— Да, пожалуйста, Боже!
— Хорошо, детка, я понял тебя, — говорит он, затем его рука двигается, большой палец поглаживает мой клитор и даёт мне последнюю стимуляцию, которая нужна, чтобы я взорваться, выкрикивая его имя. Рука на моей шее сжимается, когда я пытаюсь рухнуть на него, когда кончаю, удерживая меня откинутой назад, пока я продолжаю двигать бёдрами, трахая его.
— Вот так, возьми меня с собой, — говорит он, и я двигаюсь, трахая его, пока я продолжаю кончать и кончать, мир темнеет, а разум затуманивается. И как только я думаю, что свихнусь, потеряю сознание, начну плакать или развалюсь на части, он стонет, обхватывает мою спину и притягивает меня к себе, толкаясь вверх, глубоко заполняя меня и кончает внутри меня.
Мы лежим так долгие минуты, оба потные и задыхающиеся на полу моей гостиной.
— Так что насчёт такого кардио? Мы тоже против этого? — говорит он, и я поднимаю голову, чтобы увидеть мальчишескую улыбку на его губах.
— Заткнись, Дэмиен, — говорю я, снова падая, но целуя его в шею. Его рука отодвигает мои волосы в сторону, целуя открытую им кожу.
— Счастливого Рождества, Эбигейл. Я люблю тебя, — говорит он, его голос искренний и сладкий. Я пытаюсь пошевелиться, посмотреть на него, но его рука приковывает меня, прижимая моё тело к его.
Поэтому, чувствуя себя комфортно, когда он не смотрит на меня, я отвечаю.
— Я тоже люблю тебя, Дэмиен. Спасибо за удивительное Рождество.
Эпилог
23 Декабря
Эбби
Сегодня Рождественская вечеринка.
Прошло три года после той Рождественской вечеринки.
Рождественская вечеринка по-прежнему проходит в Рокфеллер-центре, в Радужной комнате, где собрались юристы, сотрудники, друзья и семья.
В этом году я знаю всех, кто будет там. Я встречала их всех. Я обедала с ними. Я смеялась с вместе со всеми.
Ричард не один из них.
Его уволили (хотя он написал в своих социальных сетях, что, конечно же, уволился, по словам нескольких людей, с которыми я разговаривала) перед началом нового года в тот первый год, и я не видела его после вечеринки.
Рабочая семья Дэмиена стала моей семьёй, в некотором смысле.
И вот я здесь, готовая к выходу, сижу на краю кровати, продеваю тонкий ремешок туфли через пряжку, прежде чем закрепить её, встаю и разглаживаю руками платье, которое на мне надето.
Платье потрясающее.
Обтягивающее, яркое и настолько охренительное, что я взяла перерыв на работе, чтобы примерить его, как только оно поступило в новую партию.
Совершенство.
Дэмиен ещё не видел его, и мне не терпится увидеть его реакцию.
Которая должна быть прямо…
В дверь спальни постучали.
В дверь нашей спальни, уже около двух лет.
— Входи, — говорю я, поворачиваясь к двери. Она открывается, входит Дэмиен в смокинге, его красивые черные туфли стучат по деревянному полу.
Мой чёртов мужчина.
Седины стало больше, она поползла к вискам так, что я не могу удержаться от прикосновения к ним, когда мы вместе, и морщинки от смеха на его щеках углубились, но он никогда не выглядел для меня более сексуальным.
Я двигаюсь, покачивая бедром и убирая руки по бокам, прежде чем улыбнуться ему. — Что ты думаешь?
Было время, когда я делала это застенчиво. Я спрашивала, потому что мне нужна уверенность, нужно знать, что я желанная, обожаема, любима.
Уже нет.
Не проходит и дня, чтобы Дэмиен не сказал мне, что я великолепна. Не прошепчет мне на ухо, что я — женщина его мечты, не находит способ прикоснуться ко мне, провести руками по изгибам и попытаться приблизиться.
Я знаю без сомнения, что этот мужчина поглотил бы меня, если бы мог.
— Господи, rubia, — говорит он, делая шаг ближе, пока не оказывается прямо передо мной. Я поднимаю голову, чтобы посмотреть на него, и его рука движется, чтобы обхватить мою шею, как он любит делать. Лёгкое давление, просто почувствовать пульс под его рукой.
Он не смотрит на платье, когда говорит следующее.
— В жизни не видел ничего прекраснее, — шепчет он мне в губы, а другой рукой проводит по атласу на моём бедре, притягивая меня ближе.
