— Ты ничего не заслуживаешь только из-за своей крови, Ричард. Ты не выигрываешь дела в одиночку. Ты не командный игрок. У всех в офисе проблемы с тобой…

— Это чушь. — И тут, к моей всепоглощающей радости, я слышу согласие и хихиканье, означающие, что в офисе действительно недолюбливают Ричарда.

Может, этот план мести стоил того, хотя бы для того, чтобы увидеть, как всё развалится.

— Это не так. Ты берёшься за дела только с паршивыми намерениями.

— Я берусь за дела, которые принесут деньги.

— Ты берёшься за дела с алчным сердцем, Ричард. Это не то, для чего нужна эта фирма.

— Эта фирма для того, чтобы зарабатывать деньги.

— И есть способ сделать это, не помогая насильникам. Не занимаясь только делами высокопоставленных клиентов.

— Я не…

— Мы с Дэмиеном собирались поговорить с тобой в следующем году и обсудить это. Но ты, похоже, так хочешь обсудить это сейчас, так что вот: фирма меняет тактику. Мы хотим помогать большему количеству людей, мудрее выбирать наших клиентов, поэтому мы не будем принимать дела, в которых есть обвинения в насилии, будь то физическом, эмоциональном или финансовом. Все клиенты должны будут подписать пункт о морали.

В зале наступает тишина, музыку отключили минуту назад, и каждый человек в комнате смотрит, внимательно слушает.

— Господи Иисусе, дедушка. Он добрался до тебя. У тебя здесь было что-то замечательное, а ты собираешься всё испортить?

— Единственный, кто сейчас всё портит, так это ты. Судя по тому, как Дэмиен смотрел на Эбби весь вечер, я не думаю, что он будет в восторге, узнав, что ты прикоснулся к ней.

— Какое мне, блять, дело до того, что он думает? — говорит Ричард, слюна летит вместе с его словами. — Он гребаный неудачник. Мусор из Бронкса, которому повезло. Он ничтожество, и только и хочет помогать неудачникам…

И от мерзких слов, вылетевших из его рта, я теряю самообладание. Я отдёргиваю руку назад, жалея, что у меня нет старшего брата, который научил бы меня наносить удары, и бью Ричарда в уже покрасневшее место, оставленное Дэмиеном.

— Блять!

Это я.

Это я кричу, потому что я думаю, что люди забывают сказать вам, что когда вы бьёте кого-то с намерением причинить ему боль, это также причиняет боль и вам.

Я трясу рукой, прыгаю, как будто это поможет, мои каблуки цокают по дорогому мраморному полу.

Но пока это происходит, я не замечаю, как три человека хватают Ричарда.

Потому что, когда я собиралась ударить его, в качестве платы за то, что он так говорил о Дэмиене, Ричард набросился на меня, пытаясь… Я не уверена.

Я правда не хочу знать.

И теперь Ричард пьяно кричит, отбиваясь от рук более крупных, гораздо более трезвых мужчин, держащих его.

— Ты, гребаная сука! — кричит он, но я даже не могу его слушать. Рука Саймона, тёплая, мягкая и добрая, так не похожая на руку его внука, касается моего локтя.

— Иди, дорогая. Тебе лучше пойти поймать моего партнёра. У него вспыльчивый характер, но то, как он смотрел на тебя сегодня… Ему просто нужно остыть. Иди и найди его.

Я должна остаться.

Я должна помочь убрать беспорядок, который я устроила.

Но вместо этого я киваю и бегу к лифту.

К сожалению, а может, и к счастью — смотря с какой стороны посмотреть, он всё ещё спускается, сейчас он на 20-м этаже из шестидесяти.

У меня нет времени ждать, пока он поднимется обратно. Вместо этого мои глаза перемещаются на лестницу, которая зовёт меня, и я ругаюсь, прежде чем начать спускаться по ней, молясь о том, чтобы не сломать ногу, не сдуть лёгкое или не расплавиться в ужасную лужу через десять этажей.

Когда я достигаю 45-го этажа, я проклинаю свои туфли.

К 30-му этажу я проклинаю платье.

На 15-м я проклинаю себя, гадая, сколько времени понадобится кому-то, чтобы найти меня, если я упаду и умру на этой лестнице.

Однако к 1-ому, когда я попадаю в вестибюль, у меня возобновляется чувство неотложности, и я выбегаю из здания на Рокфеллер-центре. Холодный воздух сотрясает мои лёгкие и обжигает кожу, но мне всё равно.

Мне нужно найти мужчину.

И тут я вижу его, переходящего 49-ю. Я перехожу её на свет, наблюдая, как лампочка "идти" превращается в оранжевую стрелку.

