И всё же, даже Серена не могла заткнуться о том, как невероятно, что Оуэн, с его смуглой кожей и уже начинающей лысеть макушкой, вообще является моим родственником. Всё потому, что я похожа на отца, а он… ну, я полагаю, он похож на мать. Трудно сказать, поскольку, похоже, ни одной её фотографии не сохранилось.

Но какими бы ни были различия между мной и Оуэном, те месяцы, проведённые вместе в утробе матери, должно быть, оставили на нас какой-то след. Потому что, несмотря на то, что мы росли, общаясь реже, чем пара приятелей по переписке, похоже, мы всё же понимаем друг друга.

— Помнишь, когда мы были детьми? — спрашиваю я. — И отец брал нас в лес, чтобы посмотреть, как садится солнце, и почувствовать, как наступает ночь?

— Конечно. — Ни отец, ни армия нянечек, которые за нами присматривали, никогда ничего подобного не делали. — Я часто об этом думаю.

— Я вспоминала то, что говорил отец. По типу: Та вещь, которую я потеряла. У тебя есть какие-нибудь новости о ней? — я плавно перехожу с английского на Язык, следя за тем, чтобы не менять интонацию. Мик поднимает глаза от телефона, скорее любопытствуя, чем подозревая.

— А, да. Ты раньше смеялась минутами напролёт и говорила: У меня никаких. Она не вернулась в свою квартиру. Мне сообщат, если это произойдёт.

— Но потом ты злился, потому что мы с отцом не обращали на тебя внимания, и уходил куда-то один, бормоча о самых странных вещах. Дай мне знать, если что-то изменится. Ты разговаривал с девушкой-залогом от оборотней? Она что-нибудь упоминала о Лоялистах?

Он кивает и довольно вздыхает. — Знаю, ты никогда не поверишь, но я всегда говорю: Я с ней не общаюсь. Но я постараюсь что-нибудь выяснить. Отец всегда любил тебя больше, дорогая.

— О, дорогой. Думаю, он любит нас одинаково.

Вернувшись в комнату, я достала ноутбук, раздумывая, не стащить ли мне Wi-Fi чип с чьего-нибудь телефона. Я немного повозилась, написав гибкий скрипт для сканирования серверов оборотней, которыми мне, возможно, никогда не удастся воспользоваться. Как всегда во время программирования, я потеряла счёт времени. Когда я отрываю взгляд от клавиатуры, луна высоко, в комнате темно, и передо мной стоит маленькое, жуткое существо. Оно было одето в леггинсы с совами и шифоновую пачку, и смотрело на меня, как призрак минувшего Рождества.

Я взвизгнула.

— Привет.

Мамочки. — Ана?

— Привет.

Я хватаюсь за грудь. — Какого чёрта?

— Ты играешь?

— Я… — я бросаю взгляд на свой ноутбук. Сказать: «Похоже, я создаю схему управления и обработки» было бы совсем не к месту. — Ага. Как ты сюда попала?

— Ты всегда задаёшь одни и те же вопросы.

— А ты всегда залезаешь сюда. Каким образом?

Она указывает на окно. С хмурым видом я подхожу к нему и, опираясь на подоконник, выглядываю наружу. Раньше я уже осматривала его в своих отчаянных поисках возможности несанкционированного шпионажа. Спальни находятся на втором этаже, и я несколько раз проверяла, смогу ли я спуститься вниз (нет, если только меня не укусит радиоактивный паук, и у меня не появятся присоски на пальцах) или спрыгнуть (не сломав при этом шею). Мне никогда не приходило в голову посмотреть… вверх.

— Через крышу? — спрашиваю я.

— Да. У меня забрали ключ.

— Твой брат знает, что ты лазаешь по крыше, как обезьяна-паук?

Она пожимает плечами. Я тоже пожимаю плечами и возвращаюсь к кровати. Не то чтобы я собиралась настучать на неё. — А что это? — спрашивает она.

— Что?

— Обезьяна-паук. Это паук, который выглядит как обезьяна, или обезьяна, которая выглядит как паук?

— Мм, не уверена. Дай-ка я загуглю и… — я кладу ноутбук на колени, а потом вспоминаю о ситуации с Wi-Fi. — Блять.

— Это плохое слово, — говорит Ана, хихикая восторженно и заразительно, отчего я чувствую себя гением импровизации. Она приятная компания. — Как тебя зовут?

