая ладонями ее груди через грязную материю, которая прикрывала ее. — Позволь мне попытаться загладить свою вину перед тобой.

— Этого все равно будет недостаточно.

— Я знаю.

Она взялась за дверную ручку позади себя и повернула ее так, что мы, спотыкаясь, ввалились внутрь. Ее губы были горячими и жаждущими прижаться к моим, ее руки зарылись в мои волосы, а ногти впились в мою кожу, когда она грубо схватила меня.

Вся страсть, которая была у нас в первый раз, когда мы были вместе, все еще была между нами, но теперь к ней добавилось что-то более грубое. Стена, которую она воздвигла между нами, и я знал, что у меня нет шансов пробить ее в ближайшее время. Эмоции, которые она испытывала ко мне раньше, теперь были заперты. Возможно, исчезли совсем. И я не знал, есть ли у меня хоть какой-то шанс вернуть их.

Но если она хотела какую-то часть меня, то я был готов позволить ей это получить. Потому что иногда она казалась мне одной из немногих вещей, удерживающих меня на плаву в водовороте моей испорченной жизни, и мне просто хотелось цепляться за нее, пока я не утону.

Я пинком захлопнул за собой дверь своей спальни и повел ее обратно к кровати, поглощая ее поцелуи, пока она сильнее впивалась ногтями.

— Тебе нравится причинять мне боль? — Я спросил ее, на самом деле не обращая на это внимания, но желая знать, есть ли у меня хоть какой-то шанс на искупление. — Ты сейчас испытываешь ко мне что-нибудь, кроме ненависти?

— Я не знаю, — выдохнула она. — Мне неприятно видеть, как ты страдаешь. И я хочу, чтобы ты еще больше страдал от моих рук.

Я просунул пальцы под подол своей футбольной майки и, поймав край ее трусиков, стянул их с ее бедер, прежде чем сбросить на пол.

— Тогда накажи меня, — согласился я. — Делай все, что в твоих силах. Так часто, как захочешь. Пока ты не решишь, что я заплатил достаточно.

— Я не знаю, возможно ли это.

Я оттолкнул ее назад, так что ее задница ударилась о кровать, и заставил ее сидеть на краю, когда я опустился перед ней на колени.

Ее руки сжались в кулаки под одеялом по обе стороны от ее задницы, когда я раздвинул ее бедра, заставляя майку задраться так, чтобы я мог видеть все, что меня ожидало.

Я снова поднял взгляд к ее голубым глазам, когда скользнул рукой между ее ног, застонав, когда обнаружил, что она горячая и влажная для меня. Вздох сорвался с ее губ, и я продолжал наблюдать за ней, скользя пальцами взад-вперед, дразня ее отверстие и кружа по ее клитору, пока она не начала задыхаться для меня.

Я продолжал движения, когда она начала стонать, прикусив губу, когда она подалась бедрами вперед в молчаливом требовании большего.