— Дэмиен. Дэмиен! — кричу я через дорогу, приближаясь к нему, и его тёмные волосы с седыми прядями появляются в поле моего зрения. Я вижу через дорогу, что его челюсть твёрдая, сжатая от гнева, и я удивляюсь, почему он здесь, а не направляется к парковщику. Он поворачивает голову ко мне, каким-то образом услышав меня сквозь шум нью-йоркского хаоса, и просто стоит там.

— Одну минуту! Пожалуйста! — кричу я сквозь шум, подбегая к обочине и начиная выходить на дорогу. Раздаётся гудок, но я смотрю только на Дэмиена. Его лицо застыло в панике, но кто-то хватает меня за платье, не давая мне бросится прямо в машину.

— Господи, леди, какого хрена! — спрашивает парень, которому чуть за двадцать, на его лице выражение шока, словно он не может решить, должен ли он вызвать полицию и поместить меня в психиатрическую лечебницу или это просто случай, когда Нью-Йорк есть Нью-Йорк. Я успокаивающе улыбаюсь ему и извиняюсь, благодаря его за то, что он, по сути, спас мне жизнь.

Мне должно быть стыдно.

Я чуть не умерла, пытаясь перейти через дорогу к мужчине, который определённо ненавидит меня. Мужчине, который определённо не хочет слушать мои объяснения.

Но я не смущаюсь. Я полна решимости, если что. Более решительно настроена добраться к нему, объяснить, попытаться изо всех сил спасти то, что между нами, что-то действительно, действительно чертовски хорошее.

— Дождись света, сумасшедшая ты женщина! — кричит он, перекрывая шум транспорта, и я считаю это хорошим знаком. Я полагаю, что если он говорит мне подождать, значит, он готов ждать.

Я стою там, замерзая в холоде нью-йоркской зимней ночи, хотя текущий во мне адреналин не даёт мне этого почувствовать, и жду. Я двигаюсь, неоднократно нажимая на кнопку "идти", как будто это поможет.

Это никогда не помогает.

Честно говоря, я убеждена, что эта кнопка — обман, плацебо, заставляющая вас ждать достаточно долго, чтобы вы не рисковали и не столкнулись со встречным транспортом.

Наконец, загорается зелёный свет, появляется маленький шагающий человечек, и я мчусь, бегу в этих дурацких туфлях, жалея об открытом носке и, честно говоря, о не надетом похоронном платье, в котором, возможно, было бы легче бежать.

Но потом я там, слегка подпрыгиваю, чтобы перепрыгнуть через бордюр, прежде чем оказаться перед ним.

И, чёрт возьми, он не выглядит счастливым. Он не выглядит приветливым, или весёлым, или тёплым, или как-то ещё, что я чувствую, когда обычно стою перед ним и смотрю на него.

— Пожалуйста, Дэмиен. Позволь мне объяснить.

Он не говорит ни слова, и у меня сводит живот. Он просто продолжает смотреть на меня. Где-то дальше по дороге звонит колокол Армии спасения Санты, прося пожертвования.

Я говорю первое, что приходит на ум, первое, что я могу сделать, чтобы уговорить его остаться.

— Я не думала, что ты мне понравишься, — говорю я. Его бровь приподнимается. — Блин. Чёрт. Я не… Я не это имела в виду. Я не думала, что ты будешь мне небезразличен. — Я дышу глубоко, мои лёгкие не привыкли к чрезмерным кардио нагрузкам, тем более к бегу по 60-ти лестничным пролётам, а затем через Рокфеллер на каблуках, в то время как моё сердце продолжало бешено колотиться в панике.

Движение почти незаметно, лёгкое смягчение в складке между его бровями, но я вижу это. Когда работаешь в розничной торговле, учишься читать выражения на лицах людей. Более того, когда ты работаешь в сфере макияжа, тебе приходится читать лица людей, чтобы понять, что они на самом деле думают о том, что ты им продаёшь.

— Я встречалась с Ричардом четыре года. Четыре года, которые я провела, убеждая себя, что он то, что мне нужно. Что нам суждено быть вместе. Я делала всё возможное, чтобы показать ему, что я подхожу ему, что я вписываюсь в этот… — Я машу рукой в сторону здания, из которого только что сбежала. — Глупый гребаный мир, в который я умирала от желания, чтобы он принял меня. Я создала эту фантазию в своём воображении, где мы просто… подходим друг другу. — Я смотрю на омелу в дверном проёме позади него, размышляя, каково это — нырнуть в проём и поцеловать его, когда между нами ничего не было.