— Ммм? — С высоты океан кажется неподвижным.

— Когда мы приземлимся, — начинает он, затем делает долгую паузу.

Пауза настолько долгая, что я отталкиваюсь от холодного стекла. — Ой, — всё тело затекло от того, что не двигалась часами, поэтому я пытаюсь размять шею в тесной кабине, стараясь нечаянно не нажать кнопку катапультирования. — Всё болит.

Когда я выпрямилась, выгнув перед этим спину, его взгляд на меня оказался настолько пристальным, что нельзя было не принять его за осуждающий.

— Что? — спросила я, обороняясь.

— Ничего, — он слишком быстро повернулся обратно к панели управления.

— Ты сказал «когда мы приземлимся»?

— Ага.

— Ты же понимаешь, что это не предложение, верно? Просто временное придаточное предложение.

Его бровь приподнимается. — Теперь ты ещё и лингвист?

— Просто полезный критик. Что произойдёт, когда мы приземлимся?

Он проводит языком по внутренней стороне щеки.

— Ты собираешься мне сказать?

Он кивнул. — Мне нужно передать Эмери и её людям послание о том, что ты — часть моей стаи, и любая агрессия в твою сторону не допустима. И не только словесное послание.

— Ты сказал, что сделаешь это, пометив меня, верно? — Что бы это ни значило. Мигающие огни взлётно-посадочной полосы приближаются, и от турбулентности меня тошнит. Я перевожу взгляд на Лоу. — Мне не нужно наскоро читать «Архитектура для чайников» и делать вид, что я могу отличить готику от ар-деко?

Он поворачивается ко мне с каменным лицом. — Ты шутишь?

— Пожалуйста, смотри вперёд.

— Ты же можешь, да? Ты способна отличить…

— Муж, дорогой, глубоко внутри ты знаешь ответ на этот вопрос, и, пожалуйста, смотри на дорогу, когда сажаешь самолёт.

Он поворачивается обратно. — Это связано с запахами, — говорит он, явно заставляя себя сменить тему.

— Ну, естественно. А с чем ещё? — он держался молодцом. Кажется, он больше не реагирует на мой запах. Может, дело в частых ваннах. Может, он привыкает ко мне, как Серена, когда жила рядом с рыбным рынком. К концу аренды рыбный запах стал казаться ей почти успокаивающим.

— Если мы будем пахнуть одинаково, это послужит им тем посланием.

— Значит, ты будешь пахнуть, как собачья пасть? — шучу я.

— Именно это я и собираюсь сделать, — его голос хриплый.

— Сделать что?

— Сделать так, чтобы ты пахла… — самолёт мягко касается земли, — мной.

Мои руки сжимают подлокотники, когда мы мчимся по взлётно-посадочной полосе. Меня охватывает ужас, в голове расцветают сценарии того, как мы врезаемся в здание в конце полосы. Постепенно мы замедляемся, и… постепенно слова Лоу оседают как пыль.

— Тобой?

Он кивает, занятый какими-то финальными манёврами. Я замечаю небольшую группу людей, собравшихся у ангара. Приветственная делегация Эмери, готовая нас растерзать.

— Я не против. Делай с моим телом что хочешь, — рассеянно говорю я, пытаясь угадать, кто из них с большей вероятностью бросит в меня зубчик чеснока. — Только предупреждаю, Серена часто жалуется, какая я холодная и неприятная на ощупь. Эта разница в три градуса имеет своё значение.

— Мизери.

— Серьёзно, мне всё равно. Делай что хочешь.

Закончив с манёврами, он отстёгивает ремень и оценивает оборотней, ожидающих нас. Их пятеро, и они кажутся высокими. С другой стороны, я тоже. Как и Лоу.

— Если они нападут на нас…

— Не нападут, — перебивает он меня. — Не сейчас.

— Но если нападут, я могу помочь…

— Знаю, но я могу разобраться с ними сам. Пойдём, у нас не так много времени, — он берет меня за запястье, втаскивая в главный салон — он больше кабины пилотов, но всё равно слишком тесный для того, как мы стоим друг перед другом. — Я собираюсь…

— Делай что хочешь, — я вытягиваю шею, пытаясь разглядеть оборотней через иллюминаторы. Некоторые из них действительно в волчьем обличии.

— Мизери.

— Просто поторопись и…

— Мизери, — его приказный тон заставил меня резко повернуться к нему. Между его бровей залегла сердитая складка. — Мне нужно твоё чёткое согласие.

— На что?

— Я собираюсь пометить тебя традиционным способом оборотней. Это подразумевает трение моей кожи о твою. И языка тоже.