— Как тебя зовут?

— Мизери.

— Мирези.

— Мизери.

— Да. Мирези.

— Это не… но ладно.

— Можно поиграть с тобой? — она с жадностью смотрит на мой ноутбук.

— Нет.

Её красивые губки обиженно изогнулись. — Почему?

— Потому что. — Во что мы вообще будем играть? В деление столбиком?

— Алекс разрешает мне играть.

— Алекс? Тот блондин? — я не видела его с того инцидента с Максом. Предполагаю, это записали как «произошло под его присмотром», и его убрали из ротации тюремщиков.

— Да. Мы угоняем машины и общаемся с красивыми девушками. Но Алекс говорит, что Джуно не должна знать.

— Ты играешь в «Grand Theft Auto» с Алексом?

Она пожимает плечами.

— Это разве подходит для… трёхлетней?

— Мне семь, — гордо заявила она, при этом подняв шесть пальцев.

Я решила закрыть на это глаза. — Не буду лгать, я очень горжусь, что попала в диапазон твоего возраста.

Ещё одно пожимание плечами — похоже, это её стандартный ответ. Честно говоря, это очень похоже на меня. Она устраивается на кровати рядом со мной, и я на мгновение испугалась, что она может описаться. У неё есть подгузник? Она приучена к туалету? Может, мне её ещё и отрыгнуть?

— Я хочу поиграть, — повторяет она. Я не мягкотелая. Прожив первые восемнадцать лет своей жизни, подчиняясь длинному списку весьма неопределённых ожиданий других, я отточила напористость. У меня нет проблем с тем, чтобы сказать твёрдое, окончательное «нет» и больше никогда не возвращаться к просьбе. Поэтому, должно быть, у меня действительно серьёзное поражение мозга, когда вздыхаю, открываю свой редактор и быстро пишу на JavaScript игру, похожую на «Змейку».

— Она образо… Образова…? — спрашивает она, после того как я объяснила, как в неё играть.

— Образовательная.

— Джуно говорит, что важно, чтобы игры были образова…

— Не знаю, образовательная ли она, но по крайней мере, в ней не совершается никаких серьёзных преступлений.

В том, как она мягко и доверчиво прижимается ко мне, есть что-то обезоруживающее, словно наши народы последние пару столетий не охотились друг на друга ради развлечения. Её язычок высовывается между зубов, когда она пытается схватить яблоки, и когда тёмная прядь волос падает ей на правый глаз, я ловлю себя на том, что мои пальцы зависли прямо там, с желанием заправить её за ухо.

— Блин, — бормочу я, отдёргивая руку.

— Что?

— Ничего, — в ужасе зажимаю руки между спиной и стеной. Кажется, будто уже глубокая ночь, когда Ана зевает и решает, что пора возвращаться в свою комнату. — Меня и так заждалась моя кошка.

Секундочку. — Твоя кошка?

Она кивает.

— А твоя кошка случайно не серая, длинношерстная, с приплюснутой мордой?

— Да. Её зовут Искорка.

О, чёрт. — Во-первых, это он.

Она хлопает глазами. — Тогда его зовут Искорка.

— Нет, его зовут чёртов кот Серены.

Выражение лица Аны становится жалостливым.

— И вообще-то он мой кот. — Серены. Неважно.

— Не думаю.

— Ты же понимаешь, что он появился, когда я приехала.

— Но он спит со мной.

Ага. Вот куда он всё время пропадает.

— Только потому, что он меня ненавидит.

— Тогда, может, он и не твой кот, — говорит она с деликатной мрачностью терапевта, сообщающего, что у меня нет диагностируемого расстройства, я просто стерва.

— А знаешь что? Мне всё равно. Разбирайтесь с Сереной сами.

— Кто такая Серена?

— Моя подруга.

— Лучшая подруга?

— У меня только одна, так что… да?

— А у меня лучшая подруга — Миша. У неё рыжие волосы, и она дочь лучшего друга моего брата, Кэла. И Джуно её тётя. А ещё у неё есть младший брат, его зовут Джексон, и младшая сестра, а её зовут…

— Это не «Братья Карамазовы», — перебиваю я, — мне не нужно генеалогическое древо.

— …Джолин, — продолжает она, невозмутимая. — Где Серена?

— Она… Я пытаюсь её найти.

— Может, мой брат сможет тебе помочь? Он очень хорошо умеет помогать людям.