— У нас нет времени, Дэмиен, — говорю я, слабо улыбаясь, скрывая тот факт, что я уже пульсирую для него.
— Мы можем найти время, rubia.
— После, — говорю я хриплым голосом. — Я буду навеселе, буду полна рождественского веселья, и ты сможешь овладеть мной. — Он улыбается своей коварной улыбкой.
— Ты могла бы быть заполнена мной прямо сейчас.
— Дэмиен, — шепчу я, — мои волосы. Макияж.
— Ты знаешь, что я люблю тебя взъерошенной, rubia.
— Дэмиен. — Он отступает назад, оставляя меня чувствовать холод и почти спотыкающейся от невозможности удержать вес собственного тела. Его руки спускаются вниз по моим, хватают меня за запястья и улыбаются, пока он ждёт, когда я смогу устоять на ногах.
Ему это тоже нравится — видеть меня опьянённой из-за него.
— Ты права. У нас нет времени. — Я сморщила нос от разочарования, сексуального по своей природе, и он рассмеялся. Рука движется, нежно проводя по моей шее и убирая волосы за плечо. — Чего-то не хватает, — говорит он. Его большой палец поглаживает впадинку между моими ключицами.
— Это заявление, — говорю я, жестом указывая на экстравагантный вырез в форме сердца.
— Подожди, — говорит он, затем лезет в карман и что-то достаёт.
Коробку.
Голубую коробку, перевязанную белой лентой.
— Рождество будет только через два дня, Дэмиен, — говорю я шёпотом.
— Это не рождественский подарок, naranja, — говорит он, его голос такой же низкий. Он кладёт коробку мне в руки, и я осторожно беру её.
— Дэмиен…
— Я люблю баловать тебя. Не порти мне это, — говорит он, и я закатываю глаза. Тем не менее, я протягиваю руку к коробочке, дёргая за белую ленточку.
Это не кольцо.
Я знаю это.
Мы договорились на четыре года — четыре года вместе, четыре года встречаться, жить вместе и наслаждаться этим этапом, прежде чем мы перейдём к следующему.
У меня есть ещё один год, чтобы насладиться статусом его девушки.
Это даже не коробка подходящего размера для кольца, Эбби, напоминаю я себе, потому что, хотя я знаю до глубины души, что этот человек однажды станет моим мужем, я буду лгуньей, если скажу, что не заинтересована в ускорении нашего четырёхлетнего плана.
Но всё это вылетает у меня из головы, когда я поднимаю крышку и вижу изящную серебряную цепочку. Тонкая серебряная цепочка с огромным розовым бриллиантом прямо посередине. Цвет бледный, светло-розовый, но всё же: это розовый бриллиант.
Я ахаю.
— О, Боже, Дэмиен, — вздыхаю я, мои руки дрожат, когда я касаюсь платины, боясь прикоснуться к камню.
— Тебе нравится? — спрашивает он, и его голос неуверенный, как у маленького ребёнка. Как будто он боится, что мне это не понравится.
— Дэмиен…. это… Это слишком.
— Тебе нравится? — спрашивает он, его голос более твёрдый.
— Конечно, нравится. Посмотри на него. Оно… розовое. И сверкающее, и красивое, — говорю я, и он смеётся, вырывает коробку из моих рук, хватает ожерелье и отбрасывает коробку в сторону.
— Дэмиен!
— Это всего лишь коробка.
— Это коробка от Тиффани! Я собиралась оставить её себе!
— Я куплю тебе ещё, rubia, — говорит он низким шёпотом, поворачивая меня так, чтобы оказаться у меня за спиной, и я могла видеть его позади себя в зеркале.
Он расстёгивает застёжку ожерелья, двигаясь, чтобы надеть его мне на шею, затем застёгивает её позади меня. Наконец, он вытаскивает мои волосы из-под цепочки, прежде чем крепко притянуть меня к себе. Затем мы оба смотрим на изображение перед нами в зеркале.
— Красиво, — говорит он, положив одну руку мне на талию, а другой прослеживая драгоценный камень до его центра на моей груди. — Чертовски великолепно.
— Это так красиво, Дэмиен. Слишком, но так красиво.
Его рука перемещается к моему подбородку, удерживая его на месте. — Я говорил об этом. О тебе, Эбигейл. — Дрожь пробегает по мне. Его рука снова перемещается к бриллианту. — Сегодня вечером я буду трахать тебя, надев только это. — У меня перехватывает дыхание, а его взгляд движется по линии моего тела в отражении, останавливаясь на моих туфлях. — Вообще-то, в двух вещах. Эти туфли и этот бриллиант. — Я улыбаюсь ему.