А. А.

Меня пронзает электрический ток, растекающийся волной возбуждения. Я справляюсь с этим единственным доступным мне способом: смехом.

— Серьёзно?

Он кивает, серьёзный, как зыбучий песок.

— Как облизанный палец в ухо?

Его рука поднимается к моей шее.

Замирает.

— Можно мне прикоснуться к тебе? — он спрашивает разрешения, но в его голосе нет ни тени неуверенности или колебаний. Я киваю. — У оборотней есть пахучие железы — вот здесь, — проводит подушечкой большого пальца по ложбинке с левой стороны моего горла. — И здесь. — С правой стороны. — И здесь, — его рука обхватывает мою шею, ладонь прижимается к затылку. — И на запястьях тоже.

— Ох, — я прочищаю горло. И борюсь с желанием заёрзать, потому что я чувствую… понятия не имею что. Всё дело в том, как он смотрит на меня. Его бледными, пронзительными глазами. — Это, эм, увлекательная лекция по анатомии, но… Вот, чёрт. Зелёные метки, на нашей свадьбе! Но у меня…

— У тебя нет пахучих желёз, — говорит он, словно я более предсказуема, чем налоги, — но у тебя есть точки пульса, где кровь приливает ближе к поверхности, и тепло…

— … усилит запах. Мне знакома вся эта тема с кровью.

Он кивает и смотрит мне в глаза в ожидании, пока не понимает, что я понятия не имею, чего он ждёт. — Мизери. У меня есть твоё разрешение?

Я могла бы сказать «нет». Я знаю, что я могла бы сказать «нет», и он, вероятно, просто нашёл бы другой способ защитить меня — или погибнуть, пытаясь, потому что он такой парень. И, возможно, именно поэтому я киваю и закрываю глаза, думая, что это пустяк.

Но вскоре я понимаю, что это не так.

Всё начинается с тепла, которое окутывает меня, когда он подходит ближе. Слабый, приятный аромат его крови заполняет мои ноздри. Затем следует прикосновение. Сначала его рука ложится мне на челюсть, удерживая меня на месте и поворачивая голову вправо, а затем… его нос, кажется. Он ластится к моей шее, опускается носом вниз по моей шее, двигаясь туда-сюда в том месте, где пульс сильнее всего. Он вдыхает один раз. Ещё раз, глубже. Затем снова поднимается вверх, его колючая челюсть щекочет мою кожу.

— Нормально? — спрашивает он низким рокотом.

Я киваю. Да. Нормально. Даже больше, чем нормально, хотя я и не смогла бы объяснить, как и почему. Из моих уст вырывается «Прости».

— Прости? — это слово вибрирует по моей коже.

— Потому что… — колени начинают подгибаться, приходится их напрячь. Всё равно чувствую, что могу потерять равновесие, поэтому слепо тянусь вверх. Нахожу плечо Лоу. Хватаюсь за него мёртвой хваткой. — Я знаю, тебе не нравится мой запах.

— Я чертовски обожаю твой запах.

— Значит, ванны всё-таки сработали… Ох.

Когда он сказал про «язык», я ожидала… не того, что его губы разойдутся у основания моего горла, после чего последует мягкое, протяжное облизывание. Потому что это похоже на поцелуй. Как будто Лоу Морленд медленно целует мою шею. Проводит по ней зубами и заканчивает лёгким покусыванием.

Я едва не стону. Но в последний момент мне удаётся сдержать хныкающий, горловой звук, и…

Боже. Почему то, что он делает, так феноменально приятно?

— Для тебя это так же странно, как и для меня? — спрашиваю я, пытаясь скрыть нарастающее в животе волнение. Потому что по низу живота, словно разлитая вода, растекается томление, готовое вот-вот перерасти в неугасимый пожар. От этого у меня возникают мысли о крови, прикосновениях… и, возможно, о сексе. И пока моё тело охвачено этим волнением, я в ужасе, что он сможет учуять эти изменения.

Учуять меня.

— Нет, — рычит он.

— Но…

— Это не странно, — Лоу поднимает голову от мой шеи. Я так близка к тому, чтобы умолять его вернуться и сделать это ещё раз, но он просто переходит на другую сторону, и я чуть не визжу от облегчения. На этот раз его ладонь полностью обхватывает мою затылочную часть, и несколько мгновений он поглаживает кончик моего уха большим пальцем, медленно и благоговейно выдыхая, будто моё тело — драгоценная, прекрасная вещь. — Это идеально, — говорит он, а затем его рот снова опускается вниз.